Тобин, Джеймс

Джеймс То́бин
James Tobin
Джеймс Тобин
Место рождения:	Шампейн (Иллинойс), штат Иллинойс, США
Место смерти:	Нью-Хейвен, штат Коннектикут, США
Научная сфера:	экономика
Место работы:	Йельский университет
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Гарвардский университет
Награды и премии:	Нобелевская премия по экономике (1981), Медаль Джона Бейтса Кларка (1955)

Джеймс То́бин (англ. James Tobin; 5 марта 1918, Шампейн, Иллинойс — 11 марта 2002, Нью-Хейвен, Коннектикут) — американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике (1981).

Биография

В 1939 году Джеймс Тобин с отличием окончил Гарвардский колледж. В 1941 году после нападения японцев на Пёрл-Харбор он поступил во флот и прошёл трёхмесячную подготовку по результатам которой ему было присвоено офицерское звание. Затем до 1945 года Джеймс Тобин служил на эсминце Kearny. После окончания войны Тобин продолжил обучение в Гарвардском университете, в 1947 году он получил в нём степень доктора философии и преподавал там же с 1946 по 1950 годы. С 1950 года преподавал в Йельском университете. В начале 1950-х годов входил в редколлегию двух рецензируемых журналов по экономике: The Review of Economic Studies и Econometrica.

С 1955 года, после переезда Комиссии Коулса в Йель и преобразовании её в Фонд, активно участвует в работе данного исследовательского центра, занимая в 1955—1961 и 1964—1965 годах посты директора. В 1958—1960 годах был членом исполнительного комитета (англ. Executive Committee) Американской экономической ассоциации. С 1961 по 1962 годы входил в Совет экономических консультантов при президенте Джоне Кеннеди.

С 1988 года преподавал в Йеле в должности эмерита.

Умер 11 марта 2002 года в Нью-Хейвене от инсульта.

Семья

14 сентября 1946 года Джеймс Тобин женился на Элизабет Фэй Ринго (англ. Elizabeth Fay Ringo). У них было 4-ро детей: Маргарет Ринго (англ. Margaret Ringo) (р. 31 июля 1946); Луис Майкл (англ. Louis Michael) (р. 10 июля 1951); Хью Ринго (англ. Hugh Ringo) (р. 13 июля 1953) и Роджер Джилл (англ. Roger Gill) (р. 19 декабря 1956).

Научное творчество

Был автором и соавтором 16 книг и более 400 статей. Критиковал монетарную политику Рональда Рейгана.

Налог Тобина

Среди широкой публики Тобин стал знаменитым благодаря своему предложению, высказанному ещё в начале 1970-х, что если ввести налог на операции с иностранными валютами, то даже если он бы равнялся только 0,1 %-0,25 %, это могло бы резко ограничить трансграничные валютные спекуляции, сделав большую часть из них невыгодными и уменьшить их вред, особенно для развивающихся стран. По мнению Тобина этот налог приносил бы в год не менее 150 млрд долларов, которые он предлагал разделять между Международным валютным фондом и национальными банками. Обычно сторонники этого налога предлагают использовать его для борьбы против неравенства и бедности, для развития образования, здравоохранения и подъема экономики в отсталых странах, хотя сам Тобин выступал с намного более умеренных позиций. У этого предложения много сторонников, особенно в развивающихся странах (У.Чавес, Лула да Силва, антиглобалисты). Большинство неолибералов к данному предложению относятся крайне отрицательно, считая, что страны, которые введут у себя такой налог, будут отгораживаться от внешнего мира, обрекая себя на дальнейшее отставание.

Подробнее см.: [cowles.econ.yale.edu/archive/reprints/tobin-tax-96.pdf], [ru.euronews.net/2012/01/09/opposition-mounts-to-financial-transaction-tax/] и [www.vestifinance.ru/articles/5890].

В результате европейского долгового кризиса ЕС стал искать дополнительные источники доходов, и в качестве одного из них Францией и Германией предлагается налог Тобина в широком смысле как налог на финансовые транзакции. Этот законопроект встретил сопротивление со стороны Великобритании, премьер которой пригрозил наложить на него вето.

Общественная работа и награды

• Президент Эконометрического общества (1958)
• Вице-президент Американской экономической ассоциации (1964)
• Президент Американской экономической ассоциации (1971)

Награды и премии

• 1955 — Медаль Джона Бейтса Кларка;
• 1972 — Член Национальной академии наук США;
• 1981 — Нобелевская премия по экономике «За анализ состояния финансовых рынков и их влияния на политику принятия решений в области расходов, на положение с безработицей, производством и ценами»;
• 1984 — Член-корреспондент Британской академии
• 1988 — Орден Священного сокровища 1 класса;
• 1990 — Премия Адама Смита;
• 1993 — Медаль президента Итальянской республики;

Литература

Список произведений

• «Американское экономическое кредо» (American Business Creed, 1956);
• «Экономические эссе» в 3-х тт.(Essays in Economics, 1972—1982).

Библиография

• Блауг М. Тобин, Джеймс // 100 великих экономистов после Кейнса = Great Economists since Keynes: An introduction to the lives & works of one hundred great economists of the past. — СПб.: Экономикус, 2009. — С. 297-300. — 384 с. — (Библиотека «Экономической школы», вып. 42). — 1 500 экз. — ISBN 978-5-903816-03-3.
• [www.britannica.com/EBchecked/topic/597780 James Tobin] (англ.). — статья из Encyclopædia Britannica Online. Проверено 13 июня 2014.

Ссылки

• [nobelprize.org/economics/laureates/1981/tobin-autobio.html Автобиография на Нобелевском сайте]
• [cowles.econ.yale.edu/archive/reprints/tobin_86_laureate.htm Автобиография на сайте Комиссии/Фонда Коулса]. — 16.10.2008. (англ.)
• Интервью с Джеймсом Тобином и Робертом Шиллером: «Традиции Йеля» в макроэкономике // О чём думают экономисты. Беседы с нобелевскими лауреатами / под ред. П. Самуэльсона и У. Барнетта. — М.: Юнайтед Пресс, 2009. — С. 458−488.— (ISBN 978-5-9614-0793-8)
• James Tobin. [cs112-b.cs.yale.edu/P/cm/m19/m19-01.pdf Liquidity preference as behaviour towards risk] (англ.) (pdf). The Review of Economic Studies, No. 67, Febuary, 1958. The Cowles Foundation for Research in Economics at Yale University. Проверено 29 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BTVX9w4e Архивировано из первоисточника 17 октября 2012].
• Открытое письмо Михаилу Горбачёву (1990)

Отрывок, характеризующий Тобин, Джеймс

– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.