Товарищество скоропечатни А. А. Левенсон

Товарищество скоропечатни А. А. Левенсон
Год основания	1889
Расположение	Москва, Трёхпрудный переулок, 9
Отрасль	Полиграфия

К:Предприятия, основанные в 1889 году

Товарищество скоропечатни А. А. Левенсо́н — одна из известных и лучших типографий и издательств Российской империи.

«Типография А. А. Левенсона» открылась 31 марта 1881 года в Рахмановском переулке в доме отца основателя типографии, известного московского доктора А. С. Левенсона. Первоначально, имея всего одну типографскую машину и ручной типографский станок, получало незначительные заказы на печать визитных карточек и коммерческих счетов. Спустя несколько лет был получен заказ на печатание газеты «Новости Дня». В 1887 году, с привлечением к себе пайщиков, она превратилась в товарищество на вере «Торговый дом А. Левенсона и Ко», а в 1890 году было реорганизовано в «Товарищество скоропечатни А. А. Левенсон» с капиталом 210 тысяч рублей и инвентарём, который оценивался в 102,5 тысяч рублей.

Председателем Правления Товарищества был В. А. Красовский, директором-распорядителем А. А. Левенсон, директорами — Л. А. Карзинкин и С. Н. Тихменев.

1 мая 1892 года в типографии случился пожар, который уничтожил всё имущество. Однако члены товарищества внесли дополнительные взносы и в следующем году оно имело имущество на 173 тысячи рублей и вскоре объём печатной продукции превышал допожарный.

В 1896 году товарищество выполняло заказ Министерства императорского двора к коронации Николая II и Александры Фёдоровны и было удостоено звания Поставщика Двора Его Императорского Величества. До этого, в 1895 году оно получило большую серебряную медаль Министерства финансов, а в 1896 году золотую — на выставке в Париже в память столетия литографии. В 1900 году золотая медаль за продукцию товарищества была присуждена на парижской всемирной выставке; при этом золотой медали был удостоен управляющий мастерскими, серебряной — управляющий литографией, а бронзовой — помощник управляющего литографией. В 1900 году в Трёхпрудном угол Мамоновского переулков по проекту архитектора Ф. Шехтеля специально для типографии Товарищества А. А. Левенсона было построено одно из самых красивых зданий Москвы. Для приёма заказов, в доме Коровина на Петровке, было открыто отделение с писчебумажным магазином.

Типография просуществовала до 1917 года, но здание сохранилось до сих пор и является Объектом культурного наследия Федерального значения.

Одним из пайщиков «Товарищества скоропечатни А. А. Левенсон» был И. Н. Кнебель. Здесь же печатались многие издания И. Н. Кнебеля. С 1907 года И. Н. Кнебель — заведующий книгоиздательской деятельностью товарищества. Одним из членов товарищества был Л. А. Карзинкин; Карзинкины напечатали, в том числе, книги И. А. Бунина.

В типографии Левенсона были напечатаны первые поэтические сборники Марины Цветаевой «Вечерний альбом» (1910) и «Волшебный фонарь». Сергей Эфрон и Марина Цветаева выпускали свои первые книжки в собственном, «домашнем» издательстве «Оле-Лукойе», а печатали — в скоропечатне Левенсона.

В типографии Левенсона в Рахмановском переулке увидела свет первая книга Чехова, сборник рассказов «Сказки Мельпомены» (1884).

Типография специализировалась на выпуске художественных изданий, альбомов художников, программ для всех Императорских театров. А. А. Левенсон являлся и арендатором афиш. Кроме того, в течение театрального сезона типография, под редакцией самого Александра Александровича Левенсона, издавала (с 1899 года) газету под названием «Ежедневное либретто». В ней печатались в основном новости культуры, и она содержала много рекламы:

При этом наряду с такими вроде бы нейтральными призывами, как «Вставая утром, пейте какао Эйнем» и «Требуйте всюду гильзы Катыка», там была реклама конкурентов — например, издательства П. Юргенсона. Разве в наши дни можно представить, как один производитель колы рекламирует тот же напиток с другим брендом?

Жил А. А. Левенсон в особняке на Пречистенской набережной (теперь дом 35, перестроен Ф. О. Шехтелем в 1901 году), — за Домом Перцовой.

В 1917 году типография была приобретена Земгором; после октябрьской революции — национализирована и преобразована в 16-ю государственную типографию треста «Мосполиграф». Ликвидирована в 1924 году.

Литература

• Указатель действующих в Империи акционерных предприятий / Под ред. В. А. Дмитриева-Мамонова. — СПб: Тип. Исидора Гольдберга, 1903. — С. 776.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003717392#?page=1 Т-во скоропечатни А. А. Левенсон: Ист. очерк и описание мастерских 1881—1903]. — М., 1903. — 109 с.
• Сорокина Г. В. Скоропечатня // Московский журнал. — 2015. — № 1. — С. 85—96. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0868-7110&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0868-7110].

Ссылки

• [community.livejournal.com/moya_moskva/662514.html Скоропечатни А. А. Левенсона в Трёхпрудном]
• [www.nasledie-rus.ru/red_port/001700.php Виктор Борзенко. Русские театральные журналы и газеты XIX века. — Наше Наследие.]
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003805214#?page=1 Устав Ссудо-сберегательной кассы служащих Товариществава Скоропечатни А.А. Левенсон в Москве]. — М. — 11 с.

Отрывок, характеризующий Товарищество скоропечатни А. А. Левенсон

При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.