Тлинкиты

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Тлинкит»)
Перейти к: навигация, поиск
Тлинкиты
Самоназвание

Тлингит

Численность и ареал

Всего: 15 200[1]
Аляска
Юкон
Британская Колумбия

Язык

тлингитский, английский

Религия

христианство, анимизм

Расовый тип

американоиды

Тлинкиты (колоши, тлингиты) — индейский народ, проживающий на юго-востоке Аляски и в прилегающих частях Канады. Самоназвание — тлингит, возможны варианты: лингит, клинкит, означает «человек, люди». Тлинкиты отличали себя от соседей: хайда, атапасков, квакиутлов, цимшианов, чугачей, эяков. В старых русских источниках они фигурируют под следующими названиями: ко́лоши, ко́люжи, ка́лоши, ка́люжи, ко́люши. По культуре тлинкиты принадлежат к индейцам Северо-западного побережья.

Численность: аборигенная численность оценивается в 10 тыс. чел.; в 1805 году было только мужчин 10000, а по другим данным в начале XIX века их было около 6 тыс. чел.; более 5800 чел. в 1835 г.; около 7 тыс. чел. в конце XIX века; 3895 чел. на Аляске на 1 января 1920 г.; 4462 чел. на Аляске на 1 октября 1929 г.; около 5780 чел. в 1950 г. в 19 посёлках на Аляске; 9 тыс. чел. в 1959 г.; 9500 чел. в 1977 г.; в 1976 г. в Канаде было 534 тлинкита; в 1980 г. в США перепись населения зарегистрировала 9509 чел.; 11 тыс. чел. в 1994 г.; ныне около 19,4 тыс. чел., в том числе приблизительно 18.450 чел. в США и около 1 тыс. чел. в Канаде.

Изначально имелось 18 территориальных подразделений (куанов), а в конце XIX века их было 14 (от 1 до 8 деревень в каждом): чилкат, ситка, якутат, стикин, аук, тонгас, таку, хуна, хуцнуву, кейк, тагиш, хенья, акой и санья.

Традиционные верования — магия, тотемизм, шаманизм, анимизм, представлявшие собой целостный комплекс.

Ранее основным языком тлинкитов был тлинкитский (семья на-дене), однако в настоящее время большинство носителей либо полностью перешли на английский язык, либо двуязычны. В конце ХХ в. Майкл Краусс оценивал количество носителей тлинкитского языка в 700 человек.





Быт

Занятия: рыбалка, главным образом на лосося и сельдь, как в реках, так и в море, а также охота на морских и сухопутных животных. Земледелием до прихода европейцев тлинкиты не занимались. Хорошо владели ремеслами, строили каноэ, вырезали из дерева тотемные столбы, посуду, утварь, простую мебель, плели корзины, циновки, изготовляли ткани. Ещё до прихода европейцев умели обрабатывать железо. Среди орудий труда тлинкит использовали остроги, гарпуны, плетёные ловушки для рыб, сачки, деревянные и костяные рыболовные крючки, ножи и дубинки для глушения рыб и тюленей. Селения тлинкитов состояли из домов, которые строились обычно вдоль берега реки или бухты, фасадами к воде. Небольшие селения имели по 4 — 5 домов, и около 100 человек населения, крупные — до 25 домов и около 1000 человек населения. Летом на рыбалке и охоте они сооружали временные шалаши. Тлинкиты вели торговлю, например с атапасками, предмет торговли — шкуры, меха, одежда.

