Тихоокеанский театр военных действий Второй мировой войны

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тихоокеанский театр военных действий
Основной конфликт: Вторая мировая война
Дата

7 декабря 1941 — 2 сентября 1945

Место

Китай, Корейский полуостров, Французский Индокитай, Таиланд, Бирма, Малайя, Голландская Ост-Индия, Папуа, Новая Гвинея, Филиппины, Соломоновы острова, Маршалловы острова, Марианские острова, множество островов Тихого океана, Тихий океан, Индийский океан

Причина

Японская политика экспансионизма

Итог

Победа США и союзников; Капитуляция Японии.

Противники
Антигитлеровская коалиция:

США
Британская империя:

Китай
Франция
Нидерланды
Таиланд (08.12.1941)
Мексика (с 01.06.1942)
СССР (с 09.08.1945)

Великая восточноазиатская сфера взаимного процветания:

Японская империя:

Таиланд (с 25.01.1942)

Командующие
Франклин Рузвельт

Гарри Трумэн

Дуглас Макартур
Уинстон Черчилль
Харольд Александер
Клод Очинлек
Арчибальд Уэйвелл
Чан Кайши
Джон Кертин
И. В. Сталин

Хирохито


Хидэки Тодзио
Ямамото Исороку
Куниаки Коисо
Кантаро Судзуки
Пибунсонграм
Чжан Цзинхуэй
Дэ Ван Дэмчигдонров
Ван Цзинвэй
Ба Мо
Нетаджи

Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
4 000 000 солдат и около 25 000 000 мирных жителей 2 000 000 солдат и около 1 000 000 мирных жителей
  Тихоокеанский театр военных действий Второй мировой войны
 
Вторая мировая война
Атлантика Западная Европа Восточная Европа Средиземноморье Африка Юго-Восточная Азия Тихий океан

Тихоокеанский театр военных действий Второй мировой войны (1941—1945) — боевые действия, проходившие во время Второй мировой войны на Дальнем Востоке, Юго-Восточной Азии и на Тихом океане. Боевые действия в этом регионе велись с 1937 года.





Вторжение Японии в Китай и на Дальний Восток (июль 1937 — декабрь 1941)

В 1937 году председатель Национального правительства Китайской республики Чан Кайши пообещал объединиться с китайскими коммунистами для борьбы против Японской империи. В ответ на это японская Квантунская армия, не согласовав свои действия с верховным командованием в Токио, устроила 8 июля 1937 года бой на мосту Марко Поло, что привело ко Второй японо-китайской войне. 29 июля пал Пекин, и к концу года Северо-китайская равнина была оккупирована японскими войсками. К 1941 году японские войска контролировали бо́льшую часть северного и центрального Китая, однако этот контроль не распространялся дальше железных дорог и крупных городов. Армия Гоминьдана отступила во внутренние провинции с временной столицей в городе Чунцин.

В 1938—1939 годах японская Квантунская армия совершила ряд попыток вторжения на советский Дальний восток и в Монголию. Вторгшиеся войска были последовательно разбиты советской армией у озера Хасан, а позже, совместно с монгольскими войсками, у реки Халхин-Гол. Это поражение остановило японскую экспансию на север. Шаткий мир между Японией и СССР продолжался до августа 1945 года.

Вскоре после падения Франции администрация Индокитая, контролируемая из Вишистской Франции, разрешила Японии оккупировать северную часть своей страны. В стране был установлен «совместный протекторат» Японии и Вишистской администрации.

Волна побед Японии (декабрь 1941 — июнь 1942)

Пытаясь воспрепятствовать распространению японского влияния в Китае, США, Великобритания и Голландское правительство в изгнании (которое всё ещё контролировало богатые нефтью и каучуком провинции Голландской Ост-Индии) договорились об эмбарго на поставки в Японию нефти и стали — ключевых товаров для поддержания военных действий. Оценив это как акт агрессии, способный привести страну к краху, Япония 8 декабря 1941 года атаковала британскую колонию Гонконг, Филиппины, Таиланд и Малайю. Одновременно (формально 7 декабря, из-за разницы во временных поясах) самолёты с японского авианосного соединения совершили нападение на американский флот в гавани Пёрл-Харбор.

