Тихонравов, Михаил Клавдиевич

Михаил Клавдиевич Тихонравов
Дата рождения:	16 (29) июля 1900(1900-07-29)
Место рождения:	город Владимир
Дата смерти:	4 марта 1974(1974-03-04) (73 года)
Место смерти:	Москва
Страна:	Российская империя Российская империя →</br>СССР СССР
Научная сфера:	Ракетостроение
Учёная степень:	доктор технических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Военно-воздушная инженерная академия имени Н. Е. Жуковского
Награды и премии:

Михаи́л Кла́вдиевич Тихонра́вов (16 (29) июля 1900 — 4 марта 1974) — советский инженер, конструктор космической и ракетной техники. Доктор технических наук, профессор, лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического Труда, заслуженный деятель науки и техники РСФСР.

Биография

Михаил Клавдиевич Тихонравов родился 29 июля 1900 года во Владимире.

В 1919 году он добровольно вступил в РККА. В этом же году работал товарищем председателя Переславского комитета РКСМ.

В 1920 году он поступил в Институт инженеров Красного Воздушного Флота (ныне Военно-воздушная инженерная академия имени Н. Е. Жуковского). Окончив учёбу в 1925 году, Михаил Тихонравов работал на нескольких авиационных предприятиях. Конструктор ряда планеров: АВФ-1 "Арап" (1923 г.), АВФ-22 "Змей Горыныч" (1925 г., совместно с В. С. Вахмистровым), "Жар-Птица" (1927 г., совместно с А. А. Дубровиным), "Гамаюн", "Скиф" (оба 1928 г.), "Комсомольская Правда" ("Жар-Птица-2", 1929 г.), "Скиф-2" (1931 г.; все - совместно с В. С. Вахмистровым и А. А. Дубровиным).

Тихонравов познакомился в секции планеризма при ОСОАВИАХИМе СССР с Сергеем Павловичем Королёвым, их знакомство перешло в тесное сотрудничество. По предложению Королёва он возглавил работы по созданию баллистических ракет на жидком топливе, закончившиеся первыми успешными запусками.

В 1932 году работал начальником бригады в Группе изучения реактивного движения, в ходе которой разрабатывал первый советский двухступенчатый ракетный двигатель. В 1933 году руководил созданием первой советской ракеты с двигателем на гибридном топливе. С 1934 года работал Начальником отдела Реактивного института.

С 1938 года Михаил Тихонравов занимался исследованием жидкостных ракетных двигателей, разработкой ракет для изучения верхних слоев атмосферы, однако в конце тридцатых годов работы по созданию жидкостных баллистических ракет были свёрнуты и Тихонравов занялся разработкой снарядов для «Катюш». В 1940—1943 гг. возглавлял конструкторскую группу, разрабатывавшую (под общим руководством А. Г. Костикова) экспериментальный истребитель-перехватчик «302» с силовой установкой, состоящей из ЖРД и двух ПВРД.

Создание и деятельность Группы Тихонравова

В середине 1940-х годов (1945-1946 гг.) М. К. Тихонравов создал в Реактивном научно-исследовательском институте (РНИИ, позже НИИ-1) группу сотрудников для разработки проекта пилотируемого аппарата, вертикально запускаемого одноступенчатой ракетой (типа Р-1) на высоту до 200 км (проект ВР-190).

Дальнейшие достижения М. К. Тихонравова в научной и инженерной областях сложно отделить от деятельности руководимой им группы, состав которой время от времени менялся, но продолжал оставаться единым взаимодополняющим друг друга сообществом высококлассных специалистов.

В 1946 г. работы над проектом ВР-190 были переданы из РНИИ во вновь созданный НИИ-4 Академии артиллерийских наук (ААН), в последующем НИИ-4 Минобороны СССР. Соответственно туда же был переведён и М. К. Тихонравов, назначенный заместителем начальника НИИ-4 по одной из ракетных специальностей, вместе с группой сотрудников.

В её состав на то время входили Н. Г. Чернышов, П. И. Иванов, В. Н. Галковский, Г. М. Москаленко и др..

