Тит Манлий Торкват (консул 165 года до н. э.)

Тит Манлий Торкват лат. Titus Manlius Torquatus
претор Римской республики
170 год до н. э. (предположительно)
понтифик
со 170 года до н. э.
консул Римской республики
165 год до н. э.
легат
162 год до н. э.
Рождение:	III век до н. э.
Смерть:	II век до н. э.
Род:	Манлии
Отец:	Авл Манлий Торкват
Дети:	Децим Юний Силан

Тит Манлий Торкват (лат. Titus Manlius Torquatus; II век до н. э.) — древнеримский политический деятель из патрицианского рода Манлиев, консул 165 года до н. э. Известен в первую очередь тем, что за злоупотребления властью осудил собственного сына.

Происхождение

Торкват принадлежал к одному из знатнейших патрицианских родов Рима. Манлии занимали высшие должности в республике, начиная с 480 года до н. э., а свой расцвет пережили в IV веке до н. э., первую и вторую трети которого Ф.Мюнцер назвал их «героическим веком». Согласно консульским фастам, у отца Тита Манлия был преномен Авл, у деда — Тит. Последний может быть идентифицирован с консулом 235 и 224 годов до н. э..

Биография

В 170 году Тит Манлий был принят в коллегию понтификов, где он сменил умершего Луция Фурия Фила. Вероятно, в том же году он был претором. В 165 году до н. э. он стал консулом вместе с плебеем Гнеем Октавием; возможно, в этой должности он помогал своему брату Авлу, выдвинувшему свою кандидатуру в консулы на следующий год и одержавшему победу на выборах.

Во время спора между братьями-Лагидами Птолемеем Филометором и Птолемеем Эвергетом римский сенат, вставший на сторону последнего, отправил Тита Манлия и Гнея Корнелия Мерулу на Восток, чтобы добиться от Филометора передачи брату Кипра (162 год до н. э.). Эвергет, путешествовавший вместе с послами, набрал в Греции наёмников, но уже в Киликии распустил их по требованию Торквата и Мерулы. Затем Мерула и Птолемей направились на Крит и в Ливию, а Тит Манлий прибыл в Александрию, чтобы заставить Филометора выполнить волю сената. Но царь затянул переговоры и силой удерживал посла у себя. Титу Манлию так и не удалось ничего добиться. Когда в следующем году в Рим прибыли посольства обоих Птолемеев, Торкват и Мерула горячо поддержали Эвергета, и поэтому сенат решил разорвать союз с Филометором.

Следующие двадцать лет Тит Манлий не упоминался в источниках. К 141 году до н. э. он наверняка был одним из не только знатнейших, но и старейших членов коллегии понтификов, а поэтому для него должно было стать серьёзным личным поражением избрание главой этой коллегии после смерти Публия Корнелия Сципиона Назики Коркула сына последнего — Назики Серапиона.

Под 140 годом до н. э. Торкват упоминается в источниках в последний раз. В это время его сын Децим Юний Силан (усыновлённый одним из Юниев) был обвинён македонянами в злоупотреблениях во время наместничества в их провинции. Тит Манлий добился от сената разрешения сначала самому рассмотреть эту тяжбу. Выслушав обе стороны, он постановил, что его сын виновен и отрёкся от него как недостойного республики и отеческого дома. Децим Юний, не выдержав этого позора, повесился, а Торкват даже отказался присутствовать на его похоронах.

Источники и литература

Источники

1. [ancientrome.ru/gosudar/capitol.htm Fasti Capitolini]. Сайт «История Древнего Рима». Проверено 10 апреля 2016.
2. Валерий Максим. Достопамятные деяния и изречения. — СПб.: Издательство СПбГУ, 2007. — 308 с. — ISBN 978-5-288-04267-6.
3. Тит Ливий. История Рима от основания города. — М.: Наука, 1994. — Т. 3. — 768 с. — ISBN 5-02-008959-1.
4. Полибий. Всеобщая история. — М.: АСТ, 2004. — Т. 2. — 765 с. — ISBN 5-17-024957-8.
5. Цицерон. О пределах блага и зла // О пределах блага и зла. Парадоксы стоиков. — М.: Издательство РГГУ, 2000. — С. 41—242. — ISBN 5-7281-0387-1.

Литература

1. Broughton T. Magistrates of the Roman Republic. — New York, 1951. — Vol. I. — P. 600.
2. Hölbl G. Geschichte des Ptolemäerreiches. Politik, Ideologie und Religiöse Kultur von Alexander dem Großen bis zur römischen Eroberung. — Darmstadt, 1994. — ISBN 3-534-10422-6.
3. Huß W. Ägypten in hellenistischer Zeit 332-30 v. Chr.. — München, 2001. — 885 с. — ISBN 978-3406471544.
4. Münzer F. Manlius // RE. — 1942. — Bd. ХIV, 1. — Kol. 1149—1153.</span>
5. Münzer F. Manlius 83 // RE. — 1942. — Bd. ХIV, 1. — Kol. 1209—1210.</span>

Отрывок, характеризующий Тит Манлий Торкват (консул 165 года до н. э.)

– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.