Британские, индийские, голландские и австралийские вооружённые силы оказались неспособны противостоять японским войскам. 10 декабря 1941 года в Южно-китайском море японской авиацией были потоплены английские линкор «Принц Уэльский» и крейсер «Рипалс», пытавшиеся помешать японцам атаковать Сингапур со стороны суши. 21 декабря правительство Таиланда заключило союз с Японской империей. 25 декабря был взят Гонконг, примерно в это же время пали американские базы на островах Гуам и Уэйк.

В январе 1942 года Япония вторглась в Бирму, Голландскую Ост-Индию, Новую Гвинею и Соломоновы острова. Были захвачены города Манила, Куала-Лумпур и Рабаул. 15 февраля 1942 года пал Сингапур (японцы атаковали неприступную с моря крепость со стороны суши), 130 000 человек оказались в плену. При этом численность японских войск, атаковавших Сингапур, составляла всего около 35 тыс. Также в феврале пали Бали и Тимор.

В битве в Яванском море (27 февраля и 1 марта 1942 года) военно-морские силы союзников потерпели сокрушительное поражение от японского эскортного соединения: 5 крейсеров и 5 эсминцев союзников было потоплено. 9 марта сдались войска союзников на острове Ява.

Британские войска были выбиты из Рангуна на индо-бирманской границе, что позволило японцам перерезать линии коммуникаций между союзниками и армией Чан Кайши. Войска США на Филиппинах сопротивлялись до 8 мая 1942 года, когда сдались в плен оставшиеся 60 000 филиппинских и 10 000 американских солдат.

Японская авиация практически уничтожила военно-воздушные силы союзников в Юго-Восточной Азии и начала совершать налёты на северную Австралию. Японское авианосное соединение совершило рейд в Индийский океан, потопив английский авианосец «Гермес», 2 крейсера и 2 эсминца.

Перелом в войне (май 1942 — февраль 1943)

США восполняли потери в кораблях быстрее Японии и первые же значительные японские потери привели к перелому в войне.

18 апреля 1942 года 16 американских бомбардировщиков B-25 с авианосцев «Энтерпрайз» и «Хорнет» совершили «налёт возмездия» на города Токио, Йокогаму и Нагою. Этот налёт стал известен как «Рейд Дулитла». Несмотря на незначительный эффект, атака имела большое моральное значение для союзников.

В мае 1942 года состоялась битва в Коралловом море. В этом сражении союзники потерпели тактическое поражение, хотя они знали и количество судов противника и куда они направлялись. Но оно явилось для союзников стратегическим выигрышем, так как японцы не смогли атаковать Порт-Морсби в Новой Гвинее. Кроме того, два японских авианосца, участвовавших в битве в Коралловом море, были повреждены и не смогли принять участие в следующем сражении.

4 июня 1942 года произошло сражение у атолла Мидуэй. Оно стало поворотной точкой в войне на Тихом океане. Япония потеряла 4 авианосца («Акаги», «Хирю», «Кага» и «Сорю»), а японская морская авиация понесла потери, от которых не смогла оправиться до конца войны. Самой невосполнимой потерей оказалась гибель сотен квалифицированных пилотов.

С августа по октябрь 1942 года Япония предпринимала попытки наступления в юго-восточной части Новой Гвинеи на Порт-Морсби, которые окончились неудачей.

С августа 1942 года по февраль 1943 года японские и американские войска сражались за контроль над островом Гуадалканал. Обе стороны понесли тяжёлые потери, но в этой битве на истощение в конце концов победили Соединённые Штаты. Необходимость посылать подкрепления на Гуадалканал ослабила японские силы в Новой Гвинее, что привело к освобождению острова от японских войск, которое завершилось в начале 1943 года.

В 1943 году в строй начали входить крупные серии американских авианосцев, заложенных в начале войны, и соотношение сил окончательно изменилось в пользу США.

Захват союзниками тихоокеанских островов (февраль 1943 — октябрь 1944)

С июня и до конца 1943 года союзные войска после ожесточённых боев заняли острова Гилберта, Соломоновы (кроме острова Бугенвиль, где бои продолжались до конца войны), западную часть острова Новая Британия и юго-восточную часть Новой Гвинеи. В северной части Тихого океана американские войска в мае−августе 1943 года вернули Алеутские острова. 22 ноября 1943 года президент США Франклин Рузвельт, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль и лидер Гоминьдана Чан Кайши встретились в Каире для обсуждения дальнейшего хода боевых действий.