В 1947 г. в НИИ-4 пришёл молодой талантливый военный геодезист И. М. Яцунский, который также был включён в группу и быстро стал первым помощником Михаила Клавдиевича.

Первоначально М. К. Тихонравов непосредственно руководил работами по проекту ВР-190, однако в 1947 г. эти работы вместе с частью группы были переданы в другое подразделение НИИ-4, Михаил Клавдиевич постепенно отошёл от них и создал новый отдел во главе с Ивановым. Проект ВР-190, как известно, осуществлён не был.

В отделе П. И. Иванова Михаил Клавдиевич, хорошо зная труды К. Э. Циолковского, помимо других работ, предложил исследования составных ракет. В отделе стали разрабатываться приемлемые способы расчёта траекторий полёта составных ракет пакетной схемы, отыскания оптимальных конструктивно-баллистических параметров ракет, и проводиться исследовательские расчёты.

Разработка таких методов была необходима, поскольку в то время расчёты приходилось вести на ручных механических машинках (арифмометрах).

Основные исследования в отмеченных направлениях с учётом достижений ОКБ С. П. Королёва в области одноступенчатых ракет вёл И. М. Яцунский. Работы шли достаточно быстро и уже в начале 1948 г. был получен ряд результатов, свидетельствующих о возможности создания составных ракет в недалёком будущем. Михаил Клавдиевич сообщил об этом С. П. Королёву, с которым продолжал поддерживать постоянную связь.

Придавая важное значение этим результатам, Тихонравов решил выступить на заседании Учёного совета института с докладом «Пути осуществления больших дальностей стрельбы» и сделал это сообщение в начале лета 1948 г. в присутствии специалистов и учёных из других учреждений.

К этому времени в ОКБ-1 С. П. Королёва была создана ракета Р-1 с дальностью полёта около 300 км (на основе немецкой Фау-2), разработана новая ракета Р-2 на дальность порядка 600 км, прорабатывалась ракета на дальность примерно 1000 км (так называемая «тысячная ракета»). Практическую возможность достижения ещё больших дальностей в то время почти никто, особенно в кругах военных специалистов, не признавал. Поэтому сообщение Михаила Клавдиевича о том, что «пакет» из разрабатываемых в ОКБ-1 «тысячных ракет» способен достичь любых дальностей полёта, и даже вывести на орбиту искусственные спутники Земли (ИСЗ), взбудоражило зал, вызвало бурю отрицательных и даже язвительных откликов и выступлений.

Очень немногие специалисты поняли принципиальную ценность доложенных М. К. Тихонравовым результатов и высказывались с поддержкой его замыслов. Это были С. П. Королёв, президент ААН А. А. Благонравов, сочувственно к докладу относился и начальник НИИ-4 генерал А. И. Нестеренко. Благодаря заинтересованной помощи этих крупных учёных доклад М. К. Тихонравова был повторён 14 июля 1948 г. на годичном заседании Академии артиллерийских наук, выслушан с огромным вниманием, однако отклик участников заседания, в основном, был подобен реакции большинства членов учёного совета НИИ-4 .

Участник этого совещания И. М. Яцунский свидетельствовал о многочисленных критических и даже оскорбительных выступлениях в адрес Михаила Клавдиевича. Голосов же в поддержку принципиальных идей М. К. Тихонравова были очень немного.

Одним из следствий указанных докладов М. К. Тихонравова явилось то, что вышестоящее руководство упразднило в НИИ-4 отдел П. И. Иванова, как занимающийся неактуальными проблемами. Для продолжения исследований составных ракет по настоятельной просьбе Михаила Клавдиевича было разрешено оставить одного только И. М. Яцунского. Сам М. К. Тихонравов был переведён на должность научного консультанта института.

Доклад М. К. Тихонравова при деятельной поддержке С. П. Королёва и А. А. Благонравова всё же был обнародован в журналах «Доклады Академии артиллерийских наук» (М., 1949, вып. 6), «Ракетная техника» и позже (уже в 1995 г.) в сборнике статей из истории авиации и космонавтики.

