Тихвинская стратегическая наступательная операция

Тихвинская стратегическая наступательная операция
Основной конфликт: Вторая мировая война Великая Отечественная война Битва за Ленинград
Дата	10 ноября — 30 декабря 1941 года
Место	Ленинградская область
Итог	Победа Красной армии
Противники
СССР СССР Третий рейх Третий рейх Испанские добровольцы (Голубая дивизия)
Командующие
К. А. Мерецков Вильгельм фон Лееб Куно фон Бот
Силы сторон
192 950 человек 140 000 человек
Потери
48 901 человек 31 100 единиц стрелкового оружия 70 танков 2293 орудий и миномётов 82 боевых самолёта 40 751 человек

См. также: Тихвинская оборонительная операция и Хроника Тихвинских операций

Тихвинская стратегическая наступательная операция (10 ноября — 30 декабря 1941 года) — принятое в советской историографии название контрнаступления советских войск из района Тихвина, Волхова, Малой Вишеры, во время Великой Отечественной войны, часть Ленинградской битвы 1941—1944 годов. В рамках стратегической операции проведены Тихвинско-Киришская и Мало-Вишерская фронтовые наступательные операции.

Территория и период, охваченные операцией

Территория

Боевые действия сторонами в ходе операции велись на востоке Ленинградской области. С севера граница операции ограничилась к началу операции рубежом южнее железнодорожной линии Синявино — Войбокало — Волхов, южными подступами к Волхову, затем по железнодорожной линии (местами перерезанной немецкими войсками) до Тихвина, районом севернее, восточнее и южнее Тихвина, окружая его, затем проходила на юго-запад через станцию Тальцы, Бережок, через район несколько восточнее и юго-восточнее Малой Вишеры выходила на Волхов несколько севернее Дубровки. По Волхову до Киришей проходила западная граница операции, у Киришей она поворачивала на северо-запад через Вороново вновь до железнодорожной ветки. К окончанию операции линия фронта проходила в целом по восточному берегу Волхова, с плацдармами как советских войск на западном берегу реки, так и немецких на восточном (Киришский плацдарм). От Киришей линия фронта поворачивала на северо-запад, проходя в общем по железной дороге Кириши — Мга, не доходя Мги поворачивала на север до Ладожского озера.

Ширина фронта боевых действий составила 300—350 километров, глубина продвижения советских войск — 100—120 километров при среднесуточном темпе наступления 2 — 2,5 километра.

Период

Операция проводилась с 10 ноября по 30 декабря 1941 года. Дата начала операции указана так, как она определена официальной советской историографией, однако она является весьма условной. Советские войска в южной части территории, охваченной операцией, в районе Малой Вишеры перешли в наступление уже 12 ноября, а части Новгородской армейской оперативной группы даже 10 ноября (откуда взята и дата начала операции), но вместе с тем, на северной части территории бои в ходе Тихвинской оборонительной операции с частями противника, которые не оставляли попыток прорваться к Ладожскому озеру продолжались у Волхова до 25 ноября, а у Войбокало и в первой декаде декабря 1941 года.

Дата окончания операции тоже в достаточной степени условна и определяется по восстановлению позиций советских войск (за некоторыми изъятиями) по реке Волхов, которые были утеряны в ходе отступления.

Операции непосредственно предшествовала во времени и пространстве Тихвинская оборонительная операция. Продолжением операции в том же регионе со стороны советских войск стала Любанская наступательная операция.

Предпосылки и планы сторон на операцию

Планы Германии

В ходе немецкого наступления, получившего в советской историографии название Тихвинская оборонительная операция, немецкие войска форсировали Волхов, после чего почти сумели выйти к южному берегу Ладожского озера, захватили Тихвин, перерезав железную дорогу — единственный реальный путь снабжения блокадного Ленинграда и несколько продвинулись в направлении на Бологое. В полной мере цели операции, определённые немецким командованием, не были достигнуты, а в условиях отсутствия достаточных резервов, больших потерь (так, в 8-й танковой дивизии к 10 ноября 1941 года насчитывалось только 38 танков и около 30 % штатных транспортных средств), растянутости коммуникаций, в основном проходящих по бездорожью, наконец, наступивших морозов, дальнейшее наступление немецких войск становилось невозможным почти на всех направлениях, хотя и попытки его на направлении главного удара через Тихвин продолжались до середины ноября 1941 года, а у Волхова до декабря 1941 года.

