Товароведение

Товарове́дение (нем. Warenkunde) — научная дисциплина, предметом которой являются потребительские свойства товаров, лежащие в основе их потребительной стоимости. Принадлежит группе прикладных экономических дисциплин, в составе которой развивается в тесном взаимодействии с учётно-экономическими дисциплинами, маркетингом (предпосылкой которого является) и рядом других. Наряду с базовыми для всех наук методами диалектической логики, а также методами других общественных наук, в ходе анализа обширно заимствует методы и приёмы естественных наук, медицины, эргономики и т. п.

В приведённом выше определении содержатся два научных термина, две категории, имена которых иногда путают:

• потребительские свойства есть категория в основе своей объективно-аналитическая. Методами специальных дисциплин (химия, механика, биология, и т. п.) определяются элементный состав товара, его эксплуатационные характеристики, воздействие на человека и среду и пр., обобщаемые в синтетическом, интегральном показателе качества. На основе тех или иных существенных качеств разрабатываются классификации, которые кладутся в основу научных исследований процесса товародвижения, формирования ассортимента и т. п.

• потребительная стоимость (но не «потребительская стоимость!») — сугубо экономическая категория, парная к категории «стоимость», денежным выражением которой, в свою очередь, является «цена». Определяемая, как «способность товара удовлетворять те или иные потребности человека», потребительная стоимость есть категория субъективно-синтетическая: она отражает субъективную оценку покупателем товара во всей совокупности его свойств, и эта оценка выражается в его готовности заплатить за товар ту или иную цену.

Первое академическое определение товароведения дал в конце XVIII века Иоганн Бекман:

наука о свойствах, получении и испытании товаров, а также об их экономическом значении

Современные варианты определения товароведения:

научная дисциплина, изучающая потребительские свойства товаров; их классификацию и кодирование; стандартизацию; факторы, обусловливающие качество товаров, контроль и оценку его; закономерности формирования ассортимента товаров и его структуру; условия сохранения качества товаров при их транспортировке, в потреблении и эксплуатации.
— Большая Советская энциклопедия, 1977.

* * * прикладная экономическая дисциплина, изучающая полезные свойства продуктов труда, классификацию, стандартизацию, закономерности формирования ассортимента товаров и его структуру, факторы, обусловливающие качество товаров, способы его контроля и оценки, условия сохранения товаров при их транспортировании и хранении
 — Большой Энциклопедический Словарь, 2005.

Не появлявшееся в научных трудах до 1990-х годов сочетание потребительская стоимость является результатом небрежного обращения с исторически сложившимся категориальным аппаратом. Термин потребительная стоимость фигурирует в экономической теории более полутора веков, и весомых обоснований необходимости его замены пока науке не представлено. Ввиду указанных выше принципиальных различий между научными категориями потребительСКие свойства и потребительНая стоимость, новообразование «потребительСКая стоимость» трудно признать доброкачественным, так как оно приводит к смешению двух разных понятий. Как справедливо заметил В.Чеховский:

если одно слово может иметь несколько значений, то понятие, напротив, всегда однозначно. Будь иначе, наука, оперирующая как раз понятиями, потеряла бы всякий смысл.

История товароведения как науки в Новое время

Необходимость в постановке товароведения на научную основу возникает в эпоху Великих географических открытий. Родиной современного товароведения является Италия, чьи средневековые города-республики принимают на себя функции основного торгового посредника между Европой и Востоком. Уже в 1549 году в Падуанском университете открывается кафедра товароведения растительных и животных фармацевтических материалов.

В 1752—1756 гг. в Лейпциге издаются один за другим пять томов фундаментального исследования Карла-Гюнтера Людовици (нем. Ludovici) с не менее фундаментальным названием:

Открытая академия купечества, или полный купеческий словарь: из коего торговля и предпринимательство, со всеми их приёмами и искусствами доведены будут для должного изучения; и также все гавани, именитейшие города и ярмарки; все виды сырых и обработанных товаров; художники, фабриканты и ремесленники; коммерцколлегии, коммерческие суды, банки, биржи, ломбарды, мануфактуры, фабрики и мастерские; права и привилегии купечества и т. д. изложены и разъяснены будут: С превеликим усердием из лучших сочинений отобранный…

Оригинальный текст (нем.)  