С. П. Королёв, узнав об упразднении отдела П. И. Иванова, выдал НИИ-4 в поддержку М. К. Тихонравова официальный заказ на выполнение НИР по дальнейшим исследованиям составных ракет. С этого времени начался новый этап работ этой группы.

Несмотря на то, что бóльшая часть военно-инженерной общественности восприняла изложенные в докладах М. К. Тихонравова в 1948 г. положения, как неосуществимую фантастику, они всколыхнули научно-инженерную мысль новизной идей и вынудили заняться исследованиями проблем создания составных ракет более широко и подробно.

Обосновав (по официальному заказу С. П. Королёва) необходимость расширения состава группы для проведения исследований, М. К. Тихонравов в конце 1949 г. добился включения в неё молодых инженеров Г. Ю. Максимова, Л. Н. Солдатовой, Я. И. Колтунова и А. В. Брыкова. Первые трое только что окончили МАИ (все участники стратосферного студенческого кружка, созданного Я.И. Колтуновым), а А. В. Брыков — МВТУ. Г. Ю. Максимов, Л. Н. Солдатова и А. В. Брыков проработали в группе до конца её существования, Я. И. Колтунов в 1951 г. перешёл на работу в другое подразделение института.

В 1950 г. к работе в группе М. К. Тихонравова был вновь привлечён Г. М. Москаленко, пришёл также Б. С. Разумихин. Г. М. Москаленко участвовал в работе группы до 1953 г., а Б. С. Разумихин — до 1952 г. В 1950 г. в группу были направлены для подготовки дипломных проектов и последующей работы студенты МАИ О. В. Гурко и И. К. Бажинов, которые проработали в ней до конца её существования, как и возвратившийся туда в 1953 г. В. Н. Галковский.

В марте 1950 г. в НИИ-4 предполагалась научно-техническая конференция по вопросам ракетной техники. М. К. Тихонравов при деятельной поддержке С. П. Королёва предложил в программу конференции свой доклад «Ракетные пакеты и перспективы их развития». В нём Михаил Клавдиевич развил идеи, изложенные им ранее, дополнив их новыми результатами и впервые прямо говорил о ближайших перспективах создания искусственных спутников Земли, вплоть до полётов на них человека.

Так, по техническому заданию С. П. Королёва в группе был рассмотрен двухступенчатый «пакет» из трёх ракет Р-3, каждая из которых должна была переносить боевую часть массой порядка 3 т на дальность 3000 км. Было показано, что «пакет» может обеспечить не только перенос тяжёлой боевой части на любую дальность, но и вывод на орбиту спутника, масса которого может оказаться достаточной для полёта на нём человека. На конференции присутствовал С. П. Королёв с одним из своих заместителей. Доклад был выслушан внимательно, но по-прежнему преобладали недоверчивые и сатирические выступления.

К 1953 г. С. П. Королёв принял основные решения по облику межконтинентальной баллистической ракеты Р-7, и в ОКБ-1 развернулись соответствующие широкие опытно-конструкторские работы. В 1954 г. по этому поводу было принято правительственное постановление, согласно которому к работам привлекалась широкая кооперация смежных предприятий.

Нужно отметить, что к 1953 году у большинства руководителей вооружённых сил и военно-промышленного комплекса уже выработалось понимание огромного значения боевых баллистических составных ракет и перспективности создания и применения искусственных спутников Земли. Поэтому предложение М. К. Тихонравова об открытии в НИИ-4 особой НИР по упомянутой задаче, поддержанное С. П. Королёвым, при участии заместителя начальника НИИ-4 Г. А. Тюлина было принято командованием (А. И. Соколов), и в 1954 г. в институте первая такая тема под номером 72 была открыта. Научным руководителем работ был назначен М. К. Тихонравов, ответственным исполнителем И. М. Яцунский. Все участники группы отвечали за различные разделы темы. Её утверждение явилось прямым свидетельством признания идей и плодов усилий М. К. Тихонравова и его группы.

Уже в 1954 году М. К. Тихонравов с сотрудниками предложили свою программу освоения космического пространства, от запуска первого спутника, через создание пилотируемых кораблей и станций, к высадке на Луну.

