Ткач, Ефим Маркович

Ефим Маркович Ткач
Основная информация
Дата рождения	8 января 1926(1926-01-08)
Место рождения	Сокиряны, Бессарабия
Дата смерти	27 апреля 2003(2003-04-27) (77 лет)
Место смерти	Кишинёв
Страна	СССР СССР→ Молдавия Молдавия
Профессии	музыковед, музыкальный критик, педагог, публицист
Инструменты	флейта

Ефим Маркович Ткач (8 января 1926, Секуряны, Бессарабия — 27 апреля 2003, Кишинёв) — молдавский советский музыковед, музыкальный критик, публицист, педагог, общественный деятель.

Биография

Родился в бессарабском местечке Секуряны (ныне Сокиряны Черновицкой области Украины) в 1926 году в состоятельной еврейской семье меховщика Марка Ткача и его жены Нехомы, с раннего детства жил в Бельцах (по некоторым данным там же и родился). В годы Великой Отечественной войны — вместе с семьёй в крыжопольском гетто в Транснистрии, после освобождения в 1944 году семья возвратилась в Бельцы. После окончания средней школы, Ефим Ткач учился в Бельцком педагогическом институте. В 1953 году окончил оркестровый факультет Кишинёвской консерватории по классу флейты, уже с 1949 года преподавал в Кишинёвской Средней специальной музыкальной школе имени Е. Коки. Работал музыкальным редактором издательств «Картя молдовеняскэ» и «Литература артистикэ», а также «Молдавской советской энциклопедии», заведовал музыкальной частью Молдавской государственной филармонии и преподавал в Кишинёвском институте искусств имени Г. Музическу (впоследствии профессор), вёл регулярные музыкально-педагогические передачи на молдавском языке на республиканском радио. Член Союза композиторов Молдавии.

В последние годы жизни вёл на идише передачу на музыкальные темы на кишинёвском радио (в программе «Индзер лэйбм» — наша жизнь). В 1997 году Ефим Ткач вместе с литературоведом Ефимом Левитом и поэтом Анатолием Гужелем стал основателем Антифашистского демократического альянса в Молдавии, до последних дней жизни был его председателем.

Ефим Ткач — автор многочисленных статей по музыкальной культуре Молдавии, творчеству современных молдавских композиторов, общей теории музыки на русском и молдавском языках, а также монографических книг «Пособие по элементарной теории музыки» (с З. Л. Столяром, 1957, 1961 и 1964 на русском и молдавском языках), «Опера Д. Гершфельда „Грозован“. Путеводитель» (с З. Л. Столяром, 1960), «Музыкальный путеводитель» (том 1 — 1962, том 2 — 1966, на молдавском языке), «Краткий музыкальный словарь» (1972, на молдавском языке), «Чиприан Порумбеску. Избранные произведения» (1975, на молдавском языке), «Тимофей Гуртовой» (на молдавском языке, 1975), «Музыка советской Молдавии. 1945—1970. Нотография» (1976, на молдавском и русском языках), «Премьеры. Портреты» (сборник статей на молдавском языке, 1977), «Евгений Дога» (на молдавском языке, 1980), «Дмитрий Кантемир. Музыкальные сочинения» (на молдавском языке, 1980), «Înaintaşi Al Muzicii Româneşti» (о истории румынской музыки, 1994), «Antiiudaism sau lumea din peşteră» («Антииудаизм, или пещерный мир: статьи, документы, воспоминания, стихи», два издания на русском и румынском языках о Холокосте в Молдавии, 1998/1999). Перевёл на молдавский язык книги М. Гольденштейна «Музыка в жизни Владимира Ильича Ленина» (1964) и Ф. Ореховской «Пять портретов» (1973). Совместно с филологом Ефимом Левитом и поэтом Анатолием Гужелем составил и опубликовал 4 тома документов, связанных с событиями Холокоста в Молдавии (четыре выпуска двуязычного русско-румынского журнала «Nu vom uita! — Не забудем!»).

Жена Е. М. Ткача (с 1949 года) — композитор Злата Моисеевна Ткач.

Книги

• Книга Молдавии: репертуар любительских постановок. Кишинёв, 1960.
• Опера Д. Гершфельда «Грозован». Путеводитель (с Зиновием Столяром). Москва: Советский композитор, 1960.
• Музыкальная культура Молдавской ССР. Москва: Советский композитор, 1978.
• Еужениу Дога. Кишинёв: Литература артистикэ, 1980.
• Înaintaşi Al Muzicii Româneşti. Кишинёв: Hyperion, 1994.
• Антииудаизм, или пещерный мир: статьи, документы, воспоминания, стихи. Антифашистский демократический альянс Республики Молдова, Общество еврейской культуры Республики Молдова и Хельсинкская гражданская ассамблея в Молдове, Кишинёв: Ruxandra, 1998.
• Antiiudaism sau lumea din peşteră. Антифашистский демократический альянс Республики Молдова, Общество еврейской культуры Республики Молдова и Хельсинкская гражданская ассамблея в Молдове, Кишинёв: Ruxandra, 1999.

Галерея

• [www.centropa.org/index.php?nID=15&x=PXVuZGVmaW5lZDsgc2VhcmNoVHlwZT1waG90b2RldGFpbDsgc2VhcmNoVmFsdWU9TU9aVEswMDI7IHNlYXJjaFNraXA9MA== Муся (Ефим) Ткач с родителями в Бельцах, 1928 год.]
• [www.centropa.org/index.php?nID=15&x=PXVuZGVmaW5lZDsgc2VhcmNoVHlwZT1waG90b2RldGFpbDsgc2VhcmNoVmFsdWU9TU9aVEswMDc7IHNlYXJjaFNraXA9MA== Ефим Ткач (второй справа) с женой композитором Златой Ткач, скрипачом Наумом Лозником из джазового оркестра п/у Шико Аранова (крайний справа). Кишинёв, 1948 год.] (Н. Х. Лозник)

Отрывок, характеризующий Ткач, Ефим Маркович

– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.