Титов, Владимир Павлович

Владимир Павлович Титов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Посол России в Стамбуле
1840 — 1853
Предшественник:	Пётр Иванович Рикман
Преемник:	Александр Петрович Озеров
Член Государственного совета Российской империи
20.07.1865 — 15.09.1891
Председатель Археографической комиссии
1872 — 1891
Предшественник:	Павел Александрович Муханов
Преемник:	Афанасий Фёдорович Бычков
главноуправляющий ведомством учреждений императрицы Марии
03 — 05.1882
Предшественник:	принц Пётр Георгиевич Ольденбургский
Преемник:	Константин Карлович Грот
Рождение:	28 февраля (12 марта) 1807(1807-03-12) Новики ныне Спасский район Рязанской области
Смерть:	15 сентября (27 сентября) 1891(1891-09-27) (84 года) Харьков
Награды:

Владимир Павлович Титов, псевдоним Тит Космократов (28 февраля (12 марта) 1807, село Новики, ныне Спасского района Рязанской области — 15 (27) сентября 1891, Харьков) — русский писатель, государственный деятель, дипломат. Как писатель известен повестью «Уединённый домик на Васильевском», созданной по сюжету Александра Пушкина.

Биография

Владимир Титов окончил Московский университетский благородный пансион и Московский университет. Учился вместе с Владимиром Одоевским и Степаном Шевырёвым. В 1823—1828 служил в Московском архиве министерства иностранных дел, затем в Азиатском департаменте.

В молодости активно участвовал в литературной жизни. Вместе с Одоевским, Шевырёвым, Дмитрием Веневитиновым и другими входил в литературно-философский кружок Общество любомудрия, существовавший в 1823—1825 годах. Был знаком с Пушкиным, который вывел его под именем Вершнева в незаконченной повести «Мы проводили вечер на даче» (1835), а также Петром Вяземским, Василием Жуковским и многими другими писателями. Публиковался в журнале «Московский вестник» (1827—1828). Титов — автор романтических повестей «Уединённый домик на Васильевском» (альманах «Северные цветы на 1829») и «Монастырь св. Бригиты» (альманах «Северные цветы на 1831»), опубликованных под псевдонимом Тит Космократов.

Особое место в творчестве Титова занимает повесть «Уединенный домик на Васильевском». В 1828 году Пушкин в салоне у Карамзиных рассказал мистическую повесть, которую Титов впоследствии записал и с разрешения Пушкина опубликовал. Позднее повесть публиковалась как под именем Титова, так и под именем Пушкина.

Титов считался автором трёхтомного романа о русско-турецкой войне 1828—1829 годов «Неправдоподобные рассказы чичероне дель К…о» (1837), но позже выяснилось, что роман написал его брат, офицер Николай Павлович.

После того, как Титов оставил литературные занятия, он служил генеральным консулом в Дунайских княжествах, посланником в Константинополе и Штутгарте. С 1873 года был председателем Археографической комиссии. Был членом Государственного совета, в котором в 1882—1884 годах занимал пост председателя департамента гражданских и духовных дел. Был почетным опекуном опекунского совета учреждений императрицы Марии по Санкт-Петербургскому присутствию, членом совета воспитательного общества благородных девиц. Являлся почётным членом Санкт-Петербургской академии наук.

Унаследовал 3 тыс. в Рязанской и до 6300 десятин земли во Владимирской и Новгородской губерниях, сам приобрел еще 800 десятин в Рязанском уезде.

Производство в чины

21 декабря 1823 вступил в службу

15 апреля 1841 — действительный статский советник

22 мая 1859 — тайный советник

8 сентября 1864 — действительный тайный советник

Награды

• орден Святого Станислава 1-й ст. (1842)
• орден Святой Анны 1-й ст. (1845)
• орден Святого Владимира 2-й ст. (1855)
• орден Белого орла (1856)
• орден Святого Александра Невского (1862)
• алмазные знаки к ордену Святого Александра Невского (1869)
• орден Святого Владимира 1-й ст. (1873)
• орден Святого Андрея Первозванного
• медаль «В память войны 1853—1856»

Иностранные:

• персидский орден Льва и Солнца 2-й ст. (1831)
• греческий орден Спасителя 1-й ст. (1848)
• турецкий орден Нишан-и Имтияз высшей степени с бриллиантами (1850)
• вюртембергский орден Фридриха 1-й ст. (1856)
• Большой крест ордена Вюртембергской короны (1864)

Литература

• Быков П. [vivaldi.nlr.ru/pm000020508/view#page=770 В. П. Титов (некролог)] // Всемирная иллюстрация : журнал. — 1891. — Т. 46, № 1189. — С. 312, 314.
• Бикерман И., Пушкинские заметки. Кто такой Вершнев?, в кн.: Пушкин и его современники, в. 19—20, П., 1914
• Список гражданским чинам первых трех классов. Исправлен по 1-е июня 1878 года. — СПб.: Типография Правительствующего Сената, 1878, [elib.shpl.ru/ru/nodes/12889-spisok-grazhdanskim-chinam-pervyh-treh-klassov-ispravlen-po-1-e-iyunya-1878-goda-spb-1878#page/30/mode/inspect/zoom/4 с. 10]
• Черейский Л. А. [feb-web.ru/feb/pushkin/chr-abc/chr/chr-4354.htm?cmd=p&istext=1 Титов В. П.] // Черейский Л. А. Пушкин и его окружение / АН СССР. Отд. лит. и яз. Пушкин. комис. Отв. ред. В. Э. Вацуро. — 2-е изд., доп. и перераб. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1989.
• Чертков Л. Н. [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke7/ke7-5171.htm?cmd=p&istext=1 Титов В. П.] // Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А. А. Сурков. — М.: Сов. энцикл., 1962—1978. Т. 7: «Советская Украина» — Флиаки. — 1972.

Отрывок, характеризующий Титов, Владимир Павлович

На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.