Токарев, Фёдор Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Васильевич Токарев
Род деятельности:

конструктор стрелкового оружия

Дата рождения:

2 (14) июня 1871(1871-06-14)

Место рождения:

станица Егорлыкская, Область Войска Донского, Российская империя

Дата смерти:

7 июня 1968(1968-06-07) (96 лет)

Место смерти:

Москва, СССР

Награды и премии:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Фёдор Васи́льевич То́карев (18711968) — советский конструктор стрелкового оружия. Наиболее известные разработки: пистолет ТТ и винтовка СВТ-38/40. Герой Социалистического Труда. Лауреат Сталинской премии первой степени.





Биография

Родился в станице Егорлыкской (по другим данным, в станице Мечётинской) (ныне Ростовская область) 2 (14) июня 1871 года (крещён 4 июня) в казачьей семье[1][2]. Начальное обучение прошел в церковно-приходской школе, а в 1885 году поступил на работу в слесарную мастерскую при станичном училище[3].

С 1891 года служил оружейным мастером в донском казачьем полку в Радивилове на Волыни. После окончания Новочеркасского казачьего училища и производства в хорунжии в 1900 году служил заведующим оружия. Затем прошёл курс Офицерской стрелковой школы в Ораниенбауме, в оружейной мастерской и на полигоне которой создавались и испытывались образцы стрелкового оружия.

В Офицерской стрелковой школе Токарев разработал образец автоматической винтовки, изготовленной путём переделки винтовки Мосина. Оружейный отдел Артиллерийского комитета нашёл идею системы правильной и заслуживающей внимания[4].

Работа на Сестрорецком заводе

После окончания курса Офицерской стрелковой школы по разрешению военного министра с 10 сентября 1908 по 17 июля 1914 года Токарев был прикомандировании к Сестрорецкому оружейному заводу для изготовления по его образцу нового экземпляра автоматической винтовки[4]. На Сестрорецком заводе Токарев лично, как простой слесарь, выделывал наиболее ответственные детали винтовок[4], разработал образцы автоматического оружия[5].

К этому времени в оружейном отделе объявляется конкурс для выработки образца автоматической винтовки. Винтовка Токарева, переделанная из 3-х линейной винтовки Мосина в автоматическую прошла комиссионные и полевые испытания. За этот проект Токарев получил премию в 1000 рублей от канцелярии Военного министерства. Комиссией по выработке образца автоматической винтовки была постановлено изготовить 10 экземпляров винтовок, переделанных по этой системе. Независимо от этих работ Токарев спроектировал и изготовил совершенно новый образец автоматической винтовки, представив его в феврале 1912 года на испытание. Комиссия отметила, что новый образец значительно совершеннее образца, представленного в 1910 году. В декабре 1912 г. Токарев представил в Комиссию ещё более улучшенный образец. В итоге началось спешное изготовление на Сестрорецком заводе, при личном участии Токарева, 12 автоматических винтовок. К июлю 1914 года были изготовлены почти все части винтовок, оставалось приступить к сборке и отладке. Но началась война, и Токарев должен был отправиться в распоряжение окружного атамана Донецкого округа для последующего назначения в полк[4]. На фронте Токарев находился около полутора лет, командовал сотней в 29-м Донском казачьем полку и за отличие в делах получил пять боевых орденов.

4 января 1916 года по предписанию Главного артиллерийского управление есаул Токарев вновь был отправлен в распоряжение начальника Сестрорецкого оружейного завода и назначен заведовать отделом поверки и сборки заводских изделий. Одновременно ему было поручено руководство сборкой тех 12 автоматических винтовок его системы, оставшихся незаконченными в 1914 году[4].

Работа на Тульском заводе

С 1921 Токарев работает на Тульском оружейном заводе. В 1924 году на основе конструкции станкового пулемёта Максима он разработал ручной пулемёт Максима-Токарева, который 26 мая 1925 года был принят на вооружение Красной армии. В 1926 году Токарев разработал новый вариант пулемёта Максима для применения в авиации, заменивший пулемёт Виккерса. В 1927 году разработал первый отечественный пистолет-пулемёт под револьверный патрон — (пистолет-пулемёт Токарева образца 1927 года).

Фёдор Васильевич Токарев нередко выходил победителем открытых конкурсов на лучшие образцы оружия. Так, в конце 1920-х годов ряд конструкторов стрелкового оружия (С. А. Коровин, С. А. Прилуцкий и другие) работал над пистолетами. Участвовал в этой работе и Токарев. С 25 июня по 13 июля 1930 года комиссия под председательством В. Ф. Грушецкого проводила полигонные испытания 7,62-мм пистолетов Коровина, Прилуцкого и Токарева параллельно с испытанием лучших иностранных образцов систем Люгера, Браунинга, Маузера и пр.

