Товтивил

Эта статья — о племяннике Миндовга. О сыне Кейстута см. Товтивил Кейстутович.

Товтиви́л (лит. Tautvilas; убит в 1264) — литовский князь, племянник Миндовга (вероятно, сын его старшего брата Довспрунка). Князь полоцкий.

Биография

В 1248 году Миндовг послал Товтивила, его брата Едивида и дядю по материнской линии, жемайтского князя Викинта на завоевание Смоленска, обещав передать им завоёванные земли. Этот поход завершился в 1249 году. В битве на Протве князьям удалось разбить войско великого князя владимирского Михаила Хоробрита, погибшего в этой битве. Однако в следующем сражении у Зубцова князья потерпели поражение от Святослава Всеволодовича и вынуждены были вернуться в Литву.

Узнав о неудаче похода, Миндовг захватил земли князей и попытался организовать их убийство. Товтивил и его родственники были вынуждены бежать к галицкому князю Даниилу Романовичу, мужу сестры Товтивила. Вскоре противники Миндовга образовали сильную коалицию, состоявшую из жемайтов, ливонских рыцарей и войск волынского князя Василько Романовича. В 1250 году, во время похода Даниила и ливонцев на Миндовга, Товтивил отправился в Ригу, где был крещён рижским архиепископом под именем Готлиба.

Борьба с Миндовгом не принесла решительного успеха, кроме того вскоре Миндовг сумел договориться с Ливонским орденом о союзе на условиях принятия им католичества и передачи Ордену некоторых земель. В свою очередь крестоносцы обязались прекратить боевые действия и короновать Миндовга. В 1252 году Товтивил с оставшимися союзниками предпринял новый поход на земли Миндовга. В результате неудачной осады Воруты, ему самому пришлось обороняться в замке своего дяди Викинта. Через некоторое время, после смерти Викинта, Товтивил вернулся в Галич. В 1253 году он участвовал в походе Даниила на Чехию.

В следующем году произошло примирение Миндовга с Даниилом Галицким и, вероятно, Товтивилом. Примирение дошло до того, что в 1258—1259 годах во время татарского похода на Литву Товтивил воевал вместе с сыном Миндовга Войшелком против Даниила, выступавшего в качестве союзника татар. Под 1262 годом Товтивил упоминается как полоцкий князь, хотя, скорее всего, был им задолго до этого.

Вероятно, Товтивил был участником заговора против Миндовга, приведшего к его убийству в 1263 году. Новым великим князем литовским стал двоюродный брат Товтивила Тройнат. Между князьями началась борьба за власть, завершившаяся поражением и убийством Товтивила.

По мнению некоторых исследователей, например В. Т. Пашуто, у князя Товтивила был сын Константин, князь витебский и/или полоцкий, он же, возможно, участник похода 1262 года на Юрьев против Ливонского ордена. При этом А. В. Кузьмин отмечает, что имя сына Товтивила — Юрий, упоминаемое в Ростовском соборном синодике, опровергает данную гипотезу. Не исключено, что Товтовил мог иметь несколько сыновей, но источники прямо называют только одного.

Литература

• Н. В—н—в. Полоцкие князья // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
•  (белор.) Насевіч В. Л. [vln.by/node/30 Таўцівіл] // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі: У 6 т. — Т. 6. — Кн. 1. — Мінск, 2001. — С. 513—514.
• Sužiedėlis S. Tautvilas // Encyclopedia Lituanica. — V. V. — Boston, Massachusetts: Juozas Kapočius, 1970—1978. — P. 384.

Отрывок, характеризующий Товтивил

– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…