1956 годом стал временем окончания работы группы М. К. Тихонравова в НИИ-4 Минобороны. Заметим, что она административно никогда не выделялась в самостоятельное подразделение. Сначала группа включалась в отдел П. И. Иванова (которому были поручены и другие работы, не связанные с тематикой группы), затем Н. Д. Найды, Н. В. Егиазарова, С. Г. Гриншпуна и т.д. Однако вследствие большого авторитета Михаила Клавдиевича в научно-тематическом отношении группа была самостоятельна. В связи с развёртыванием работ над ИСЗ в ОКБ С. П. Королева (согласно указанному выше постановлению) в 1956 г. в ОКБ-1 ушли работать сначала Л. Н. Солдатова, затем Г. Ю. Максимов.

В 1956 г. ушёл работать в ОКБ-1 к Сергею Павловичу и сам М. К. Тихонравов, создав там знаменитый отдел № 9. В НИИ-4 из группы Михаила Клавдиевича остались к этому времени только И. М. Яцунский, А. В. Брыков, О. В. Гурко, В. Н. Галковский и И. К. Бажинов (ряду сотрудников группы не разрешили, как военнослужащим, перейти в другое учреждение вслед за своим руководителем). На основе остатков группы в НИИ-4 была создана новая лаборатория № 14, начальником которой был назначен П. Е. Эльясберг. Её пополнили и новые сотрудники.

В 1956 году Михаил Клавдиевич перешёл на работу в ОКБ-1, на должность начальника отдела проектирования различных искусственных спутников Земли, пилотируемых кораблей, космических аппаратов для исследования Луны и некоторых планет Солнечной системы. За успешные запуски «Спутника-1» и спутника с живым существом на борту, Тихонравов в 1957 году стал лауреатом Ленинской премии.

31 декабря 1957 г. в связи с созданием ракеты Р-7 и успешным запуском первого искусственного спутника Земли большой группе учёных и инженеров в Кремле вручались Ленинские премии. Среди них были и члены группы — М. К. Тихонравов, И. М. Яцунский, И. К. Бажинов и А. В. Брыков, которым премия была присуждена за обоснование возможности создания и запуска первого ИСЗ. Г. Ю. Максимову Ленинская премия была присуждена несколько позже — за участие в создании первых автоматических лунных аппаратов. И. К. Бажинов в своих воспоминаниях пишет о том, что «С. П. Королёв, представляя к награде Г. Ю. Максимова, безусловно, учитывал его большой вклад в работы группы М. К. Тихонравова»

М. К. Тихонравов принимал деятельное участие в работах по запуску первого пилотируемого космического корабля, за что 17 июня 1961 года ему присвоено звание Героя Социалистического Труда (указ не публиковался).

В дальнейшем отдел, под руководством Михаила Клавдиевича, участвовал, в частности, в разработке тяжёлого межпланетного корабля, создаваемого для пилотируемого полёта на Марс.

Список членов группы

• Бажинов, Игорь Константинович (р. 31.08.1928) — доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники РФ, действительный член Российской Академии Космонавтики и Российской Академии технологических наук, лауреат Ленинской премии 1957 года и Государственной премии СССР 1981 года, кавалер многих государственных и ведомственных наград. Во время учёбы в МАИ — член кружка Яна Колтунова.
• Брыков, Анатолий Викторович (16.07.1921 — 30.11.2007) — заслуженный деятель науки и техники Российской Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики имени К. Э. Циолковского, доктор технических наук, профессор.
• Галковский, Владимир Николаевич (1911—2001) — кавалер ордена Ленина и Сталинской премии. В составе группы работал с 1953 по 1956 г.
• Гурко, Олег Викторович (15.11.1926 — 27.04.2012)
• Колтунов, Ян Иванович (03.03.1927 — 15.01.2016) — заслуженный изобретатель РСФСР (45 а/с), кавалер ордена «Знак Почёта» (1960) и ряда других государственных и ведомственных наград
• Максимов, Глеб Юрьевич (13.10.1926 — 26.08.2001) — лауреат Ленинской премии, к.т. н.. Во время учёбы в МАИ — член кружка Яна Колтунова.
• Москаленко, Григорий Макарович
• Разумихин, Борис Сергеевич
• Солдатова, Лидия Николаевна (3.07.1926 — ?). Во время учёбы в МАИ — член кружка Яна Колтунова.
• Слабкий, Леонид Ильич (25.7.1925 — 5.4.2004) — член группы с 1947 г. Во время учёбы в МАИ — член кружка Яна Колтунова.
• Яцунский, Игорь Марианович (10.10.1916 — 4.10.1983) — лауреат Ленинской премии, к. т. н.