Eröffnete Akademie der Kaufleute, oder vollständiges Kaufmanns-Lexicon: woraus sämmtliche Handlungen und Gewerbe, mit allen ihren Vortheilen, und der Art, sie zu treiben, erlernet werden können; und worinnen alle Seehäfen, die vornehmsten Städte und Handelsplätze; alle Arten der rohen und verarbeiteten Waaren; die Künstler, Fabrikanten und Handwerksleute; Commerciencollegia, Handelsgerichte, Banken, Börsen, Leihhäuser, Manufacturen, Fabriken und Werkstätte; die Rechte und Privilegien der Kaufmannschaft, u.s.w. beschrieben und erkläret werden: Mit vielem Fleiße aus den besten Schriftstellern zusammengetragen….

Автор — талантливый лексикограф, посвятивший большую часть своей жизни составлению словарей и энциклопедий. На протяжении 15 лет (1739—1754) Людовици был главным редактором Большой Энциклопедии Цедлера, и за два года до завершения этого 64-томного издания принялся параллельно за свою, отдельную 5-томную «купеческую энциклопедию». Не дожидаясь сторонних рецензентов, Людовици сам анонсировал свой труд:

Я не думаю, чтобы стал кто оспаривать моё удовлетворение тем, что я есть первый, кто столь важное, как и весьма нужное дело, как торговлю, она же купеческая наука, привёл в упорядоченную и с искусством расположенную систему. Никто до меня не додумался, что всеобщая торговля состоит из трёх частей:

1. знания товаров,
2. торговой науки и
3. счетоводства или порядочного держания купеческих книг

«Самовосхваления» К.-Г.Людовици небезосновательны: его труд положил начало методу глубокой систематизации объектов изучения в товароведении. Долгое время он был лучшим справочным источником в этой области; через 30 лет после его издания, в 1795 году Иоганн Бекман привёл многословное определение товароведения, данное своим великим предшественником:

в особенности есть познание товаров, смотра по купецкой в них нужде. Знание сие простирается на разделение и роды товаров, деление, свойство, испытание или разбирание, цену и доброту, порчу, сохранение и содержание, исправление, выделку, подделку, пользу и употребление, а также на знания суть лучшие сорта и роды товаров.

в строгую академическую форму («наука о свойствах, получении и испытании товаров, а также об их экономическом значении»). Об особой популярности книги К.-Г.Людовици в России (где она называлась «Начертание полной купеческой системы») см. ниже. Что же касается «личной нескромности» автора этого анонса — читатели XXI века могут записать её в счёт заслуг К.-Г.Людовици ещё в одной области, выросшей из товароведения, а именно — маркетинга и продвижения товара.

Век Бекмана и Людовици дал человечеству паровую машину; вновь наступивший XIX век открыл следующий этап НТР, ознаменовавшийся небывалым прогрессом в области физики, электричества и химии. С одной стороны, товароведение встало перед массой качественно новых товарных объектов, а с другой — одновременно обрело и обширный инструментарий исследования их материальной основы. В Великобритании и США преподавание товароведения начинает дифференцироваться в расширенных курсах технологии различных групп товаров Тем самым товароведно-технологический этап в развитии товароведения (уже давно сменивший в Европе чисто описательный) приобрёл новое качество. И, наконец, в том же XIX веке заявившая себя «царицей экономических наук» политическая экономия разгружает товароведение от решения специфической задачи нахождения соотношения между категориями потребительной стоимости (полезности), стоимости и цены как денежного выражения последней. Констатируя это состоявшееся размежевание, Карл Маркс записывает в «Капитале»:

Потребительные стоимости товаров составляют предмет особой дисциплины — товароведения.

Оригинальный текст (нем.)  

Die Gebrauchswerte der Waren liefern das Material einer eignen Disziplin, der Warenkunde.

заодно сообщая товароведам имя категории, которую они изучают совместно с политэкономами, но — с разных сторон, разными методами.