Особое внимание Токарева привлёк пистолет Colt 1911, системы Браунинга. Токарев отметил чрезвычайно удачную систему запирания затвора этого пистолета, и несколько упростив, применил в ТТ не только эту систему, но и всю компоновочную схему. Это был очень удачный выбор, схема Браунинга по сей день считается самой удачной и используется в современных пистолетах. Применив схему Браунинга для патрона 7,62*25, Токареву удалось создать необычно мощный и компактный пистолет. Испытания выявили превосходство пистолета Токарева над многими другими по массе, габаритам и мощности в различных условиях эксплуатации.

В 1930 году на вооружение армии поступил разработанный Токаревым самозарядный пистолет ТТ. Им были также разработаны самозарядная винтовка образца 1938 года (СВТ-38), самозарядная винтовка СВТ-40, которые применялись в Великой Отечественной войне.

В 1948 году Токарев сконструировал оригинальный фотоаппарат для панорамной съемки ФТ-1, выпущенный в небольшом количестве в 1948—1949 годах на Красногорском механическом заводе. После существенной переработки заводскими конструкторами фотоаппарат Токарева под названием ФТ-2 выпускался с 1958 по 1965 годы.

Доктор технических наук.

Умер 7 июня 1968 года в Москве. Похоронен в Туле на Всехсвятском кладбище[6][7].

Разработки

Модернизации

Награды и премии

Российская империя

Советский Союз

Память

В честь Ф. В. Токарева названы:

Напишите отзыв о статье "Токарев, Фёдор Васильевич"

Примечания

  1. 1 2 Зайдинер В. И. Об истории Зерноградского района Донской области.
  2. Болотин Д. Выдающийся советский оружейник // Военный вестник. — 1971. — С. 6.
  3. Чумак Р. [www.kalashnikov.ru/upload/medialibrary/11a/budu-rabotat.pdf «Я буду работать пока дышу»] // Калашников : журнал. — 2011. — № 6. — С. 32—38.
  4. 1 2 3 4 5 [ru.wikisource.org/wiki/%D0%A0%D0%B0%D0%BF%D0%BE%D1%80%D1%82_%D0%BD%D0%B0%D1%87%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%B0_%D0%B7%D0%B0%D0%B2%D0%BE%D0%B4%D0%B0_%D0%B2_%D0%93%D0%90%D0%A3_%D0%BE_%D1%80%D0%B0%D0%B1%D0%BE%D1%82%D0%B5_%D0%A4._%D0%92._%D0%A2%D0%BE%D0%BA%D0%B0%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%B0_%D0%BD%D0%B0_%D0%B7%D0%B0%D0%B2%D0%BE%D0%B4%D0%B5_%D0%BE%D1%82_4_%D0%B0%D0%B2%D0%B3%D1%83%D1%81%D1%82%D0%B0_1916_%D0%B3. Рапорт начальника завода в ГАУ о работе Ф. В. Токарева на заводе от 4 августа 1916 г. // ЛГИА, ф. 1290, оп. 1, д. 2525, лл. 256—257.]
  5. Давыденко А. И. Русские оружейники / Сестрорецк. Очерки по истории города. Л., 1962. С. 42-56.
  6. Болотин Д. Выдающийся советский оружейник, «Военный вестник», 1971.
  7. Гусаров А.Ю. Ораниенбаум. Три века истории. — СПб, 2011. — ISBN 978-5-93437-329-1.
  8. «За образцовое выполнение заданий Командования по обеспечению действующей Красной Армии артиллерийским вооружением и боеприпасами» — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 18.11.1944 — О НАГРАЖДЕНИИ ГЕНЕРАЛОВ, ОФИЦЕРОВ И КОНСТРУКТОРОВ ПРОМЫШЛЕННОСТИ ВООРУЖЕНИЯ И БОЕПРИПАСОВ/ Газета Красная звезда — 19.11.1944. № 274 (5954)

Ссылки

  •  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9008 Токарев, Фёдор Васильевич]. Сайт «Герои Страны».
  • [www.tokarev.com Сайт Ф. В. Токарева.]
  • Зайдинер В., Ковынева С. [www.donvrem.dspl.ru/Files/article/m10/0/art.aspx?art_id=485 Великий оружейник родился на Дону] // Донской временник / Донская гос. публичная библиотека. — Ростов-н/Д, 1993—2014.
  • [talks.guns.ru/forummessage/36/648444.html День рождения Фёдора Васильевича Токарева.]
  • [www.zenitcamera.com/archive/ft/index.html Научно-технический центр Красногорского завода.]
  • [historypistols.ru/blog/pistolety-pod-unitarnyj-patron-avtomaticheskie/opytnye-obrazcy-pistoletov-tokareva/ Опытные (экспериментальные) образцы пистолетов Токарева.]

Отрывок, характеризующий Токарев, Фёдор Васильевич

– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.