Тлюстен, Юсуф Ибрагимович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тлюстен, Юсуф Ибрагимович
адыг. Лъэустэн Юсыф
Дата рождения:

25 апреля 1913(1913-04-25)

Место рождения:

аул Шаханчерихабль, Кубанская область, Российская империя ныне Теучежский район,Адыгея

Дата смерти:

1998(1998)

Гражданство:

Российская империя Российская империя >
СССР СССР

Род деятельности:

прозаик

Жанр:

роман, повесть, очерк

Награды:

Тлюстен, Юсуф Ибрагимович (адыг. Лъэустэн Юсыф, 25 апреля 19131998) — адыгейский писатель. Заслуженный работник культуры России. Народный писатель Адыгеи.





Биография

Юсуф Ибрагимович Тлюстен родился 25 апреля 1913 года в ауле Шаханчерихабль (ныне Теучежский район) Адыгеи. Учился в Московском полиграфическом институте. В 1935—1938 годах работал в газете «Социалистическая Адыгея». Затем работал в Адыгейском НИИ языка, литературы и истории.

С 1939 года — член Союза писателей СССР.

В 1941 году Ю. Тлюстен ушёл на фронт, воевал в рядах действующей армии, был комиссаром сапёрно-строительного батальона, затем корреспондентом газеты «Сталинский удар». Выступал в печати с очерками, статьями, рассказами о боевых подвигах солдат и офицеров.

В 1946 году в звании капитана он вернулся в родную Адыгею, работал в различных учреждениях — был заведующим сектором литературы и фольклора Адыгейского научно-исследовательского института языка, литературы и истории, заведующим отделом партийной жизни газеты «Социалистическэ Адыгей», более десяти лет был ответственным секретарём Адыгейской писательской организации.[1]

В последние годы жизни был председателем Совета старейшин при Президенте Республики Адыгея.

Творчество

В 1938 году в журнале «Огонёк» был издан первый рассказ Тлюстена — «Аминет». В конце 1930-х им были написаны повесть «Путь открыт» («Гъогур Ӏухыгъ») и сборник «Адыгейские новеллы». После войны вышла повесть Тлюстена «Свет в горах» («Къушъхьэр къэнэфы»), рассказывающая о борьбе адыгейцев против немецко-фашистских захватчиков. В 1960-1970-е годы Тлюстен создал романы «Ожбаноковы» (в русском переводе — «Всё началось весной») и «Девичьи зори» («Пшъашъэмэ янэфылъ»).

Награды

Напишите отзыв о статье "Тлюстен, Юсуф Ибрагимович"

Примечания

  1. [www.sov-adyg.ru/index.php?newsid=16552 Газета «Советская Адыгея» от 07.05.2013: Каждый день за письменным столом (К 100-летию со дня рождения Ю. И. Тлюстена)]
  2. [www.podvignaroda.ru/?n=35175375 Наградные документы] в электронном банке документов «Подвиг Народа» (архивные материалы ЦАМО, ф. 33, оп. 690155, д. 4379, л. 8, 152)
  3. [www.podvignaroda.ru/?n=37486306 Наградные документы] в электронном банке документов «Подвиг Народа» (архивные материалы ЦАМО, ф. 33, оп. 687572, д. 2740, л. 2, 28)

Ссылки

  • [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke2/ke2-8671.htm Краткая литературная энциклопедия]
  • [www.sov-adyg.ru/index.php?newsid=16552 Газета «Советская Адыгея» от 07.05.2013: Каждый день за письменным столом (К 100-летию со дня рождения Ю. И. Тлюстена)]

Отрывок, характеризующий Тлюстен, Юсуф Ибрагимович

В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.