Титов, Егор Карпович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Егор Карпович Титов
Место рождения

дер. Балахтимерево, Устюженский уезд, Новгородская губерния, Российская империя

Место смерти

близ Гданьска, Польша

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

1918—1921, 1941—1945

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Часть

173-й стрелковый полк 90-й стрелковой дивизии

Награды и премии

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Его́р Ка́рпович Тито́в (6 мая 1898, дер. Балахтимерево, Новгородская губерния — 28 марта 1945, близ Гданьска, Польша) — санитарный инструктор 173-го стрелкового полка, 90 стрелковой Ропшинской Краснознаменной ордена Суворова дивизии, рядовой (на момент представления к награждению ордену Славы 1-й степени), полный кавалер ордена Славы.





Биография

Родился 6 мая 1898 года в деревне Балахтимерево (сейчас — в Устюженском районе Вологодской области). Окончил 5 классов. В 1918 году добровольцем ушёл в Красную Армию. Участник Гражданской войны. В 1921 году вернулся домой, трудился на речном транспорте в Череповце, воспитывал троих сыновей.

С началом Великой Отечественной войны, в июле 1941 года, Шлиссельбургским РВК Ленинградской области был вновь призван в армию. Служил матросом на кораблях Балтийского флота. С августа 1941 года участвовал в боевых действиях. С очередной маршевой ротой краснофлотец Титов ушёл на сухопутный фронт. Был зачислен в первый батальон, 8-ю стрелковую роту, 173-го стрелкового полка 90-й стрелковой дивизии, которая сражалась на Ораниенбаумском плацдарме, и назначен санитаром-носильщиком. Теперь он приходил на выручку и оказывал медицинскую помощь раненым там, где кипел бой.

В 1942 году красноармеец, стрелок Титов Егор Карпович награждён медалью «За оборону Ленинграда».

07.08.1943 приказом по 173 стрелковому полку 90-й Краснознамённой стрелковой дивизии Ленинградского фронта "… за вынос с поля боя 4 и 5 августа 1943 года 24 раненых бойцов и командиров с их личным оружием и оказание им первой помощи, несмотря на сильный минометно-артиллерийский обстрел, " награждён медалью «За отвагу».

20.01.1944 приказом по 173 стрелковому полку 90 Краснознаменной стрелковой дивизии Ленинградского Фронта "…за то, что он в боях с 14 по 18 января 1944 года в районе дер. Гостилицы — Дятлицы вынес с поля боя 20 раненых бойцов и офицеров с их личным оружием и оказал помощь 12 раненым, " награждён медалью «За боевые заслуги».

В 1943 году стал кандидатом в члены ВКП(б).

Летом 1944 года 90-я стрелковая дивизия, в которой сражался красноармеец Титов, перейдя в решительное наступление, прорвала сильно укреплённую полосу обороны противника. В районе с. Райвола шли кровопролитные и упорные бои. Санитар-носильщик Титов под ураганным огнём неприятеля своевременно приходил на помощь раненым бойцам и командирам. 22.06.1944 командиром 173-го стрелкового полка был представлен к награждению орденом Красная Звезда за то, что «в бою 14 июня 1944 года районе дер. Каннаксен при прорыве второй оборонительной полосы белофиннов, в боевых порядках пехоты, под сильным артиллерийским, минометным и пулеметным огнём противника, форсировал реку Райволан-йоки, оказал первую помощь 23 раненым и организовал их переправу через реку.» 06.07.1944 приказом по частям 90-й стрелковой Ропшинской Краснознамённой ордена Суворова дивизии Ленинградского фронта награждён орденом Славы 3-й степени.

Позднее 173-й стрелковый полк вёл тяжёлые бои за высоту 38,0 в районе города Выборга. Высота была опоясана топкими болотами и переходила несколько раз из рук в руки. 30 июня Титов эвакуировал на небольшой клочок сухого луга 19 бойцов и офицеров с личным оружием. Услышав зов о помощи ещё троих раненых, едва державшихся на поверхности болотной жижи, помог им выбраться из расположения противника, несмотря на отсечной артиллерийско-миномётный и снайперский огонь, сделал перевязки и сопроводил в безопасное место. 3 июля был ранен, но остался в строю. Был представлен к награждению орденом Славы 2-й степени. Приказом от 31 июля 1944 года по войскам 21 армии Ленинградского фронта красноармеец, санитар-носильщик санитарной роты Титов Егор Карпович награждён орденом Славы 2-й степени.

Вскоре дивизию, в которой воевал Титов, перебросили на 2-й Белорусский фронт. В январе 1945 года в боях южнее города Дейч-Эйлау, при прорыве обороны противника в районе дер. Дзержаново Господский двор и дер. Швелице[pl] (Польша), санитарный инструктор Титов вынес с поля боя 23 тяжелораненых бойца и двух офицеров с их личным оружием. Будучи контуженным, не ушёл с поля боя, а продолжал оказывать помощь раненым.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года «за образцовое выполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество» красноармеец Титов Егор Карпович награждён орденом Славы 1-й степени и стал полным кавалером ордена Славы.

Заслуженную награду воин получить не успел. 28 марта 1945 года на подступах к Гданьску, спасая жизнь тяжелораненого товарища, рядовой Титов погиб. Похоронен со всеми воинскими почестями на кладбище города Ора в Польше[1].

Память

Именем Егора Карповича Титова названа одна из улиц в городе Устюжна Вологодской области.

Напишите отзыв о статье "Титов, Егор Карпович"

Примечания

  1. Ohra — немецкое название южного района г. Гданьска — Orunia (Оруня).

Литература

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=7455 Егор Карпович Титов]. Сайт «Герои Страны». Проверено 3 июля 2014.

Отрывок, характеризующий Титов, Егор Карпович

Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.