С 1 по 23 февраля 1944 года американские войска овладели Маршалловыми островами, с 15 июня по 10 августа — Марианскими и с 15 сентября по 12 октября — западной частью Каролинских островов. Борьба за северную часть Новой Гвинеи продолжалась с января по сентябрь 1944 года. В Бирме в марте 1944 года японские войска начали наступление на индийский штат Ассам, которое после 4-месячных боёв окончилось полным провалом, и союзные войска, перейдя в контрнаступление, к концу года заняли бо́льшую часть Северной Бирмы. Японское командование в 1944 году вело активные действия в Китае, где японцы захватили непрерывную сухопутную коммуникацию, связывающую северный и южный районы Китая.

Завершение войны (октябрь 1944 — сентябрь 1945)

17 октября 1944 года союзные войска начали Филиппинскую операцию. После 3-дневной авиационной и артиллерийской подготовки, 20 октября, началась высадка морского десанта на остров Лейте, который к 25 декабря был очищен от японских войск. Во время боёв за Лейте в районе Филиппин произошли морские сражения, в которых японский флот понёс тяжёлые потери (3 линкора, 4 авианосца, 10 крейсеров, 11 эсминцев, 2 подводные лодки), что обеспечило в дальнейшем американским войскам беспрепятственную высадку на других островах Филиппинского архипелага. К середине мая боевые действия на Филиппинах были фактически закончены, однако мелкие сражения продолжались до 15 августа.

Обладая большим превосходством в силах и средствах (в кораблях и авиации — подавляющим), американские вооружённые силы в напряжённых боях в 1945 году сломили упорное сопротивление японских войск и овладели островами Иводзима и Окинава. Битва за Иводзиму началась 16 февраля и завершилась 26 марта 1945 года победой США. Это была первая военная операция сил США против территории самой Японии. Императорская армия соорудила на острове мощную линию обороны, благодаря которой на протяжении месяца удавалось отбивать атаки противника. Это сражение было единственной сухопутной операцией японских сил, в котором они понесли меньше общих потерь, чем США, хотя погибших было больше с японской стороны. При этом американский флот понёс некоторые потери от атак камикадзе. В первой половине 1945 года союзные войска успешно продвигались в Бирме.

В марте — августе 1945 года американские самолёты B-29, взлетавшие с Марианских островов осуществляли массированные бомбардировки зажигательными бомбами японских городов, в том числе бомбардировку зажигательными бомбами Токио 9-10 марта 1945 года, в результате которой погибло около 100 тысяч жителей, было разрушено 250 тысяч зданий.

Япония, не обладая дальней авиацией в больших количествах, а также аэродромами вблизи США, пыталась в период с ноября 1944 года по апрель 1945 года использовать воздушные шары с осколочно-фугасными и зажигательными бомбами, которые массировано запускались через Тихий океан в сторону США. Однако эффект от этой операции был практически нулевым. Также было произведено несколько обстрелов побережья США обычными снарядами с подводных лодок и рейдов самолетов с авианосных подлодок.

На Ялтинской конференции советское правительство взяло на себя обязательство вступить в войну против Японии на стороне союзников не позднее 3 месяцев после окончания войны в Европе. 5 апреля 1945 года СССР заявил о денонсации советско-японского договора 1941 года о нейтралитете, а 8 августа 1945 года официально присоединился к Потсдамской декларации США, Англии и Китая о Японии. После того, как японское правительство отвергло изложенные в Потсдамской декларации условия капитуляции, 9 августа 1945 года советские войска начали боевые действия против Японии. Таким образом, Советский Союз точно в срок выполнил обязательство, принятое на Ялтинской конференции. В ходе Маньчжурской операции советские войска в короткий срок разгромили японскую Квантунскую армию. В то же самое время начались бои за Южный Сахалин и Курильские острова. Планировалась также высадка на Хоккайдо.

6 и 9 августа 1945 года американская авиация сбросила атомные бомбы на города Хиросиму и Нагасаки, что в очередной раз привело к огромным разрушениям и потерям гражданского населения.