Уже 23 ноября 1941 года немецкое командование определило, что задача соединения с финскими войсками на реке Свирь является задачей на 1942 год.

Таким образом, наступление немецких войск на Свирь через Тихвин было приостановлено, следовательно насущной задачей стало удержание Тихвина до 1942 года. Положение дел на южном фланге, у Малой Вишеры, если и не устраивало немецкое командование, то ввиду отсутствия резервов, других вариантов, кроме обороны у него не было. Вместе с тем, на севере задача немецких войск оставалась прежней — выход к южному берегу Ладожского озера.

Планы СССР

Советские войска к началу операции занимали охватывающее положение по отношению к войскам противника, что создавало предпосылки для проведения достаточно масштабной операции, включающей в себя не только возвращение утраченной территории, но и окружение войск противника с дальнейшим уничтожением, причём как непосредственно у Тихвина, так и в более широких масштабах: окружение всей группировки войск противника восточнее Волхова. Задача советским войскам формулировалась как контрнаступление с выходом на правый берег Волхова на всём его протяжении и захват плацдармов на левом берегу реки.

Задача по плану должна была быть решена путём нанесения ряда ударов по сходящимся направлениям на Кириши и Грузино. Нанесение главного удара возлагалось на 4-ю армию из района Тихвина на Будогощь и Грузино. В ходе удара войска армии должны были решить промежуточную задачу: отрезать войска 39-го моторизованного корпуса в Тихвине. После этого перед армией стояла задача выйти к Волхову и соединиться в районе Киришей с войсками 54-й армии, а в районе Грузино с войсками 52-й армии, таким образом отрезав пути отхода для всех частей противника, находящихся восточнее Волхова. 54-я армия в свою очередь получила задачу нанести удар по левому флангу группы «Бекман» (организована 20 ноября 1941 года) в направлении Кириши. 52-й армии во взаимодействии с Новгородской армейской группой Северо-Западного фронта предписывалось уничтожить противника в районе Малой Вишеры и, выйдя к Волхову, соединиться с 4-й армией, таким образом довершив создание с юга сплошного фронта по реке.

Силы сторон и их расстановка перед началом операции

СССР

К началу операции советское командование располагало:

• 54-й армией (генерал-майор И. И. Федюнинский), оборонявшейся начиная от берега Ладожского озера через Вороново, затем параллельно железной дороге Мга — Войбокало — Волхов; после Волхова также по железной дороге на Тихвин приблизительно на половину расстояния до Тихвина. В составе 54-й армии была выделена Волховская оперативная группа, которая собственно и принимала участие в операции; части, не вошедшие в состав группы, держали оборону по восточном фасу немецкого вклинения к Ладоге в районе Синявино, не допуская расширения клина на восток.
• 4-й отдельной армией (генерал армии К. А. Мерецков), которая держала оборону начиная от позиций 54-й армии по железной дороге Волхов — Тихвин, с охватом Тихвина с севера, востока и юга. В её составе были соответственно выделены Северная, Восточная и Южная оперативные группы.
• 52-й отдельной армией (генерал-лейтенант Н. К. Клыков), которая держала оборону от Малой Вишеры на северо-восток, через Тальцы почти до позиций 4-й армии (как такового стыка очевидно не было, ввиду непроходимой местности)
• Новгородской армейской оперативной группой, которая держала оборону от Малой Вишеры фронтом на юго-запад до Волхова севернее Новгорода и далее на юг по Волхову.

Германия

• 16-я армия из состава группы армии «Север»

Ход операции

Мало-Вишерская фронтовая наступательная операция

В Мало-Вишерской наступательной операции приняли участие Новгородская армейская оперативная группа Северо-Западного фронта и 52-я отдельная армия. Им противостояли 126-я пехотная дивизия и испанская 250-я пехотная дивизия, а также позднее присоединившиеся некоторые части резервных 61-й пехотной дивизии и 223-й пехотной дивизии и 215-я пехотная дивизия.

Новгородская армейская оперативная группа Северо-Западного фронта выполняла вспомогательную задачу в ходе операции. На войска группы возлагалось: прочно обороняя частью сил рубеж Пахотная Горка, устье реки Мста восточнее Новгорода, главными силами наступать в направлении на Селищенский Посёлок, уничтожить совместно с 52-й армией войска противника и овладеть плацдармом на левом берегу Волхова в районе Селищенского Посёлка.

