Тихвинский, Сергей Леонидович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Леонидович Тихвинский

С. Л. Тихвинский (2001)
Место рождения:

Петроград

Научная сфера:

история

Научный руководитель:

В. М. Алексеев

Награды и премии:

Серге́й Леони́дович Ти́хвинский (род. 1 сентября 1918, Петроград; китайское имя — 齐赫文) — советский и российский историк, дипломат, действительный член Российской академии наук (1991; академик АН СССР с 1981). Специалист в области новой и новейшей истории стран Дальнего Востока, преимущественно Китая, и истории международных отношений.





Биография

Родился в Петрограде, в семье врача Леонида Дмитриевича Тихвинского (Нежданова) и его супруги Елены Ефремовны. В начале 1930-х годов окончил 41-ю школу ФЗД (бывшую Петришуле) и поступил на китайское отделение филологического факультета Ленинградского государственного университета, где учился у академика В. М. Алексеева.

В 1938 году, сдав экстерном экзамены за IV курс ЛГУ, был направлен по комсомольскому набору на работу в НКИД СССР[1]. В 1939 году в качестве переводчика участвовал в беседе И. В. Сталина, В. М. Молотова, К. Е. Ворошилова, А. И. Микояна и В. П. Потёмкина с Председателем Законодательной палаты правительства Китайской Республики Сунь Фо. До 1957 года находился на дипломатической службе в Китае, Японии, Великобритании и на Генеральной Ассамблее ООН. В 1939—1940 годах — вице-консул Генерального консульства СССР в Урумчи (Китай), затем работал в аппарате НКИД в Москве. Член ВКП(б) (1941), участник Великой Отечественной войны. В 1942 году сопровождал на Западный фронт правительственные делегации МНР и ТНР. 2 октября 1942 года был назначен начальником II отделения IV отдела I управления НКИД. В 1943 году сопровождал посла США в СССР У. Стэндли в поездке в Сталинград. Сотрудник секретариата советской делегации на Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Великобритании (1943), затем работал вторым секретарём Посольства СССР в Китайской Республике. Окончил аспирантуру Тихоокеанского института АН СССР, защитив диссертацию на соискание степени кандидата исторических наук (1945). В 19461950 годах — представитель Посольства СССР в Северном Китае, вице-консул, с 1948 года — управляющий Генеральным консульством СССР в Байпине (Пекин), в 1949—1950 годах — советник Посольства СССР в КНР. В 1949 году участвовал во встрече представителя ЦК ВКП(б) И. В. Ковалева с Мао Цзэдуном, Чжоу Эньлаем, Лю Шаоци, Чжу Дэ и др. Будучи генеральным консулом СССР, стал тем дипломатом, через которого 2 октября 1949 года правительство Советского Союза осуществило акт торжественного признания Китайской Народной Республики и установления дипломатических отношений между СССР и КНР. С 1950 года работал в аппарате МИД СССР. В 1951 году участвовал с беседе Сталина, Молотова и других советских руководителей с председателем ЦК Трудовой партии Кореи Ким Ир Сеном и членом Политбюро ЦК КПК Гао Ганом. Доктор исторических наук (1953). В 19531956 годах — советник-резидент Посольства СССР в Великобритании. С мая 1956 года — глава Миссии СССР в Японии, чрезвычайный и полномочный посланник I класса; позднее — советник-посланник Посольства СССР в Японии.

В 1957—1959 годах — заведующий отделом стран Азии Государственного комитета по культурным связям с заграницей при Совете министров СССР. Одновременно с 1958 года — профессор МГИМО, заведующий кафедрой истории стран Востока (1959—1963). Директор Института китаеведения АН СССР (1960—1961), руководил группой по написанию коллективной монографии «Новая история Китая». В 19611963 годах заместитель директора Института народов Азии, в 1963—1964 годах — Института экономики мировой социалистической системы, с 1966 года — старший научный сотрудник Института востоковедения. Заведующий отделом Азии Управления планирования внешнеполитических мероприятий МИД СССР (1965—1975), с 1967 года имеет дипломатический ранг чрезвычайного и полномочного посла, член-корреспондент АН СССР с 26 ноября 1968 года по Отделению истории (всеобщая история).