Это, а также непосредственная угроза высадки советских войск на Хоккайдо заставило 9 августа премьер-министра Кантаро Судзуки, министра императорского флота Мицумасу Ёнай и министра иностранных дел Сигэнори Того посоветовать Императору Японии, Хирохито, принять условия Потсдамской декларации, и объявить о безоговорочной капитуляции. Однако офицерами Министерства армии, а также служащими Императорской гвардии в ночь на 15 августа была предпринята попытка государственного переворота, с тем, чтобы воспрепятствовать капитуляции. Заговорщики потерпели неудачу и совершили самоубийство. Хирохито 15 августа по радио обратился к нации и объявил о капитуляции Японии. Однако японские войска не прекратили сопротивления советским войскам в Маньчжурии. Только в конце августа разгромленные части Квантунской армии сдались.

2 сентября 1945 года был подписан Акт о капитуляции Японии. Этот день считается последним днём Второй мировой войны.

Потери

Китай

Новая Зеландия

Вооружённые силы Новой Зеландии потеряли в ходе Тихоокеанской кампании 578 человек погибшими. Кроме того, некоторое число новозеландцев погибло при прохождении воинской службы в армиях других стран.[1]

СССР

Общие потери советских войск в Советско-японской войне (с учётом убитых, раненых и пропавших без вести) составили 36 тыс. человек.[2]

США

В войне на Тихом океане Соединённые Штаты потеряли 106,207 военнослужащих убитыми в бою и пропавшими без вести[3]. Из 27,465 военнопленных в японском плену погибло 11,107 человек[4]. Кроме того, около 60 американцев умерло от малярии[5].

Япония

На войне погибло около 987.512 японских военнослужащих[6] и около 600,000 гражданских лицК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3247 дней].

Интересные факты

Известен ряд случаев, когда японские военнослужащие ещё продолжали вести боевые действия спустя много времени после завершения войны: в бою с японцами на острове Лубанг в феврале 1946 года погибли 8 военнослужащих союзных войск.

В марте 1947 года американский патруль на острове Пелелиу был атакован тремя десятками японских солдат, которых впоследствии уговорили сдаться[7].

Наиболее известный случай связан с Хиро Онодой — младшим лейтенантом войсковой разведки японских вооружённых сил, который вёл партизанскую войну на Филиппинах в течение трёх десятилетий, убив и ранив 130 человек. Найденный японским недоучившимся студентом Норио Судзуки, лейтенант Онода вышел из джунглей и сдался филиппинским властям только после приказа непосредственного командира Хиро, майора Танигути 10 марта 1974 года, в полном обмундировании, имея на руках исправную винтовку Арисака тип 99, 500 патронов к ней, несколько ручных гранат и самурайский меч.

См. также

Напишите отзыв о статье "Тихоокеанский театр военных действий Второй мировой войны"

Литература

  • Коллектив авторов. [militera.lib.ru/h/istoriya_voyny_na_tihom_okeane/index.html История войны на Тихом океане (в пяти томах)]. — Москва: Издательство Иностранной литературы, 1957, 1958.
  • Нимиц Ч. У., Поттер Э. Б. [militera.lib.ru/h/nimitz_potter/index.html Война на море (1939—1945)]
  • Шерман Ф. [militera.lib.ru/h/sherman/index.html Война на Тихом океане. Авианосцы в бою]
  • Хорикоси Д., Окумия М., Кайдин М. [militera.lib.ru/h/0/index.html «Зеро!» (Японская авиация во Второй мировой войне)]
  • Хасимото Мотицура. [militera.lib.ru/memo/other/hashimoto/index.html Подводная война на Тихом океане.]
  • Холмс У. [militera.lib.ru/memo/usa/holmes/index.html Победа под водой.]
  • Футида М., Окумия М. [militera.lib.ru/memo/other/fuchida_okumiya/index.html Сражение у атолла Мидуэй.]
  • Лиддел Гарт. [militera.lib.ru/h/liddel-hart/index.html Вторая мировая война]
  • Тейлор А. Дж. П. [militera.lib.ru/h/taylor/index.html Вторая мировая война ]
  • Фуллер Дж. Ф. Ч. [militera.lib.ru/h/fuller/index.html Вторая мировая война 1939—1945 гг. Стратегический и тактический обзор.]
Будущая тихоокеанская война в довоенной литературе

