Титулатура Великих Моголов
Поделись знанием:
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.
Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
Титулатура Великих Моголов — представляет собой набор титулов на арабском, персидском, тюркском языках и на урду, используемых правителями Империи Великих Моголов (1526—1857) в своём тронном имени-титуле. Основой титулатуры был персидский титул падишах (падшах или бадшах), к которому присоединялись синонимы на других языках (например, шаханшах) и другие эпитеты, восхваляющие падишаха.
К примеру, величайший из Великих Моголов падишах Акбар I в 1578 году использовал титул «Исламский император, предводитель правоверных (Амир аль-муминин), тень Аллаха на земле (Зиллуллах), Отец победы (Абуль-Фатх), Величие веры (Джалал ад-дин), Мухаммад Акбар, Падишах и Воин ислама (Падшах-и-Гази), наисправедливейший, наимудрейший, наибогобоязненейший правитель».
Основными титулами, которые в различных комбинациях использовали Великие Моголы, были следующие:
- Алам-Панах или Джахан-Панах — означает Даритель мира или Дающий убежище Вселенной.
- ас-Султан аль-Азам — арабское слово Азам (اعظم) переводится как Великий, отсюда словосочетание означает Султан Великий; этот титул использовался в титулатуре первых Великих Моголов: Бабура, Хумаюна, Шах-Джахана и Джахангира.
- Падшах-и-Гази — состоит из персидского слова Падшах (Падишах) (پادشاه), означающего Повелитель царей (иначе говоря, Император), и арабского слова Гази (غازى) — воин ислама.
- Сахиб-у-Киран-и-Сани — титул можно перевести как Великолепный или Сияющий путеводный свет. Арабское слово Сахиб (صاحب) означает правитель, Киран на урду значит свет, а Сани — яркий или сияющий. Титул использовался в титулатуре Шах-Джахана и Акбар-Шаха II.
- Шаханшах — древнеперсидский титул Шаханшах (شاهشاه) переводится как Царь царей. Его носили падишахи Акбар I, Шах Джахан I, Аламгир I, Джахандар Шах, Рафи уд-Дараджат и Шах Джахан II.
- аль-Хакан аль-Мукаррам — тюркско-монгольский титул Хакан (Каган) (خاقان) использовался Великими Моголами, чтобы подчеркнуть своё происхождение от Чингисидов. Слово мукаррам можно перевести с языка урду как быть почитаемым.
- Зиллуллах — переводится с арабского как Тень Аллаха на земле.
- Амир аль-муминин — Повелитель (предводитель) правоверных — мусульманский титул, указывающий на духовную власть правителя. Титул использовался, в частности, падишахом Акбаром I.
Источники
- [www.vostlit.info/Texts/rus15/Allami/Tom_I/framepred.htm Абу-л Фазл Аллами. Акбар-наме. Вступление.]
- [www.royalark.net/India4/delhi.htm Detailed listing of the titles of the Mughal Imperial family]
- [dawn.com/2011/01/02/past-present-emperors-new-names/ Past present: Emperor’s new names]
Напишите отзыв о статье "Титулатура Великих Моголов"
Отрывок, характеризующий Титулатура Великих Моголов
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.
Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