В 1968—1974 годах был членом Исполнительного совета ЮНЕСКО от СССР, входил в состав международной комиссии по изданию семитомной «Истории человечества», ответственный редактор VII тома. Председатель Российского палестинского общества при АН СССР (1971—1978), главный редактор журнала «Новая и новейшая история» (1974—1982). С 1975 года — начальник Историко-дипломатического управления МИД СССР, член Комиссии по изданию дипломатических документов при МИД, в 19801986 годах — ректор Дипломатической академии. Председатель Национального комитета историков СССР (1980—1991), действительный член АН СССР с 29 декабря 1981 года, академик-секретарь Отделения истории АН СССР (1981—1987), председатель Центрального правления Общества советско-китайской дружбы (1985—1991).

Почётный председатель Национального комитета российских историков (с 1994) и Общества российско-китайской дружбы (с 2003). В настоящее время — главный научный сотрудник Центра изучения и прогнозирования российско-китайских отношений Института Дальнего Востока РАН, член бюро ОИФН РАН, советник Президиума РАН, почётный президент Ассоциации китаеведов.

Награды, премии, почётные звания

Сочинения

  • Движение за реформы в Китае в конце XIX в. и Кан Ю-вэй. — М., 1959.
  • Сунь Ят-сен. Внешнеполитические воззрения и практика. — М., 1964.
  • Сунь Ят-сен — друг Советского Союза. К столетию со дня рождения 1866—1966. — М., 1966.
  • Возвращение к Воротам небесного спокойствия (2002) — ISBN 5-88451-124-8

Напишите отзыв о статье "Тихвинский, Сергей Леонидович"

Литература

  • Юбилей академика Сергея Леонидовича Тихвинского // Новая и новейшая история. — 2013. — № 4. — С. 23—31.

Примечания

  1. Окончил Московский институт востоковедения, китайское отделение (1941).
  2. [graph.document.kremlin.ru/page.aspx?1;965014 Указ Президента Российской Федерации от 17 июня 2008 года № 972]
  3. [graph.document.kremlin.ru/page.aspx?1;1127626 Указ Президента Российской Федерации от 31 августа 1998 года № 1043]
  4. [graph.document.kremlin.ru/page.aspx?1;668233 Указ Президента Российской Федерации от 11 ноября 2000 года № 1869]

Ссылки

  • Тихвинский Сергей Леонидович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-77.ln-ru Профиль Сергея Леонидовича Тихвинского] на официальном сайте РАН
  • [www.ifes-ras.ru/online-library/author/91 Страница] на сайте ИДВ РАН
  • [dipacademy.ru/tikhvinsky.shtml Страница] на сайте Дипломатической академии МИД РФ
  • [historians.ru/?page_id=63 Страница] на сайте Национального комитета российских историков
  • [knowbysight.info/TTT/03766.asp Биография] в справочнике по истории КПСС
  • [ir.russiancouncil.ru/person/tikhvinskiy-sergey-leonidovich/ Биография] в справочнике «Международные исследования в России»
  • [biografija.ru/biography/tikhvinskij-sergej-leonidovich.htm Статья] на сайте «Биография.ру»
  • [isaran.ru/?q=ru/fund&guid=A1FFE40A-EBDF-5F68-A362-9CBC15E8DB12&ida=1 Историческая справка] на сайте Архива РАН
  • [orkd.ifes-ras.ru/index.php?mact=News,cntnt01,detail,0&cntnt01articleid=26&cntnt01origid=62&cntnt01returnid=62 Юбилей академика С. Л. Тихвинского]
  • Хохлов А. Н. [www.synologia.ru/a/Академик_С.Л.Тихвинский_в_начале_творческого_пути Академик С. Л. Тихвинский в начале творческого пути (к 90-летию со дня рождения выдающегося китаеведа)]
  • Ефимова Л. М. [vestnik.mgimo.ru/fileserver/20/40_Efimova.pdf Мой Учитель и Наставник Сергей Леонидович Тихвинский]
  • [izvestia.ru/news/366295 Шифровку из Китая Сталин велел напечатать] (интервью газете «Известия»)
Предшественник:
Александр Андреевич Губер
председатель Российского палестинского общества
1971—1978
Преемник:
Зинаида Владимировна Удальцова
Предшественник:
Алексей Леонтьевич Нарочницкий
главный редактор журнала «Новая и новейшая история»
1974—1982
Преемник:
Григорий Николаевич Севостьянов
Предшественник:
Виктор Иванович Попов
ректор Дипломатической академии МИД СССР
1980—1986
Преемник:
Олег Герасимович Пересыпкин
Предшественник:
Евгений Михайлович Жуков
председатель Национального комитета российских историков
1980—1994
Преемник:
Александр Оганович Чубарьян

Отрывок, характеризующий Тихвинский, Сергей Леонидович

– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.