Токийская повесть

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Токийская повесть (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Токийская повесть
東京物語
Tôkyô monogatari
Жанр

драма

Режиссёр

Ясудзиро Одзу

Продюсер

Такэси Ямамото

Автор
сценария

Ясудзиро Одзу
Кого Нода

В главных
ролях

Тисю Рю
Тиэко Хигасияма
Сэцуко Хара
Харуко Сугимура

Оператор

Юхару Ацута

Композитор

Кодзюн Сайто

Кинокомпания

Shochiku Kinema Kenkyû-jo

Длительность

136 мин

Страна

Япония

Язык

японский

Год

1953

IMDb

ID 0046438

К:Фильмы 1953 года

«Токийская повесть» (яп. 東京物語 То:кё: моногатари) — кинофильм японского режиссёра Ясудзиро Одзу, снятый в 1953 году. Через 60 лет переснят под названием «Токийская семья».





Сюжет

Престарелые супруги Сюкиси (Тисю Рю) и Томи (Тиэко Хигасияма) отправляются из южного села в далёкий Токио, в гости к своим детям. Те проявляют показную радость, но слишком заняты работой и повседневными делами, чтобы уделить им внимание. Наконец стариков спроваживают на морской курорт, находящийся поблизости. Наиболее тепло и радушно к пожилым супругам относятся не трое их детей и даже не внуки, а Норико (Сэцуко Хара), вдова их погибшего на войне сына.

В фильме разочарование, горечь и утраты показаны как неизбежные спутники старения, однако последние кадры оставляют просветлённое чувство: хотя старик Сюкиси сидит в опустевшем доме совсем один, по улице едет автобус, с реки гудит пароход — жизнь идёт своим чередом.[1]

В ролях

Содержание

В конце ленты хорошо слышно, как в пустом доме тикают часы. Безупречное чувство времени, способность переводить на язык кино ритмы повседневной жизни — «козыри» режиссёрской манеры Ясудзиро Одзу.[2] Старость, одиночество и смерть трактуются им в духе восточной философии — как проявления естественного круговорота жизни.[3] Неслучайно в конце фильма, как и в его первых кадрах, в сторону Токио спешит поезд.

Как и у Миядзаки, в фильмах Одзу нет героев и злодеев.[4] Все действующие лица принадлежат к одной семье, где у каждого есть свои причины действовать так, а не иначе.[5] Бесчувственность детей в отношении родителей вызвана не злобой или неблагодарностью, а необходимостью заботиться о собственных детях.[6] Зрителю представлены мотивы поведения не только старшего, но и младшего поколения.[6]

Не впадая в мелодраматизм и избегая трагедийного пафоса, Одзу спокойно и трезво констатирует, что мир постоянно меняется, причём далеко не всегда в лучшую сторону.[3][7] Борьба за существование в многомиллионном Токио плохо совместима с душевной восприимчивостью и почтительностью к старшим, хотя обрядовая сторона вековой японской жизни ещё даёт о себе знать.[6]

Единственное драматическое событие фильма — смерть матери — незаметным образом вырастает из потока повседневной жизни и воспринимается как его органичная часть, естественное звено в цепочке причин и следствий.[8] Герои Одзу не делают ничего значительного, но неприметно для самих себя они ежеминутно принимают решения, которые предопределяют содержание их жизни.[8]

Значение

Как и другие послевоенные ленты Одзу, «Токийская повесть» утверждает высшую ценность повседневной жизни в лоне семьи, в душевной гармонии с близкими людьми. По результатам глобального опроса кинокритиков, проведённого британским изданием Sight & Sound в 1992 году, «Токийская повесть» вошла в тройку величайших фильмов в истории кинематографа.[9] С тех пор картина Одзу регулярно фигурирует в подобных списках (по версиям А. Каурисмяки, Дж. Джармуша, Р. Эберта — в первой десятке).[10]

По результатам опроса 2012 года «Токийская повесть» подтвердила своё место в тройке лидеров[11], причём в ходе опроса 358 кинорежиссёров за произведение Одзу было подано больше голосов, чем за любой другой фильм[12].

Напишите отзыв о статье "Токийская повесть"

Примечания

  1. [www.guardian.co.uk/culture/2000/may/04/artsfeatures1 Yasujiro Ozu:Tokyo Story | Film | The Guardian]
  2. [www.guardian.co.uk/film/2010/jan/09/yasujiro-ozu-ian-buruma Yasujiro Ozu: an artist of the unhurried world | Ian Buruma | Film | The Guardian]
  3. 1 2 [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1166478 Ъ-Weekend - Дети любых возрастов]
  4. Как пишет Дж. Розенбаум, принятие душевного склада всех действующих лиц у Одзу — нечто большее, чем просто сочувствие или терпимость, это подобие космического объятия.
  5. [www.guardian.co.uk/film/2010/oct/20/tokyo-story-ozu-arthouse Tokyo Story: No 4 best arthouse film of all time | Film | The Guardian]
  6. 1 2 3 [www.villagevoice.com/2010-11-24/film/family-ties-unbound-in-tokyo-story/ Family Ties, Unbound, in Tokyo Story - Page 1 - Movies - New York - Village Voice]
  7. [www.bbc.co.uk/films/2004/01/06/tokyo_story_1953_review.shtml BBC - Films - Tokyo Story (Tokyo Monogatari)]
  8. 1 2 [www.jonathanrosenbaum.com/?p=17014 JonathanRosenbaum.com » Blog Archive » On Ozu]
  9. [www.bfi.org.uk/sightandsound/topten/history/1992.html BFI | Sight & Sound | Top ten | Archive]
  10. [www.bfi.org.uk/sightandsound/topten/poll/voted.php?film=Tokyo+Story+%28Ozu%29 BFI | Sight & Sound | Top Ten Poll 2002 — Who voted for which film]
  11. [www.bfi.org.uk/news/50-greatest-films-all-time The Top 50 Greatest Films of All Time | British Film Institute]
  12. [www.telegraph.co.uk/culture/film/film-news/9444975/Is-Vertigo-really-the-greatest-film-of-all-time.html Is Vertigo really the greatest film of all time? — Telegraph]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Токийская повесть

– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.