Тифарити

Город Тифарити تيفاريتي Флаг Страна Марокко/Сахарская Арабская Демократическая РеспубликаМарокко/Сахарская Арабская Демократическая Республика Вилайя Эс-СмараЭс-Смара Даир Тифарити Координаты 26°09′29″ с. ш. 10°34′01″ з. д.26.15806° с. ш. 10.56694° з. д. / 26.15806; -10.56694    Мэр Мохаммед Салем Дайях Официальный язык арабский Население 3 000 человек (2010) Часовой пояс UTC+0 Тифарити

К:Статьи о населённых пунктах без категории на Викискладе

Тифарити (араб. تيفاريتي‎, исп. Tifariti, также исп. Tifarita) — город-оазис на западе Западной Сахары, центр северной части Свободной зоны, контролируемой силами ПОЛИСАРИО, и новая фактическая временная столица Сахарской Арабской Демократической Республики (вместо Бир-Лелу ранее) ввиду расположения её органов власти. Расположен к востоку от Марокканской стены и в 15 километрах к северу от мавританской границы. Находится между городом Смара (177 км), крупным религиозным центром, основанным шейхом Ма аль-Айнином, и алжирским городом Тиндуф (320 км), в окрестностях которого расположены четыре лагеря беженцев из Западной Сахары. В Тифарити имеются правительственный квартал со зданием парламента, мечеть, школа, госпиталь и музей. Население города составляет около 3000 человек.

История

Тифарити был сезонным городом-оазисом для жителей Западной Сахары, арабоязычных бедуинов, контролирующих эти территории со времен Средневековья. В 1912 году экспедиция Французского Иностранного легиона под командованием капитана Жерара, пытавшаяся соединиться с войсками в Марокко, была уничтожена кочевниками-повстанцами вблизи Тифарити. Впоследствии город использовался испанскими колонизаторами в качестве военного форпоста в пустыне. По современным оценкам, в 1975 году население Тифарити составляло 7 тысяч жителей. Большинство из них покинуло город в 1976 году из-за вспыхнувшей войны с Марокко. В Тифарити всегда было немного постоянных строений по причине кочевого образа жизни сахарцев.

Тифарити во время войны в Западной Сахаре

Тифарити был местом нескольких сражений во время войны в Западной Сахаре и служил военной базой и опорным пунктом для обеих сторон в разные моменты войны. Он также использовался в качестве перевалочного пункта для сахарских беженцев по пути в Тиндуф во время фазы вторжения. По некоторым сведениям, в январе 1976 года в окрестностях города насчитывалось до 15 тысяч беженцев. В феврале того же года город был ненадолго занят армией Марокко, но спустя два месяца она отступила, а город в марте 1977 года оккупировали силы Народной армии освобождения Сахары. Летом 1977 года Тифарити снова оказался под контролем марокканской армии, на этот раз почти на два года. В марте 1979 года после сражения под Тифарити город был взят войсками ПОЛИСАРИО и НАОС. В 1980-е годы к северу от Тифарити была построена Марокканская стена, а местность вокруг города была заминирована. Мины до сих пор представляют большую опасность в таких районах, как Мехайрес, Тифарити и Бир-Лелу, где армия Марокко проводила наступательные операции в августе-сентябре 1991 года. Кроме того, следует опасаться неразорвавшихся кассетных бомб, которых все еще много в этих местах. В августе 1991 года, незадолго до прекращения огня, Королевские ВВС Марокко неоднократно бомбили Тифарити, разрушая здания и колодцы, в результате чего погибли десятки мирных жителей.

Инфраструктура

В период с 1989 по 1991 годы в городе были построены больницы и административные здания при помощи иностранных агентств, содействовавших ООН в подготовке возвращения сахарских беженцев и проведения референдума по вопросу независимости или интеграции с Марокко. Эта инфраструктура была разрушена марокканскими ВВС в августе 1991 года, за несколько дней до прекращения огня.