Дальнейшее развитие науки товароведения на протяжении XIX века шло и по линии углубления исследований физической, материальной стороны предмета, и одновременно — по линии совершенствования оценок коммерческой стороны, сбыта товаров. Это нашло отражение в двух определениях той эпохи, приводимых Е. В. Жиряевой в своём учебнике:

• Товароведение — это логически и систематически упорядоченное и сведённое к простейшим принципам и простейшему выражению описание всех сведений, касающихся товаров. Главным представителем концепции, выраженной этим определением, был маннгеймский профессор Виктор Пешль (1884—1948).
• Товароведение — это естественная научная дисциплина, рассматривающая исследование свойств товаров с коммерческой точки зрения. Таким определением пользовались представители венской школы товароведов (с 1870 г.) Г.Томс, И.Гольферт, К.Охара.

Наличие определения товароведения в XIX веке через «описание всех сведений» (Пешль) не вписывается в классификации, датирующие завершение «описательного периода» XVIII веком. В определении же венской школы товароведения налицо противоречие между отнесением товароведения в класс естественных дисциплин и коммерческим ракурсом, задающим науке совсем другие методы. Как видно, эта школа на данном этапе не координировала свои исследования с другой, ныне всемирно известной школой мысли, работавшей в том же городе Вене. Это — венская (тж. австрийская) школа экономической мысли, развивавшая альтернативную классикам (Смит, Рикардо, Маркс) теорию стоимости. Фундаментальной её категорией являлась предельная полезность. Недопустимость смешивания категорий потребительной стоимости и полезности в определениях, касающихся товароведения обусловлена тем, что каждый из этих терминов спроецирован на свою фундаментальную теорию стоимости.

К концу XIX века в товароведение вторгается новая тематика — изучение спроса, затем разработка рекламы и других форм продвижения товара на рынок вплоть до агрессивных, использующих психологические особенности человека для оказания на него давления с целью заставить сделать его выбор в пользу конкретного товара. Последние методы прямого отношения к товароведению не имеют, и потому эта тематика вскоре концентрируется в рамках новой прикладной экономической дисциплины — маркетинга. Между товароведением и маркетингом налицо значительное пересечение в области предмета. Принципиальное же различие между ними — в исходной точке исследования. Товароведение исходит из товара, помогая доставить его в сохранности до покупателя, дать покупателю объективную информацию о товаре и т. п., то есть удовлетворить потребности покупателя и избавить продавца от излишних потерь. Маркетинг же исходит не из товара, а из необходимости найти платёжеспособного потребителя, который готов купить нечто, причём в момент, наиболее удобный для продавца в контексте решения главной его задачи — извлечения прибыли.

Товароведение в России

В развитии товароведения как науки в России учебники и методические разработки выделяют следующие три этапа развития:

1. описательный (до XVIII века)
2. товароведно-технологический (XVIII век — середина XX века)
3. товароведно-формирующий (с середины XX века по настоящее время)

Первым пособием по товароведению в России обычно назвают вышедшую в 1575 году «Торговую книгу» (другие названия «Память товарам», «Память как продавать товар русской в немцех»). Составленная на основе богатейшего внешнеторгового опыта, накопленного купцами-новгородцами, книга поучала, «како торг вести и знати всему цену», как приготовлять товары для продажи западноевропейцам. Особое внимание в ней уделялось русско-нидерландской торговле. «Торговая книга» советовала русским купцам заключать торговые договоры о продаже технического сырья, пищевых продуктов, изделий ремесла, лесных промыслов; приводились цены на пушнину и кожи. Сообщалось и о том, что привозили на Кольское побережье нидерландские купцы: сахар, изюм, пряности, нашатырь, камфору, металлы (олово, ртуть) и металлоизделия (медную и железную проволоку для русских ремесленников).

