Лир, Тобиас

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Тобиас Лир»)
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан) К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)
Тобиас Лир
англ. Tobias Lear<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
 
Рождение: 19 сентября 1762(1762-09-19)
Портсмут, Нью-Гэмпшир
Смерть: 11 октября 1816(1816-10-11) (54 года)
Вашингтон
Место погребения: Кладбище Конгресса
Отец: Тобиас Лир
Мать: Мэри Стиллсон Лир
Образование: Гарвардский колледж
Деятельность: Секретарь Джорджа Вашингтона

Тобиас Лир (англ. Tobias Lear; 19 сентября 1762, Портсмут, Нью-Гемпшир — 11 октября 1816, Вашингтон) — личный секретарь президента США Джорджа Вашингтона с 1784 года до его смерти в 1799 году.

Тобиас Лир также находился на службе у президента Томаса Джефферсона, во время Берберийских войн он был направлен в качестве посла мира в Средиземном море.



Биография

Лир родился в портовом городе Портсмут, штат Нью-Гэмпшир 19 сентября 1762 года[1]. Его отца звали также Тобиас Лир (род. 1 августа 1737 года), а мать — Мэри Стиллсон Лир (род. 25 мая 1739 года)[2], они поженились 29 декабря 1757 года[3]. Их семейный дом на улице Ханкинг в Портсмуте был построен в 1742 году семьёй Стиллсон[3].

Тобиас окончил Благотворительную школу Даммера[2], после чего в отличие от многих своих современников, присоединившихся к Континентальной армии, поступил в Гарвардский колледж (1779)[1].

Окончив колледж в 1783 году, он начал свою карьеру с преподавания в школе, где и продолжал работать, пока его дядя Бенджамин Линкольн (англ.) не рекомендовал Тобиаса на должность личного секретаря Джорджа Вашингтона, которым он и стал в 1784 году. Находясь на этой должности, Лир выполнял все его поручения, включая репетиторство, заполнение отчётов, написание писем и т. д.[2]

В 1789 году, когда Вашингтон стал президентом США, Лир вместе с ним переехал в Нью-Йорк[1]. В 1793 году, в начале второго срока Вашингтона, он основал компанию T. Lear & Company, деятельность которой была сосредоточена на развитии речного транспорта в сотрудничестве с компанией Potomac Company и участии в спекуляциях землёй в будущей столице США — Вашингтоне. Тобиас путешествовал по Европе с целью продажи земельных участков, но безуспешно. А его инженерные работы, связанные с Potomac Company, не были выполнены из-за невозможности преодолеть два водопада на реке Потомак. В итоге, несмотря на богатство и мощь своего партнёра, Лир потерял свои деньги[1].

В конце 1790-х годов финансовое положение Лира пошатнулось ещё больше. В этот период он выполнял некоторые поручения Вашингтона, при этом не получая зарплаты. Одним из таких поручений стал сбор арендной платы с жильца Вашингтона, однако полученные деньги Тобиас положил себе в карман. Когда Вашингтон узнал об этом, он пришёл в ярость, но после извинений Лира быстро простил его[1].

Позже Лиру присвоено звание полковника и он был назначен командовать войсками в период возможного нападения французской армии. До конца своей жизни он продолжал оставаться полковником, несмотря на то, что нападение французов так и не состоялось, а Лир никогда не сталкивался с реальными военными действиями[1].

В 1799 году в Маунт-Верноне умер Джордж Вашингтон, посещавший его там Тобиас Лир оставил в дневнике запись:

Около десяти часов, в субботу, 14 декабря 1799 года, Вашингтон предпринял несколько попыток поговорить со мной, прежде чем ему это удалось, наконец он сказал: «Я ухожу. Похороните меня достойно; не позволяйте класть моё тело в склеп менее чем через два дня после моей смерти». Я поклонился. Затем он снова посмотрел на меня и сказал: «Вы меня понимаете?» Я ответил: «Да». «Это хорошо», — сказал он.[1]

Тобиас курировал организацию похорон[1].

В 1803 году Томас Джефферсон назначил Лира генеральным консулом на Северном побережье Африки с правом одновременного ведения частного бизнеса. Незадолго перед путешествием в Алжир Тобиас женился и вместе с женой должен был отплыть на корабле USS Philadelphia (англ.). Однако в Средиземном море корабль был захвачен и их перевели на фрегат USS Constitution. По иронии судьбы, именно Лир стал основным переговорщиком за освобождение экипажа USS Philadelphia, а в 1805 году при его участии был заключён договор с Триполи, положивший конец Первой берберийской войне. Лир пробыл в Алжире до 1812 года[2].

11 октября 1816 года Лир, по-видимому, покончил жизнь самоубийством, выстрелив в себя из пистолета. Известно, что он страдал сильными головными болями и впадал в депрессию, но конкретные причины его самоубийства неизвестны. Любопытно, что столь скрупулёзный человек не оставил ни предсмертной записки, ни завещания[2]. Он похоронен на кладбище Конгресса в Вашингтоне.

Напишите отзыв о статье "Лир, Тобиас"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 Richard Zacks. The Pirate Coast: Thomas Jefferson, the First Marines, and the Secret Mission of 1805. — New York: Hyperion, 2005. — ISBN 978-1-4013-0003-6.
  2. 1 2 3 4 5 [www.seacoastnh.com/history/rev/lear.html Tobias Lear] (англ.). SeacoastNH.com. Проверено 23 июля 2014. [www.webcitation.org/6DGAQINkf Архивировано из первоисточника 29 декабря 2012].
  3. 1 2 Ray Brighton. The checkered career of Tobias Lear. — Portsmouth Marine Society, 1985. — P. 16, 20, 24. — 375 p. — ISBN 0-915819-03-1.

Ссылки

  • [wentworthgardnerandlear.org/ Tobias Lear's childhood home in Portsmouth, NH]
  • [seacoastnh.com/history/rev/lear.html New Hampshire historical website]
  • [quod.lib.umich.edu/c/clementsmss/umich-wcl-M-1044lea Tobias Lear papers] at the Clements Library, University of Michigan
  • [www.pbs.org/wgbh/aia/part3/3h491.html PBS.org]
  • [thelouvertureproject.org/index.php?title=Tobias_Lear L'ouverture project]
  • [www.ahs.org/river_farm/history.htm American Horticultural Society]
  • [www.victoryintripoli.com Victory in Tripoli book]
  • The Louverture Project: [thelouvertureproject.org/index.php?title=Tobias_Lear Tobias Lear and the Haitian Revolution]

Отрывок, характеризующий Лир, Тобиас


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.