Тит Юлий Максим Манлиан Брокх Сервилиан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тит Юлий Максим Манлиан Брокх Сервилиан
лат. Titus Iulius Maximus Manlianus Brocchus Servilianus
Консул-суффект Римской империи
112 год
 

Тит Юлий Максим Манлиан Брокх Сервилиан Авл Квадроний Луций Сервилий Ватия Кассий (лат. Titus Iulius Maximus Manlianus Brocchus Servilianus Aulus Quadronius Lucius Servilius Vatia Cassius) — римский политический деятель конца I века.

Брокх происходил из Нарбонской Галлии. Около 85 года он входил в состав коллегии квиндецемвиров для судебных разбирательств. Затем он был военным трибуном V Македонского легиона. В 88/89 году Манлиан получил наградное копьё.

Также он занимал должности квестора Бетики, эдила, претора, судебного легата Тарраконской Испании, легата I Вспомогательного легиона. В 106 году Брокх находился на посту легата IV Флавиева легиона. В 110 году он был наместником Нижней Паннонии. В 112 году Сервилан стал консулом-суффектом.

Напишите отзыв о статье "Тит Юлий Максим Манлиан Брокх Сервилиан"



Литература

  • Sarah Hillebrand, [archiv.ub.uni-heidelberg.de/volltextserver/volltexte/2007/7393/pdf/Publikationsfassung.pdf Der Vigintivirat: Prosopographische Untersuchungen für die Zeit von Augustus bis Domitian] S. 42, 210.

Отрывок, характеризующий Тит Юлий Максим Манлиан Брокх Сервилиан


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.