Токарев, Сергей Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Александрович Токарев
Дата рождения:

29 декабря 1899(1899-12-29)

Место рождения:

Тула, Российская империя

Дата смерти:

19 апреля 1985(1985-04-19) (85 лет)

Место смерти:

Москва, РСФСР, СССР

Страна:

Российская империя Российская империя, СССР СССР

Научная сфера:

история, этнография

Место работы:

Абаканский учительский институт
МГУ имени М. В. Ломоносова
Институт этнографии АН СССР

Учёная степень:

доктор исторических наук (1940)

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

МГУ

Известные ученики:

Ю. В. Кнорозов
М. Г. Писманик

Награды и премии:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Серге́й Алекса́ндрович То́карев (29 декабря 1899, Тула — 19 апреля 1985, Москва) — советский этнограф, историк этнографической науки, исследователь религиозных воззрений. Доктор исторических наук, профессор. Заслуженный деятель науки Якутской АССР (1956) и Заслуженный деятель науки РСФСР (1971).





Биография

Родился в семье директора гимназии. В 1917 году начал работать преподавателем в школе. В 1921 году поступил на факультет общественных наук, а в 1925 году окончил его. С 1927 года работал научным сотрудником Центрального музея народоведения, где в 1932 году возглавил сектор Севера. Также работал научным сотрудником Московской публичной библиотеки преподавателей коммунистического университета трудящихся Востока (КУТВ), Государственной академии истории материальной культуры (ГАИМК) и Центрального антирелигиозного музея. В годы эвакуации возглавлял кафедру истории Абаканского учительского института.

В 1943 году приглашен в созданный в системе АН СССР Институт этнографии (ныне Институт этнологии и антропологии) им. Н. Н. Миклухо-Маклая на должность заведующего сектором народов Америки, Австралии и Океании. С 1961 года возглавляет сектор этнографии народов зарубежной Европы. Одновременно с 1956 по 1973 год заведует кафедрой этнографии на историческом факультете МГУ.

Научная деятельность

В 1935 году получил степень кандидата исторических наук без защиты диссертации. В 1940 году защитил докторскую диссертацию «Общественный строй якутов в XVII—XVIII вв.» В 1943 году удостоен звания профессора.

Начав с этнографии тюркоязычных народов (алтайцев, хакасов, якутов) С. А. Токарев впоследствии заинтересовался социальной организацией и культурной историей австралийских аборигенов, индейскими народами, этнографией народов Зарубежной Европы, этногенезом, материальной и духовной культурой народов СССР. Такое многообразие научных интересов обуславливалось общепризнанным энциклопедизмом ученого.

Ещё одной сферой научных интересов С. А. Токарева стала история русской и зарубежной этнографии. Итогом его многолетней работы стал ряд монографий, до сих пор не потерявших своего значения.

Важное место в жизни учёного занимала издательская деятельность, ориентированная на интересы самого широкого круга читателей. Под его редакцией вышли работы многочисленных зарубежных авторов: Дж. Дж. Фрезера, Те Ранге Хироа (Питера Бака), А. Элькина, Ю. Липса, Т. Хейердала, П. Уорсли и многих других. Токарев был членом редакционных коллегий многотомных изданий «Сказки и мифы народов Востока», «Исследования по фольклору и мифологии Востока», 20-томника «Страны и народы», научный редактор и автор статей в двухтомной энциклопедии «Мифы народов мира», один из авторов «Атеистического словаря».

Преподавательская деятельность

Вместе с коллегами С. П. Толстовым, Н. Н. Чебоксаровым, Б. О. Долгих, В. И. Чичеровым — им сформирована система этнографического образования, благодаря которой кафедра этнографии МГУ на долгое время получила статус ведущего учебного заведения этого профиля. Токарев читал фундаментальные курсы: «История первобытного общества и основы этнографии», «История религий», «Историография этнографии», «Этнография Австралии и Океании», «Этнография Америки», «Этнография Зарубежной Европы» и ряд других.

Награды и премии

Научные работы

Авторские монографии

  • Докапиталистические пережитки в Ойротии. М., ОГИЗ-Соцэкгиз, 1936.
  • Очерк истории якутского народа. М., Соцэкгиз, 1940.
  • Общественный строй якутов. Якутское государственное издательство, 1945.
  • Религиозные верования восточнославянских народов XIX — начала XX века. М., Изд-во АН СССР, 1957.
  • Этнография народов СССР. Изд-во Моск. ун-та, 1958. Переведена на ит. язык — Tokarev Sergej A. URSS: popoli e costume. Bari, Editori Laterza, 1969.
  • Религия в истории народов мира. М.: Политиздат, 1964. 2-е изд. М.: Политиздат, 1965. 3-е изд. М.: Политиздат, 1976. 4-е изд. М.: Политиздат, 1986. 5-е изд. М.: Республика, 2005. Переведена на разные языки.
  • Ранние формы религии и их развитие. М.: Наука, 1964.
  • История русской этнографии. М.: Наука, 1966.
  • Истоки этнографической науки. М.: Наука, 1978.
  • История зарубежной этнографии. М.: Высшая школа, 1978.
  • Religioni del mondo antico dai primitive ai celti. Milano, Teti, 1981.
  • Ранние формы религии. Сб. статей. М.: Политиздат, 1990
  • Trieste 1946-47 nel diario di un componente sovietico della commissione per i confine italo-jugoslavi. Trieste, Del Bianco editore, 1995.
  • Избранное: теоретические и историографические статьи по этнографии и религиям народов мира. М., 1999.

Редактура и участие в коллективных трудах

Автор более 200 статей и предисловий к различным историческим и этнографическим изданиям.

Напишите отзыв о статье "Токарев, Сергей Александрович"

Литература

  • Алексеев В. П. Памяти Сергея Александровича Токарева // Советская этнография. — 1985. — № 4.
  • Козлов С. Я. …И дольше века длится день // Этнографическое обозрение. — 1999. — № 5. — С. 3—15.
  • Козлов С. Я. [ng.ru/style/1999-12-08/8_freedom.html Невозмутимая свобода] // НГ Религии. — 12.09.1999.
  • Козлов С. Я. Сергей Александрович Токарев (1899—1985) // Портреты историков. Время и судьбы. — М.: Наука, 2004. — Т. 4. Новая и новейшая история. — С. 446—461.
  • Козлов С. Я. Сергей Александрович Токарев: «этнографический университет» // Выдающиеся отечественные этнологи и антропологи XX века. — М.: Наука, 2004. — С. 397—449.
  • Марков Г. Е., Соловей Т. Д. Этнографическое образование в Московском государственном университете (к 50-летию кафедры этнографии исторического факультета МГУ) // Советская этнография. — 1990. — № 6.
  • Список печатных работ С. А. Токарева (К 80-летию со дня рождения) // Советская этнография. — 1980. — № 3.
  • Учёный совет Института этнографии АН СССР, посвящённый памяти Сергея Александровича Токарева // Советская этнография. — 1990. — № 4.

Ссылки

  • [www.iea.ras.ru/cntnt/levoe_meny/ob_institu/sotrudniki1/tokarev.html Статья] на сайте ИЭА РАН

Отрывок, характеризующий Токарев, Сергей Александрович

– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…