10 ноября 1941 года части группы перешли в наступление, однако без всякого успеха. 12 ноября к наступлению присоединились части 52-й армии южнее и восточнее Малой Вишеры.

Наступление советских войск в ходе операции развивалось очень медленно. Первой задачей армии было взятие Малой Вишеры. 52-я армия наступала на 48-километровом фронте от Зеленшины до деревни Поддубье в 14 километрах южнее Малой Вишеры, не создав сколько-нибудь выраженной ударной группировки, растянув по фронту все четыре дивизии в первом эшелоне. Таким образом, непосредственно на штурм хорошо укреплённого посёлка пришлось только два полка 259-й стрелковой дивизии, которыми, без надлежащей разведки и артиллерийской поддержки, в лоб штурмовалась Малая Вишера до 19 ноября. 20 ноября в ночном бою части армии, предприняв обходной манёвр, вынудили 126-ю пехотную дивизию оставить посёлок, но далее наступление развивалось также очень медленно. Бои под Малой Вишерой только 16 ноября отметил в своём дневнике Франц Гальдер, но охарактеризовал их, как «очень сильное давление».

К 9 декабря советские войска смогли продвинуться лишь на 20 километров на запад от Малой Вишеры. С 12 декабря, судя по записям Ф. Гальдера, давление советских войск стало сильным и постоянным. Немецкие войска планомерно отступали, в том числе и перед частями Новгородской армейской группы, которая вынудила испанцев оставить опорные пункты Посад, Отенский и Шевелево. 15 декабря был отдан приказ об отводе немецких войск и их союзников из района Малой Вишеры на западный берег Волхова. К 23 декабря немецкие войска переправились через Волхов, а советские войска соответственно, вышли к Волхову, восстановив позиции октября 1941 года, и немедленно приступили к захвату плацдармов. Только 25 декабря советские войска сумели захватить несколько плацдармов южнее Грузино (259-я и 267-я дивизии), но со всех, кроме одного, захваченного силами 111-й стрелковой дивизии, в районе Водосье северо-восточнее Чудово, где была перерезана железная дорога Кириши — Чудово были сброшены. За немецкими войсками остался также плацдарм в Грузино (и оставался в их руках в дальнейшем вплоть до января 1944 года).

Тихвинско-Киришская фронтовая наступательная операция

Наступление войск 4-й армии

Ещё 10 ноября 1941 года в составе 4-й армии были созданы три оперативных группы:

• Северная оперативная группа (два полка 44-й стрелковой дивизии, 1067-й стрелковый полк, снятая с позиций на Свири 46-я танковая бригада), развернувшаяся в районе севернее и северо-западнее Тихвина;
• Восточная оперативная группа (свежая 65-я стрелковая дивизия, 191-я стрелковая дивизия, 27-я кавалерийская дивизия, полк 44-й стрелковой дивизии, 121-й танковый полк, 128-й отдельный танковый батальон), развернувшаяся в районе восточнее и юго-восточнее Тихвина.
• Южная оперативная группа (4-я гвардейская стрелковая дивизия, 92-я стрелковая дивизия, 292-я стрелковая дивизия, 120-й танковый полк), развернувшаяся в районе много (в сравнении с предыдущими группами) южнее и юго-западнее Тихвина.

Между Восточной и Южной оперативными группами части 60-й танковой дивизии и 27-й кавалерийской дивизии, были объединены в группу под командованием генерала А. А. Павловича.

Немецкое командование придавало большое значение удержанию Тихвина, как в целях сохранения позиций для весеннего наступления, так и в целях сохранения контроля над железнодорожной коммуникацией, посредством которой осуществлялось снабжение немецких войск. Однако собственных сил было явно недостаточно и уже 17 ноября оперативный отдел ОКХ запросил финское командование об активизации финских войск, выясняя возможность наступления их с рубежа реки Свирь к Тихвину.

Из воспоминаний представителя немецкого верховного главнокомандования в ставке финской армии генерала В. Эрфурта:

Однако вскоре обнаружилось, что преодолеть кризис никоим образом не удастся. Русские думали не о том, чтобы прекратить бой восточнее Тихвина, а о том, чтобы с дополнительно подведенными силами, которые частично оттягивались с фронта, развернутого перед Карельской армией, перейти в контрнаступление в направлении группы армий «Север». Для преодоления возникшей на этом участке опасности верховное командование сухопутных войск Германии обратилось в финскую ставку с просьбой о том, чтобы Карельская армия путём повышения боевой активности, по возможности, связала русские войска на этом участке перед своим фронтом.

