Тихомиров, Владимир Андреевич (учёный)

Владимир Андреевич Тихомиров
Научная сфера:	фармация, фармакогнозия, ботаника
Место работы:	Московский университет
Учёная степень:	доктор медицинских наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Московский университет
Известен как:	Классик российской фармакогнозии

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Tikhom.». [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=27722-1 Персональная страница] на сайте IPNI

Влади́мир Андре́евич Тихоми́ров (1841—1915) — российский учёный в области фармации, фармакогнозии, микробиологии, ботаники и микологии; педагог. Классик российской фармакогнозии, один из основоположников технологии лекарств как научной дисциплины. Профессор Московского университета по кафедре фармации и фармакогнозии.

Почётный член многих научных обществ, член Парижской медицинской академии, Женевского национального института и Медико-фармацевтической академии в Барселоне.

Биография

Владимир Андреевич Тихомиров родился 25 июня 1841 года в Смоленске, здесь же окончил гимназию, после чего в 1859 году поступил на Медицинский факультет Московского университета. Окончил курс в 1865 году.

Работал земским врачом, был избран гласным земства и почётным мировым судьёй.

С 1873 года — доктор медицины после защиты диссертации на тему «Спорынья, её строение, история развития и влияние на организм при хроническом отравлении ею кур».

С 1874 году в качестве приват-доцента начал читать лекции в Императорском Московском университете по микологии, затем по фармакогнозии и фармации. Старший врач Больницы святого Владимира (с 1877), врач-химик и микроскопист при Московской городской управе (с 1879).

Экстраординарный (1885), а позже ординарный профессор (1898) по кафедре фармации и фармакогнозии Московского университета. Один из составителей IV издания «Российской фармакопеи» (1888—1890). Ценным вкладом Тихомирова в фармакогнозию было широкое внедрение анатомического анализа лекарственного растительного сырья. Заслуженный профессор Московского университета (1905).

В 1891—1895 годах участвовал в кругосветном путешествии, во время него изучал культуру выращивания и производства чая на Цейлоне, Яве, в Китае и Японии, культуру разведения хинных деревьев, шоколадника, мускатного ореха и других растений. Привёз из экспедиции многочисленные коллекции тропического лекарственного сырья. Занимался позже вопросами акклиматизации лекарственных растений и чая в России.

Наиболее важным трудом Тихомирова стал «Учебник фармакогнозии» (1900), по сути являвшийся энциклопедией лекарственных растений всего земного шара; этот учебник в течение долгих лет не утрачивал своего значения, не потерял значения и сейчас.

Под руководством Тихомирова выполнено большое число диссертаций; он был также редактором пяти изданий журнала «Фармация».

Научные работы

Тихомиров — автор более 50 научных работ. Наиболее известные:

• Руководство к изучению фармакогнозии (в двух томах, 1888—1890)
• Учебник фармакогнозии (в двух томах, 1900); снабжён многочисленными рисунками

Отрывок, характеризующий Тихомиров, Владимир Андреевич (учёный)

– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.