Хозяйственный год делился на 4 сезона: зима (така), весна (такуити), лето (кутан), и осень (еес). Месяц — дис, диси, то есть «луна». Начало года приходилось на июль. Обстановку дома составляли деревянные сундуки, ящики, циновки из кедровой коры, деревянная посуда. Одежда делилась не только на мужскую и женскую, но и на летнюю и зимнюю. Летом тлинкиты носили меховые накидки или рубахи из оленьей или тюленьей кожи, ходили босиком, а женщины — туникообразные рубахи-платья из кожи. Зимой к этому добавлялись штаны, представлявшие единое целое с мокасинами. На голове носили плетёные шляпы. Ценными мехами считались шкуры калана, бобра, волка, сурка. Куницу носили только вожди и знатные индейцы. Одежда богато украшалась своеобразным орнаментом, главным мотивом которого был «глаз», а также морды зверей. Точно такой же орнамент наносился на утварь, каноэ. Пища тлинкитов была разнообразна. Главным компонентом её был рыбий или тюлений жир. Основной продукт — рыба, в первую очередь лосось, сельдь. В пищу шли также крабы, моллюски, водоросли, мясо оленей, коз, баранов, медведей, тюленей, дельфинов, китов и т. д. В социальном плане племя делилось на фратрии, фратрии — на роды, род — матрилинейный. Племя делилось на куаны (группы). Куан составляли несколько селений, каждый куан и каждое селение имели своего вождя. Кроме вождей (тойонов) знать составляли шаманы. Были и рабы, обычно — чужеплеменники. Браки могли заключаться только между представителями родов противоположных фратрий. Брачный возраст для юношей — 17-18 лет, для девушек — 15-16. Семья была обычно парная, но было распространено и многоженство (среди богатых). Нередко тлинкиты участвовали в военных походах, причём они имели и флотилии из каноэ. Использовалось оружие: луки, стрелы, медные и железные кинжалы, палицы с каменным ударником, весла, шлемы с забралом и деревянные защитные панцири.

В XVIII веке на запад Америки проникают русские, испанцы и в XIX веке англичане и французами. Особо складываются русско-тлинкитские отношения, первоначально это были конфликты, но затем отношения улучшились. В период освоения так называемой Русской Америки русские оказали на тлинкитов значительное влияние.

Духовная культура тлинкитов

Тлинкиты считали землю плоской, небо твёрдым, звёзды — кострами в жилищах духов, солнце и луна были для них живыми, понимающими язык людей. Земля, согласно мифу, покоилась на гигантском столбе в виде лапы бобра, его удерживала подземная старуха Агишануку (Айишанаку). Землетрясения происходили, по их мнению, из-за борьбы Агишануку с человеком-вороном Йэлом (главный герой их мифов, родственный Кутху). Тлинкиты верили в числовую магию, их магическим числом было 4, как и у многих народов северной Америки. Собственно, оно символизирует 4 сезона, 4 стороны света и т. д. Их мир был населён множеством духов и душ людей и животных. Духи покровительствовали озёрам, рекам, ледникам, горам и другим стихиям. Например, главным подводным духом был Конакадет. Богатый фольклор, эпос о Вороне, миф о гигантской птице-Гром по имени Хетл, распространены танцы и игры. В прикладном искусстве, как уже было сказано, была развита резьба по дереву, существовали её разные стили. Главными мотивами изображений были орлы, медведи, бобры и другие животные.

Тлинкиты верили в загробный мир собак. Туда могли попасть и люди, кто плохо обращался с животными, убивал их не ради пропитания, а также колдуны и самоубийцы[2].

К концу девятнадцатого века большая часть тлингитов приняли христианство, причём многие вошли в православную церковь, основанную намного ранее во время российской колонизации. Выбор православия мог рассматриваться как попытка более консервативных тлингитов сохранить некоторую культурную независимость от наступающей англосаксонской цивилизации США, которую связывали с пресвитерианскими миссионерами[3].

См. также

Библиография

  • Историко-этнографический справочник «Народы мира», М., 1988.
  • А. В. Гринев. Индейцы тлинкиты в период Русской Америки (1741—1867). Новосибирск «Наука» Сиб. отделение, 1991.
  • А. В. Зорин. Индейская война в Русской Америке (Альманах «Первые американцы», историко-культурный центр «Индейцы Северной Америки», Курский государственный медицинский университет). Курск, 2002.
  • Тлинкиты. каталог коллекции Кунсткамеры. Отв. ред. Ю. Е. Березкин. СПб., Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера), 2007.

Напишите отзыв о статье "Тлинкиты"

Примечания

  1. Барри Прицкер A Native American Encyclopedia: History, Culture, and Peoples. Оксфорд, изд. Oxford University Press (2000), стр. 209 ISBN 978-0-19-513877-1
  2. Петрухин, В. Я. Загробный мир. Мифы о загробном мире: мифы разных народов/Петрухин В. Я. — М.: АСТ: Астрель, 2010.-10-11с.
  3. Kan, Sergei. 1999. Memory eternal: Tlingit culture and Russian Orthodox Christianity through two centuries. P.xix-xxii


Отрывок, характеризующий Тлинкиты

– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.