По плану операции Северная оперативная группа должна была своим правым, дальним от Тихвина флангом, наступать в южном направлении и перехватить шоссейную и железную дороги Тихвин — Волхов, таким образом отсечь противнику пути отхода в западном направлении. Ей навстречу двигалась оперативная группа Павловича, которая должна была перехватить грунтовую и железную дороги Тихвин — Будогощь и перерезать пути отхода в юго-западном направлении. Таким образом, усилиями этих групп должно было быть создано внутреннее кольцо окружения войск противника в Тихвине. Южная оперативная группа должна была отрезать пути отхода на дальних подступах к Тихвину, на случай, если «если встречный удар Иванова и Павловича не удастся и борьба у западной городской окраины примет затяжной характер». Восточная оперативная группа и левый фланг северной оперативной группы атаковали непосредственно Тихвин.

Наступление войск 4-й армии началось 19 ноября, и сразу стало иметь характер встречных боёв. Немецкие войска не только упорно оборонялись, но и сами контратаковали советские войска. Ни одна из оперативных групп свою задачу не выполнила: 65-я стрелковая дивизия, основная действующая сила Восточной группы, атаковавшая Тихвин сначала с юго-востока, а затем с юга, сумела выйти только в пригороды Тихвина, где была остановлена. Южная оперативная группа вначале имевшая небольшое продвижение на северо-запад в направлении Ситомли также вынуждена была прекратить наступление; оперативная группа Павловича не имела никакого значимого продвижения. Несколько успешнее действовал правый фланг Северной группы: 44-я стрелковая дивизия сумела путём многочисленных атак взять мощный укреплённый пункт в селе Лазаревичи, однако перерезать железную дорогу ей не удалось, и более того: дивизия вновь была выбита из села. Тем не менее, дорога осталась в зоне действия артиллерии и не могла быть использована как путь отхода и у немецких войск фактически осталась одна коммуникация: грунтовая дорога, идущая из Тихвина на Липную Горку и далее на Будогощь. С 26 ноября наступление было возобновлено, по сути с прежними задачами, однако существенного изменения в позициях не произошло.

Советские войска приступили к перегруппировке и новому планированию наступления. Основные усилия переносились на левый фланг армии. На усиленную 1-й гренадерской бригадой оперативную группу Павловича возлагалась задача главного удара вдоль реки Сясь. Правый фланг Северной оперативной группы наносил вспомогательный удар. 65-я стрелковая дивизия продолжала наступление на Тихвин, сместив полосу наступления на юг и юго-запад от города. Немецкое командование ещё в конце ноября 1941 года усилило оборону Тихвина свежей, переброшенной из Прибалтики 61-й пехотной дивизией, которая до этого была задействована в оккупации островов Моонзундского архипелага.

Войска армии перешли в наступление 5 декабря и сумели достаточно быстро достигнуть успехов. Северная группа очистила в первый же день наступления весь правый берег реки Тихвинка на участке Овино, Лазаревичи (однако форсировать реку сумела только 9 декабря). Таким образом войска группы перерезали шоссейную дорогу Тихвин — Волхов. Войска оперативной группы Павловича к исходу первого дня наступления взяли Ново-Андреево и Шибенец, перерезав грунтовую дорогу из Тихвина на Будогощь, и продолжили наступление в сторону Липной Горки. Восточная оперативная группа, к 8 декабря, прорвав укрепления в пригородах, вышли на окраины города. Войска Южной оперативной группы продолжали пробиваться к Ситомле и участку дороги Ситомля — Будогощь (на подступы к дороге вышли 3 декабря). Немецкое командование было поставлено перед фактом возможного окружения всех своих войск в Тихвине, и 8 декабря генерал-лейтенант Хеннике, командир 61-й пехотной дивизии и одновременно командующий обороной Тихвина, вопреки мнению фюрера, принял решение оставить город. Для вывода войск из Тихвина необходимо было сохранить коридор, и в этих целях немецкие войска нанесли мощные контрудары, освободив для себя дорогу.