В книге российского генерала-эмигранта, военного теоретика, профессора Русского историко-филологического факультета при Парижском университете Николая Головина, написанной в соавторстве с адмиралом Александром Бубновым и изданной на английском языке в 1922 году в Нью-Йорке и Лондоне, в 1924 в Праге, а в 1925 — в Москве с предисловием Карла Радека. Анализируется будущее японо-американское противостояние в бассейне Тихого океана, ресурсы сторон, силы экономик, армий, флотов, подводная война, блокады, возможные места базирования и морских битв, высадки десантов, и делается вывод о вероятности оккупации Японией Гуама и Филиппин и о неизбежности её побед на первом этапе войны. Англия рассматривается и как возможный союзник Японии, и как предположительный союзник США. Книга включает в себя в том числе следующие главы: «Будущая борьба на Тихом океане», «Морские вооружённые силы Америки и Японии на Тихом океане», «Стратегическая обстановка единоборства Америки с Японией», «Значение России в Тихоокеанской проблеме». [8]

В докладе, прочитанном Николаем Головиным 1 марта 1934 года и в том же году изданном в виде брошюры в Белграде, сравниваются экономические ресурсы и военный потенциал Советского Союза и Маньчжурии/Японии на Дальнем Востоке, делается вывод о неизбежности войны и о победе в ней Японской империи. Названия глав: «Экономическое и политическое положение в русском Приморье и Приамурье», «Максимум красных сил, который может быть сосредоточен на Дальнем Востоке», «Какие вооружённые силы нужны Японии для овладения Приморьем», «На чьей стороне на Дальнем Востоке будет перевес в воздушных силах». [9]

В книге Самуэля Делингера и Чарльза Гери, изданной в 1936 году в Нью-Йорке, а в 1939 — Военным издательством Рабоче-Крестьянского Военно-морского флота СССР в Москве-Ленинграде, предсказывается неизбежность военного столкновения США с Японией и подробно анализируются возможные сценарии этой войны. В книге не предусмотрена возможность привлечения СССР в качестве союзника США. [10]

Примечания

  1. [www.beehive.govt.nz/speech/honouring-nz039s-pacific-war-dead George Hawkins. Honouring NZ’s Pacific War dead]  (Проверено 8 апреля 2013)
  2. [www.rulit.me/books/rossiya-i-yaponiya-istoriya-voennyh-konfliktov-read-2795-169.html Шишков А. В. «Россия и Япония (история военных конфликтов)», М.: 2001, с.169.]
  3. [cgsc.cdmhost.com/cdm/compoundobject/collection/p4013coll8/id/130 Army battle casualties and nonbattle deaths in World War II]
  4. [www.policyarchive.org/handle/10207/bitstreams/1059.pdf U.S. Prisoners of War and Civilian American Citizens Captured and Interned by Japan in World War II: The Issue of Compensation by Japan]
  5. [www.malariasite.com/malaria/history_wars.htm History of Malaria During Wars]
  6. [personal.stthomas.edu/smsletten/yasukuni/aboutyasukuni/yasukunikami.html Who’s Enshrined?]
  7. [www.wanpela.com/holdouts/registry.html Japanese Holdouts: Registry]
  8. * Головин, Н.; Бубнов, А. Тихоокеанская проблема в XX столетии // Алексей Вандам, Николай Головин, Александр Бубнов. Неуслышанные пророки грядущих войн. — М.: АСТ, Астрель, 2004. — 368 с. — ISBN 5170252234.
  9. * Головин, Н. Современная стратегическая обстановка на Дальнем Востоке // Алексей Вандам, Николай Головин, Александр Бубнов. Неуслышанные пророки грядущих войн. — М.: АСТ, Астрель, 2004. — 368 с. — ISBN 5170252234.</small>
  10. * Самуэль Делингер, Чарльз Гери. [militera.lib.ru/science/denlinger_gary/ Война на Тихом океане] = War in the Pacific. A Study of Naves, Peoples and Battle Problems (1936). — М.-Л.: Военно-морское издательство РКВМФ СССР, 1939.


Отрывок, характеризующий Тихоокеанский театр военных действий Второй мировой войны

Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.