Титов, Николай Ильич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Титов
Имя при рождении:

Николай Ильич Титов

Место рождения:

с. Колывань, Томский уезд, Томская губерния, Российская империя (ныне Новосибирская область)

Род деятельности:

поэт, переводчик

Годы творчества:

1926—1960

Язык произведений:

русский

Никола́й Ильи́ч Тито́в (19061960) — русский советский поэт.



Биография

Родился в крестьянской семье. Его отец, Илья Михайлович, погиб в Первую мировую войну; вскоре после его гибели умерла мать Николая, оставив его с двумя старшими сёстрами на попечении деда Дмитрия Михайловича, прасола (расстрелянного в первые годы советской власти), и бабушки Пелагеи Ивановны.

В 1926 г. окончил сельскохозяйственный техникум. Работал жокеем. Начал печататься в 1926 г. в газете «Советская Сибирь», вошёл в круг сибирских литераторов. Подружился с Павлом Васильевым, вместе с ним путешествовал в 1928—1929 гг. по Сибири и Дальнему Востоку. По возвращении в Новосибирск работал журналистом, печатался в местной периодике.

После репрессий, постигших П. Васильева и его близких, в 1938 г. Титов вместе с женой по совету И. П. Шухова переехал в Алма-Ату. С первого года Великой Отечественной войны до начала 1950-х жил в Караганде, работал в газете «Социалистическая Караганда», писал тексты к агитокнам и песням, начал переводить казахских поэтов и акынов.

Библиография

  • Избранные стихи. — Новосибирск: Зап.-Сибирское краев. изд., 1933. — 46, [2] с.
  • Застава: Стихи. — Новосибирск: Новосибгиз, 1938. — 48 с.
    • Изд. 2-е, доп. — Новосибирск: Новосибгиз, 1939. — 44 с.
  • Шахтёрская поступь: Стихотворения. — Алма-Ата: Каз. Огиз, 1946. — 72 с.
  • Огни пятилетки: Стихи. — Алма-Ата: Каз. Огиз, 1949. — 96 с.
  • На вахте мира: Стихи. — Алма-Ата: Казгослитиздат, 1951. — 84 с.
  • Стихи разных лет. — Алма-Ата: Казгослитиздат, 1954. — 160 с.
  • Не отходя от телефона: Сатира и юмор / [Илл. В. Нестерова]. — Алма-Ата: Казгослитиздат, 1955. — 63 с.
  • Избранное. — Алма-Ата: Казгослитиздат, 1956. — 270 с.
  • Приметы осени: Лирика. Сатира / [Илл. В. В. Нестерова]. — Алма-Ата: Казгослитиздат, 1957. — 120 с.
  • Рядом с юностью: [Стихи]. — Алма-Ата: Казгослитиздат, 1959. — 68 с.
  • Избранное / Сост. М. А. Бушмакиной-Титовой, Л. Кривощёкова; [Вступ. ст. А. Брагина]. — Алма-Ата: Казгослитиздат, 1961. — 245 с.
  • Шёлковая кисточка. — [Семиголовый Дельбеген]: Две сказки. В стихах. Для детей / [Илл. Ю. Детинкина и Ю. Мингазитинова]. — Алма-Ата: Казгослитиздат, 1964. — 23 с.
  • След: Стихи / [Илл. В. И. Барышкова]. — М.: Сов. писатель, 1966. — 90 с.
  • Звон Ольхи: Избранное / Сост. М. А. Бушмакиной-Титовой; [Вступ. ст. П. Косенко; Илл. Л. Корнеева]. — Алма-Ата: Жазушы, 1971. — 136 с.
  • Приметы осени: [Стихи] / [Худож. Н. Иванов]. — Алма-Ата: Жазушы, 1984. — 174 с.

Напишите отзыв о статье "Титов, Николай Ильич"

Ссылки

  • [magazines.russ.ru/sib/2007/1/ka13.html Л. Кашина. Он не был в этой жизни пустоцветом. К 100-летию поэта Николая Титова]
  • [feb-web.ru/poetry/poetry_subpage_2.aspx?Letter=N&SecLetter=n&Biblio=3888 Справка] в «Краткой литературной энциклопедии»

Отрывок, характеризующий Титов, Николай Ильич

Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»