Затем в библиографии отечественных работ по товароведению наступает провал длиной в 200 лет. В 1787 году издаётся «Словарь коммерческий в 6 частях», и в 1789, под именем «Начертание полной купеческой системы и торговой науки» (тж. «Основы полной торговой системы») — упомянутое выше сочинение К.-Г.Людовици. Утверждение некоторых учёных РФ, что великий немецкий лексикограф оказался при этом ещё и в числе основоположников научного товароведения в России, с учётом известных фактов биографии К.-Г.Людовици (нескл.!), видится не вполне обоснованным. Равно как и славянизация его имени, превращаемого в России и на Украине в К. Г. Людовицы (в ед.ч.: «…Так определил товароведение И. Г. Людовицы в книге…»), К. Г. Людовица и даже… К. Г. Людовицын! Бесспорно лишь одно: издание книги позволило приступить к преподаванию дисциплины в России.

БСЭ констатирует, что «как самостоятельная учебная дисциплина товароведение начало вводиться в коммерческих средних и высших учебных заведениях в конце XVIII в.» Дух реформ Александра I, затронувших и образование, воодушевляет сотрудников созданных им в начале XIX века министерств настолько, что Главное правление училищ в 1803 году вносит торговую энциклопедию Людовици (вместе с 6-томным «Коммерческим словарём» 1787 года) в «список книг, одобренный для употребления в гимназии» в качестве учебных пособий. Тот факт, что даже в середине XIX в. Маркс констатировал:

В буржуазном обществе господствует fictio juris [юридическая фикция], будто каждый человек, как покупатель товаров, обладает энциклопедическими познаниями в области товароведения,

Оригинальный текст (нем.)  

In der bürgerlichen Gesellschaft herrscht die fictio juris, daß jeder Mensch als Warenkäufer eine enzyklopädische Warenkenntnis besitzt.

позволяет оценить масштабность замыслов русских реформаторов александровской эпохи, постановивших иметь настоящую энциклопедию товароведения в каждой гимназии России.

Однако несмотря на грандиозность замысла, и наличие в гимназиях энциклопедии Людовици и коммерческого словаря, проходит более 100 лет после издания этих классических зарубежных раритетов, прежде чем в России появляется прообраз первого отечественного учебника по товароведению. В 1906—1908 гг. М. Я. Киттары (1825—1880; включён соавторами-учениками посмертно), П. П. Петров (1850—1928) и Я. Я. Никитинский (1854—1924) издают «Руководство по товароведению с необходимыми сведениями из технологии», касающееся вопросов строения, состава, свойств и технологии переработки сырья и материалов, используемых в промышленном производстве. Эта тройка авторов и считается основоположниками, которые успели положить начало научному товароведению в России лишь за 10 лет до Великой Октябрьской социалистической революции.

Оценку состояния дел с развитием товароведения и его преподаванием в царской России дал один из этих авторов, Я. Я. Никитинский, в статье, вошедшей в энциклопедию Брокгауза и Ефрона.

…скучным кратким немецким курсам «Allgemeine Waarenkunde», представляющим собою, в сущности, справочные книги, не место в школе. Школьное преподавание товароведения уместно лишь рядом с научным изучением природы. Чем научная подготовка выше, тем шире и глубже может быть обработан курс товароведения.

Сам автор, Я. Я. Никитинский, лично активно содействовал постановке отечественного товароведения на научную основу, на базу современных достижений науки, на актуальные, а не устаревшие данные зарубежного происхождения. В 1881 году Никитинский ввёл в практику проведение лабораторных занятий по товароведению в Московском коммерческом училище, а затем в Александровском коммерческом училище в Москве. Аналогичные занятия вёл в Практической академии коммерческих наук и его соавтор по учебнику, профессор П. П. Петров. Однако это были лишь эпизодические факты. В завершение этой же статьи в энциклопедии Я. Я. Никитинский с горечью констатировал:

Курса товароведения, который сколько-нибудь удовлетворял бы вышепоставленным основаниям, нет; на русском языке не существует и вообще никакого курса товароведения, так как единственная имеющаяся книга г. Борщова не подходит под это понятие. На Втором съезде деятелей по техническому и профессиональному образованию было предложено коллегиальное составление руководства по товароведению преподавателями его; это предложение было принято съездом, но не осуществилось.

Отрывок, характеризующий Товароведение

Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.