С 8 декабря немецкое командование начало эвакуацию войск из Тихвина, оставив там достаточно много оружия и транспорта (42 орудия, 46 миномётов, 190 пулемётов, 102 грузовика, 27 танков, 10 бронемашин, 2700 винтовок, 110 автоматов, 28 тысяч снарядов, 30 тысяч гранат, 17,5 тысяч мин, 210 тысяч патронов, а также продовольственные склады и базу с горючим.

9 декабря 65-я стрелковая дивизия с юга и 191-я стрелковая дивизия с северо-востока, перешли в массированное наступление на Тихвин, в котором в качестве арьергарда остался 151-й пехотный полк 61-й пехотной дивизии и освободили город. В этот же день фельдмаршал Лееб отдал приказ о выравнивании линии фронта, что фактически означало отход к Волхову.

С этого момента наступление советских войск свелось к преследованию отступающего противника и боями с арьергардами, а усилия немецкого командования были направлены на удержание коридора к Волхову и плановую эвакуацию. Обеим сторонам мешала погода и состояние коммуникаций.

Это был ужасный переход: усталые, изнурённые, истекающие кровью солдаты, многие дни уже не видевшие горячей пищи и замерзавшие при самом пустяковом ранении, плелись вспять. Вокруг серых колонн — лишь крайне редко встречалось зимнее обмундирование (!) — ползали русские танки, шныряли советские кавалеристы и рассыпались цепи вражеских стрелков. Вдобавок непрестанно носились самолёты, словно коршуны налетали на колонны и обстрелом из бортового оружия пробивали в них всё новые и новые бреши.

На юго-запад преследование противника проводили войска Восточной (Центральной) оперативной группы и Южной оперативной группы; Северная группа наступала от Тихвина в направлении Осташева Горка — Зеленец. По плану командования 4-й армии к 10 декабря войска Восточной группы должны были продвинуться до реки Сясь и овладеть этим рубежом, к 11-му — 12 декабря очистить от противника район восточнее реки Ситомли, а северную группу вывести на рубеж Осташева Горка — Зеленец. Затем, в течение 13-го — 15 декабря предполагалось развернуть преследование отходящего противника и выйти северной группой в район станции Мыслино, а центральной группой — в район Будогощь. Однако наступление развивалось медленнее, только 15 декабря советские войска взяли Ситомлю, к 19 декабря вышли к реке Лынка. Это создавало угрозу окружения немецких войск юго-восточнее Волхова, в результате чего, под давлением в том числе и войск 54-й армии немецкие войска начали отход, что позволило к 24 декабря 1941 года полностью очистить от противника железную дорогу Тихвин — Волхов. 21 декабря войска правого фланга 4-й армии соединились в районе Лынки в 20 километрах юго-восточнее города Волхова с войсками 54-й армии (3-я гвардейская и 310-я стрелковые дивизии).

17 декабря войска 4-й армии и 52-й армии были объединены в Волховский фронт; кроме того Новгородская армейская оперативная группа вошла в состав 52-й армии.

21 декабря была освобождена Будогощь и уже 22 декабря передовые части (65-я стрелковая дивизия и 92-я стрелковая дивизия) 4-й армии вышли на Волхов между Киришами и Лезно и приступили к его форсированию, что было обусловлено указаниями Ставки ВГК на проведение без остановки широкомасштабной операции, в результате которой был бы освобождён Новгород и вся территория восточнее Ленинграда. В дальнейшем эти планы, с развитием событий, были скорректированы и впоследствии операция получила наименование Любанской.

В последнюю декаду декабря 1941 года войска 4-й армии постепенно выходили к Волхову и приступали к форсированию реки с целью захвата плацдармов, и практически везде безуспешно, в том смысле, что плацдармы если захватывались, то за редкими исключениями, быстро ликвидировались немецкими войсками. Кроме того, войска армии штурмовали оставшийся немецкий плацдарм в Киришах, и тоже без успеха.

Наступление войск 54-й армии

Перед началом наступления Волховская оперативная группа (сформирована 28 октября 1941 года, подчинена 54-й армии 12 ноября) получила задачу остановить наступление противника (Оперативная группа «Бёкман») на Волхов и Войбокало, после чего нанести удар по левому флангу группы противника в направлении Киришей, отрезать ей и войскам 39-го моторизованного корпуса пути отхода за Волхов запад и, взаимодействуя с войсками 4-й армии, уничтожить войска противника.

