Титры

Титр, мн. ч. — ти́тры (фр. titre — название, заголовок, от лат.  titulus) — поясняющие надписи, использующиеся на театральной сцене и в кинопродукции.

В театре

Титры как поясняющие надписи, использующиеся на сценических подмостках во время представления, появились в Италии и оттуда распространились по всей Европе. В балете, где лишённый возможности использовать слово балетмейстер не всегда находил пантомимных воплощений для ключевых моментов сюжета, они использовались активнее всего и вышли из употребления лишь где-то к концу XIX века. Так, балетмейстер Август Бурнонвиль говоря об «отце датского балета» Винченцо Галеотти в связи с его постановкой шекспировской «Ромео и Джульетты» (1811), сообщал:

Пантомима итальянского покроя пользуется особыми вспомогательными средствами, частью состоящими из целого словаря условных жестов <…> частью ради большей ясности из знамён и транспарантов, которые, подобно ниневийским огненным письменам, предвещают роковые события. В применении этих средств Галеотти обладал умением и опытом, как немногие, и его публика, в течение двух поколений приученная понимать их, следила за развитием действия с доверчивым, даже благоговейным вниманием.

С появлением электронных табло титры активно применяются в музыкальном театре для демонстрации перевода при постановке оперных спектаклей на языке оригинала. Кроме того, они используются в специальных постановках, доступных людям с ограниченными возможностями — например, для глухих.

В кинематографе

Первые надписи в кино появляются в виде заглавных титров. Начиная с 1905 их начинают вставлять в тех местах, где они были необходимы по сюжету — до этого времени надписи иногда делали на стеклянных диапозитивах и показывали с помощью волшебного фонаря на дополнительном экранчике, помещавшемся рядом с основным.

В немом кино титры передавали содержание диалога, сообщали об изменении времени и места действия, помогали раскрытию авторского замысла. В звуковом кино сохранили значение преимущественно вступительные (заглавные) и заключительные титры. Они сопровождаются музыкальным оформлением, в качестве которого обычно используются саундтреки к тому или иному фильму или телесериалу. Внутрикадровые надписи, использующиеся при демонстрации кинокартин на иностранных языках, выпускаемых без дублирования, называются субтитрами.

Премия «Оскар» за лучшие титры вручалась лишь единожды, во время первой церемонии (1929) — она была присуждена Джозефу Фарнэму.

Если в заглавных и/или заключительных титрах инициалы актера или создателя фильма (имя и фамилия) помещаются в рамку, это значит, что на момент монтажа его уже нет в живых.

См. также

• Вступительная заставка
• Генлок

Литература

• Сергей Комаров. Немое кино // [zmiersk.ru/komarov/istorija-zarubezhnogo-kino.html История зарубежного кино]. — Москва: Искусство, 1965. — Т. 1. — 416 с.

Отрывок, характеризующий Титры

– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.