В 1999 году был торжественно открыт «Госпиталь Наварры», построенный в сотрудничестве с ассоциациями солидарности из этого испанского автономного сообщества. В январе 2001 года пациенты и оборудование госпиталя были эвакуированы из-за угрозы возобновления войны. Наконец, в феврале 2006 года госпиталь вновь открылся.

21 мая 2005 года, во время празднования 32-летней годовщины создания фронта ПОЛИСАРИО, президент САДР, Мохаммед Абдельазиз заложил первый кирпич в фундамент здания парламента САДР (Сахарский национальный совет), а также первый кирпич в основание нового района «Квартал Солидарности». Этот район из 150 домов, построенный при помощи андалузских провинций Севильи и Малаги, был торжественно открыт 21 февраля 2007 года, в годовщину провозглашения независимости САДР. 21 декабря того же года была открыта мечеть.

29 февраля 2008 года началось строительство здания мэрии, небольшой плотины, чтобы обеспечить местное население водой, и спортивного комплекса, финансируемого ЮАР. 20 июля 2009 года Салек Баба, министр реконструкции и урбанизации САДР, посетил Тифарити для оценки работы над строительством районов «Тадамун» и «Салам» и мини-завода по опреснению воды. 30 октября того же года Абделькадер Талеб Умар, премьер-министр САДР, открыл новый район из 20 домов.

Недалеко от Тифарити расположена взлётно-посадочная полоса ООН и база миротворческих сил МООНРЗС.

Политика

В октябре 2003 года в Тифарити прошел XI Генеральный съезд фронта ПОЛИСАРИО, на котором произошло переизбрание Мохаммеда Абдельазиза в должности генерального секретаря (за него было отдано 92 % голосов) и избрание должностных лиц исполнительного Национального Секретариата.

В декабре 2007 года, XII Генеральный съезд фронта ПОЛИСАРИО снова прошел в Тифарити, в присутствии 250 международных делегатов. Абдельазиз был переизбран еще раз (85 %), хотя он предложил ввести чередование в руководстве ПОЛИСАРИО. Кроме того, были избраны члены Национального Секретариата .

В период с 2010 по 2012 годы бывший министр САДР Ларабас Саид Джумани был первым мэром Тифарити. В 2012 году его заменил Мохаммед Салем Дайях.

Культура

В феврале 2009 года в городе состоялась «Международная конференция по вопросам урбанизации и реконструкции освобожденных районов». Её участники подписали «Тифаритскую декларацию», с тремя основными целями:

• Восстановление и реконструкция освобожденных районов Западной Сахары
• Сохранение испанского языка путём создания Сахарской академии испанского языка
• Содействие созданию Университета Тифарити

Фестивали

С 2007 года в Тифарити проводится «ARTifariti» — ежегодная встреча художников из разных стран. Художественные произведения создаются в городе и остаются там, в музее Тифарити или на открытом воздухе.

Археологический парк

В нескольких километрах от Тифарити находится археологический парк «Эркез», не имеющий аналогов в регионе. Там можно увидеть относящиеся к палеолиту или эпипалеолиту следы изготовления камней, могильные насыпи и более сотни пещер с наскальной живописью.

Спорт

С 2009 года в Тифарити финиширует «Sahara Bike Race», ежегодная велосипедная гонка, маршрут которой начинается в лагере беженцев Эль-Аюн и проходит вдоль Марокканской стены.

Города-побратимы

• Альяна, Италия
• Артеа, Испания
• Аруша, Танзания (с 21 декабря 2009 года)
• Бедиа, Испания
• Маскара, Алжир (с 9 июля 2008 года)
• Мбея, Танзания (с 21 декабря 2009 года)
• Мондрагон, Страна Басков, Spain
• Мванза, Танзания (с 21 декабря 2009 года)
• Понтассьеве, Италия
• Севилья, Испания
• Синья, Италия
• Танга, Танзания (с 21 декабря 2009 года)
• Вента-де-Баньос, Испания (с 10 декабря 2009 года)
• Тимбукту, Мали
• Трусиос, Испания

Отрывок, характеризующий Тифарити

– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.