К 25 ноября немецкое наступление непосредственно на Волхов приостановилось и линия фронта проходила южнее Волхова в 6 километрах. На восток от Волхова линия фронта проходила через Раменье, Дуброву, и Остров. Ввиду сильного сопротивления советских войск на этом участке, немецкое командование сместило направление главного удара в обход Волхова западнее, в направлении на Шум — Войбокало (что позднее было немецким командованием признано неправильным решением).

28 ноября советские войска в составе 16-й танковой бригады, 310-й стрелковой дивизии, 311-й стрелковой дивизии, 3-й гвардейской стрелковой дивизии и 6-й бригады морской пехоты перешли в наступление, и в тяжёлых боях с частями 11-й, 21-й пехотных и 8-й танковой дивизии немного отодвинули войска противника от Волхова и частично освободили железную дорогу Волхов — Тихвин. В направлении же западнее Волхова продолжалось немецкое наступление. Смена направления удара оказалась в известной степени неожиданной для советского командования, поскольку на этом направлении не оставалось боеспособных частей РККА. Это вынудило спешно перебрасывать в район Войбокало недоукомплектовавшиеся части (например 311-й стрелковой дивизии) и в конечном итоге к 1 декабря они смогли остановить немецкое наступление чуть южнее Войбокало, а с 3 декабря советские войска перешли в наступление созданной ударной группой (311-я, 285-я, 80-я стрелковые дивизии, 6-я бригада морской пехоты и 122-я танковая бригада). В первый день наступления ударная группа сумела вклиниться в оборону противника и блокировала его опорные пункты в Опсала, Овдекала, Тобино, Падрила и совхозе «Красный Октябрь». Однако на этом успехи наступления закончились: немецкие войска в опорных пунктах умело оборонялись; кроме того, немецкое командование начало переброску подкреплений в виде 291-й пехотной дивизии, чьё прибытие (впрочем так же, как и советское наступление) осложнялось природными условиями и бездорожьем, а советское командование часть сил армии перенацелило на Синявино.

Перелом в наступлении войск 54-й армии наступил только в середине декабря 1941 года. В район юго-западнее Войбокало прибыли к 15 декабря две свежие (115-я и 198-я) дивизии, которые перешли в наступление и, сломив сопротивление противника, 17 декабря вышли в район Оломны, охватив левый фланг сил противника на правом берегу Волхова. В то же время, войска 54-й армии соединились с войскам 4-й армии в 20 километрах юго-восточнее города Волхова. В результате этого перед немецким командованием со всей очевидностью обрисовалась перспектива окружения всех немецких войск к северу от Киришей, как по правому, так и по левому берегу Волхова и в связи с этим немецкие войска начали спешный отвод войск вдоль Волхова на юг. На правом берегу Волхова отвод осуществлялся сравнительно планомерно, поскольку у советского командования не было достаточных сил для организации надлежащего преследования; на левом же берегу немецкие войска несли существенные потери. Южнее Войбокало было захвачено 94 орудия и миномета, 21 танк, 21 пулемёт, 90 автомашин, и было насчитано свыше 5 тысяч трупов солдат и офицеров противника. По сообщению Советского Информбюро от 27 декабря 1941 года:

Части 54-й армии генерал-майора тов. Федюнинского (Ленинградский фронт) за период с 18 по 25 декабря разгромили волховскую группу противника. В результате разгрома этой группы нами захвачены следующие трофеи: орудий 87, станковых пулеметов 47, ручных пулеметов 166, автоматов 57, винтовок 600, танков 26, минометов 142, грузовых автомашин 200, патронов свыше 300 000, снарядов 18 000, мин 13 000, гранат 10 000, велосипедов 400 и много другого военного имущества. Уничтожено до 6000 немецких солдат и офицеров. Освобождено от противника 32 населённых пункта.

В целом, войска 54-й армии наступали в рамках операции с выходом к железной дороге Кириши — Мга на участке Погостье (левый фланг) — Кириши (правый фланг). К Погостью части армии (281-я стрелковая дивизия) вышли уже к 15 декабря, но все попытки взять станцию, обороняемую частями переброшенной 269-й пехотной дивизии, оказались безуспешными. К 26 — 27 декабря армия вышла к железной дороге на участке от Погостья до приблизительно половины расстояния до Киришей. Атаки на Кириши не имели результата вообще, и плацдарм в Киришах немецкие войска сохраняли за собой вплоть до осени 1943 года. В том месте, где советским войскам удалось выйти к железной дороге, развязались долгое время не прекращающиеся бои за дорогу и станцию Погостье и собственно конец Тихвинской операции для 54-й армии был не более чем символическим, поскольку её действия безо всякого перерыва перешли в операцию, позднее получившую название Любанской.