Преподавательская деятельность

С 1931 года Михаил Клавдиевич по совместительству читал в Московском авиационном институте курс "Моторные установки". Позже с перерывами преподавал в МАИ (в 1930-1931 годах и в 1960-1974 годах) (с 1962 года — профессор). Ряд сотрудников группы М. К. Тихонравова (Я. И. Колтунов и члены созданного им студенческого кружка И. К. Бажинов, О. В. Гурко и др.) познакомились с ним ещё во время своего обучения в МАИ. Некоторые из них затем были приглашены войти в состав этой группы.

В 1944-1947 годах - в Артиллерийской Академии имени Ф. Э. Дзержинского.

В 1948-1950 годах - на Высших инженерных курсах в Московском Высшем техническом училище имени Н. Э. Баумана.

С 1950 по 1953 годы, в связи с уменьшением загруженностью работой в НИИ-4, заведовал кафедрой в Академии оборонной промышленности.

Награды и титулы

• Медаль «Серп и Молот».
• Два Ордена Ленина.
• Два ордена Красного Знамени.
• Орден Отечественной войны 2-й степени.
• Медали.
• Ленинская премия.
• Член-корреспондент Международной академии астронавтики (1968).

Память

Похоронен М. К. Тихонравов на Новодевичьем кладбище, на его могиле установлен бюст.

В честь него названы и носят его имя:

• Улица Тихонравова в городе Королёв.
• Улица Тихонравова в городе Владимир.
• 50-й ЦНИИ военно-космических сил им. М. К. Тихонравова в городе Юбилейный.
• марсианский кратер Тихонравов.

Сочинения

• Ракетная техника. — М., 1935.
• Полёт птиц и машины с машущими крыльями, 2 изд. — М., 1949.

Источники

• [www.pereslavl.info/page-id-86.html Тихонравов Михаил Клавдиевич]. Переславль. Инфо
• Тихонравов Михаил Клавдиевич — статья из Большой советской энциклопедии.
• [www.space.hobby.ru/firsts/tichonravov.html Тихонравов Михаил Клавдиевич] // Энциклопедия Космонавтика. — Советская энциклопедия, 1985.
• [sm.evg-rumjantsev.ru/desingers/tikhonravov.html Тихонравов Михаил Клавдиевич] (о нём, а также членах Группы Тихонравова) на странице «Космический мемориал».

См. также

• Брыков А.В. [www.e-reading.by/bookreader.php/1006428/Brykov_-_Pyatdesyat_let_v_kosmicheskoy_ballistike.html 50 лет в космической баллистике]. — М.: СИП РИА, 2001. — 50 с. — ISBN 5-89354-138-3
• Бажинов И.К. [yubik.net.ru/publ/59-1-0-6212 О работах группы М.К.Тихонравова в НИИ-4 Министерства обороны СССР] // «Космонавтика и ракетостроение» 2002 №1, с.159-175.
• Голованов Я.К. [www.testpilot.ru/espace/bibl/golovanov/kapli/sam_per.html Капля нашего мира]. Глава "Самый первый" (О создателях Первого искусственного спутника Земли).
• «С.П. Королёв. Энциклопедия жизни и творчества» - под редакцией В.А. Лопота, РКК "Энергия" им. С.П. Королёва, 2014 г. ISBN 978-5-906674-04-3
• [letopisi.org/index.php/Колтунов,_Ян_Иванович Колтунов, Ян Иванович] (о члене группы Тихонравова, засл. изобретателе РСФСР, Я.И. Колтунове) на страницах портала Летописи.Ру

Отрывок, характеризующий Тихонравов, Михаил Клавдиевич

– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.