Ткацкий цех (картина)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
А. Н. Самохвалов
Ткацкий цех. 1930
Холст, масло, темпера. 68 × 98 см
ГРМ, Санкт-Петербург
К:Картины 1930 года

«Ткацкий цех» — картина советского художника Александра Николаевича Самохвалова (1894—1971), написанная автором в 1930 году по материалам, собранным на Меланжевом комбинате в Иваново-Вознесенске[1]. Находится в собрании Русского музея в Санкт-Петербурге[2].





История

Конец 1920-х годов в советском изобразительном искусстве был отмечен ростом интереса к индустриальной теме. Многие художники командировались на различные предприятия для знакомства с трудом рабочих. Не остался в стороне и Александр Самохвалов. В 1930 году от был командирован Изогизом в Иваново-Вознесенск для создания картины о ткацком производстве. Из поездки художник привёз девять акварельных этюдов и две работы, написанные маслом — «Ткацкий цех» и «Печатный цех»[3][4].

В целом, по словам самого художника, это была поездка-командировка вроде той, что в Наволок в 1925 году или в коммуну «Ленинский путь» в начале 1930-х — для знания жизни.

По выражению А. Н. Самохвалова, композиция картины строилась им «в двух наслоениях перспективы». Глубинный «слой» перспективы выполняет задачу передачи громадного пространства цеха, заполненного ткацкими станками. Правая часть картины передаёт ощущение расширения пространства, по которому навстречу зрителю движется фигурка девушки-ткачихи в черно-белой полосатой кофточке. Расположенные фронтально и увеличивающиеся к переднему плану станки словно подсказывают направление движения молодой ткачихи. У самого первого плана перспектива резко меняется, сдвигаясь влево и утверждая весь первый план как живописную плоскость. В этом, по мнению А. Н. Самохвалова, и заключается «смысл строя этой небольшой картины. Содержа в себе все факторы перспективного набега на зрителя, она вдруг утверждает живописную плоскость картины»[5].

А. Н. Самохвалова увлекла колористическая картина увиденного. «Ярко-белая архитектоника ткацкого цеха, ярко-зелёные станки, ярко-красные детали и детали цвета металла создавали симфонию этого цеха. Обилие света и цвета удовлетворяло целиком потребность в красоте. Две-три юные ткачихи спокойно, как няни, ходили среди станков плавными движениями, как бы одобряя их довольно буйный ритм и с той же человеческой ловкостью исправляя возможные неполадки. А шпульница в белой кофточке с чёрными полосами точно танцевала среди станков, устанавливая новые шпульки и забирая из красных ящиков израсходованные»[5].

Критика

По мнению И. Н. Баршовой и К. К. Сазоновой, «Ткацкий цех» и другие работы, написанные по материалам поездки в Иваново-Вознесенск, наметили начало нового интересного периода в творчестве А. Н. Самохвалова. Он достигает большей силы и убедительности в своём отношении к жизни и людям. Его начинают больше интересовать индивидуальные психологические особенности человека[3].

В 1934 году картина «Ткацкий цех» демонстрировалась на венецианской Биеннале[5]. В 1963 году картина «Ткацкий цех» экспонировалась в Ленинграде на первой персональной выставке произведений А. Н. Самохвалова в ЛОСХ[6]. В каталоге ретроспективной выставки «Изобразительное искусство Ленинграда» 1976 года в Москве работа значится как находящаяся в собрании ГРМ[7]. В 2014—2015 годах картина экспонировалась на юбилейной выставке произведений А. Н. Самохвалова в Русском музее[8].

В источниках присутствуют расхождения в датировке картины. Так, в каталоге персональной выставки А. Н. Самохвалова 1963 года (составители каталога и авторы вступительной статьи И. Н. Баршева и К. К. Сазонова) работа отнесена к 1930 году[6]. В монографии те же авторы прямо указывают: «В 1930 году Самохвалов был командирован Изогизом в Иваново-Вознесенск…»[3]. На 1930 год и командировку от Изогиза указывает и В. И. Костин, лично знавший А. Н. Самохвалова[9]. В вышедшей в 1977 году книге воспоминаний А. Н. Самохвалова «Мой творческий путь» (редактировалась уже после смерти художника) картина датируется 1929 годом[10]. Также и в каталоге выставки 2014 года[11].

Напишите отзыв о статье "Ткацкий цех (картина)"

Примечания

  1. Самохвалов, А. Н. Мой творческий путь. Л: Художник РСФСР, 1977. С. 129.
  2. [www.virtualrm.spb.ru/ru/node/23753 Самохвалов А. Н. Ткацкий цех. Из собрания Государственного Русского музея]
  3. 1 2 3 Баршова, И. Н., Сазонова, К. К. Александр Николаевич Самохвалов. Л: Художник РСФСР, 1963. С. 21.
  4. И.В. Костин. [www.artpoisk.info/article/obraz_molodosti_v_zhivopisi_aleksandra_samohvalova Образ молодости в живописи Александра Самохвалова] (HTML). (Из книги «Среди художников»). www.artpoisk.info (1981). Проверено 6 октября 2012. [www.webcitation.org/6BitaV93W Архивировано из первоисточника 27 октября 2012].
  5. 1 2 3 Самохвалов, А. Н. Мой творческий путь. Л: Художник РСФСР, 1977. С. 128—129.
  6. 1 2 Александр Николаевич Самохвалов. Выставка произведений. Каталог. Л: Художник РСФСР, 1963. С. 14.
  7. Изобразительное искусство Ленинграда. Каталог выставки. Л., Художник РСФСР, 1976. С. 29.
  8. Александр Самохвалов. 1894—1971. Авт.ст. О. Гаврилюк, А. Любимова, Л. Шакирова. СПб: Palace Editions, 2014.
  9. Костин, В. И. Образ молодости в живописи Александра Самохвалова // Костин, В. И. Среди художников. М: Советский художник, 1986. С. 13.
  10. Самохвалов, А. Н. Мой творческий путь. Л: Художник РСФСР, 1977. С. 134—135.
  11. [www.virtualrm.spb.ru/ru/node/23753 Картина А. Н. Самохвалова «Ткацкий цех» на сайте Русского музея.]

Источники

  • Александр Николаевич Самохвалов. Выставка произведений. Каталог. Л: Художник РСФСР, 1963.
  • Баршова, И. Н., Сазонова, К. К. Александр Николаевич Самохвалов. Л: Художник РСФСР, 1963.
  • Самохвалов, А. Н. Мой творческий путь. Л: Художник РСФСР, 1977.
  • Костин, В. И. Образ молодости в живописи Александра Самохвалова // Костин, В. И. Среди художников. М: Советский художник, 1986. С. 13.
  • Александр Самохвалов. 1894—1971. Авт.ст. О. Гаврилюк, А. Любимова, Л. Шакирова. СПб: Palace Editions, 2014.

Ссылки

[www.virtualrm.spb.ru/ru/node/23753 Картина А. Н. Самохвалова «Ткацкий цех» на сайте Русского музея.]

Отрывок, характеризующий Ткацкий цех (картина)

– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.