Итоги операции

Тихвинская операция, наряду с Ростовской операцией стала первым крупным наступлением советских войск в ходе войны. Если в ходе оборонительной операции была сорвана главная цель — полная блокада Ленинграда и соединение немецких войск с финскими войсками, то в ходе наступательной операции эта цель стала стратегически недостижимой и немецкие войска навсегда утратили инициативу в этом регионе.

К успехам советских войск в ходе операции следует отнести освобождение утерянной территории и населённых пунктов и восстановление железнодорожного сообщения по ветке Тихвин — Волхов.

В результате Тихвинской наступательной операции (вкупе с Тихвинской оборонительной) советские войска нанесли тяжёлый урон 8 дивизиям противника (в том числе 2 танковым и 2 моторизованным). Так, например 18-я моторизованная дивизия, насчитывающая в составе к началу наступления на Тихвин около 10 000 человек, к моменту её отступления за Волхов, насчитывает только 741 человек. Кроме того, немецкое командование было вынуждено перебросить на тихвинское направление 5 дивизий с других фронтов.

Советское командование приобрело боевой опыт, который выразился как в тактике ведения боевых действий, так и в организационных мероприятиях, так в частности был сделан вывод о необходимости восстановить корпусное звено управления войсками. Повысился моральный дух советского народа (в частности жителей блокадного Ленинграда) и личного состава войск; соответственно упал моральный дух немецких войск и их союзников. За боевые подвиги в войсках 4-й и 52-й армий 1179 человек были награждены орденами и медалями, 11 удостоены звания Героя Советского Союза.

Вместе с тем, проведение операции не осталось без недостатков, которые имелись как в тактическом плане (фронтальные атаки на опорные пункты противника вместо обходов, плохое взаимодействие родов войск), так и в оперативном. Задачи советского командования в полном объёме не были осуществлены. При том, что территория была освобождена, фактически ни в одном месте не удалось осуществить планируемые окружения и уничтожение войск противника, как в части (окружение группировки войск в Тихвине), так и в целом (окружение всех войск противника восточнее Волхова). Немецкое командование, несмотря на немалые потери, в том числе и в военном имуществе, сравнительно организованно сумело отвести войска на восточный берег Волхова, где воссоздало оборону по берегу реки.

Литература

Мемуары

• Гальдер Ф. От Бреста до Сталинграда. Военный дневник. Ежедневные записи начальника генерального штаба сухопутных войск 1941—1942 годов. — Смоленск: Русич, 2001. — 656 с. — (Мир в войнах). — ISBN 5-313-00026-8.
• Мерецков К. А. [militera.lib.ru/memo/russian/meretskov/index.html На службе народу]. — М.: Политиздат, 1968.
• Стахов Х. Г. Трагедия на Неве. Шокирующая правда о блокаде Ленинграда. 1941-1944 / Пер. Ю. Лебедева. — М.: Центрполиграф, 2008. — 416 с. — (За линией фронта. Мемуары). — ISBN 978-5-9524-3660-2.
• Хаупт В. Группа армий «Север». Бои за Ленинград. 1941 - 1944. / Пер. Е. Захарова. — М.: Центрполиграф, 2005. — 384 с. — (За линией фронта. Мемуары). — ISBN 5-9524-1672-1.

Исторические исследования

• Исаев А. В. Пять кругов ада. Красная армия в котлах. — М.: Эксмо, 2008. — 416 с. — ISBN 978-5-699-28995-0.
• Кривошеев Г. Ф. Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил: Статистическое исследование. — М.: Олма-Пресс, 2001. — 320 с. — ISBN 5-17-024092-9.

Публицистика

• Самосоненко Г., Сяков Ю. [www.vesty.spb.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=10547 Освобождение Тихвина] // Газета «Вести». — СПб., 2006.

Ссылки

• [victory.mil.ru/war/oper/126.html Тихвинская наступательная операция]. Проверено 17 мая 2012. [www.webcitation.org/68E4F4Ib1 Архивировано из первоисточника 6 июня 2012].

Отрывок, характеризующий Тихвинская стратегическая наступательная операция

– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.