Толедская ночь

«Толедская ночь» (исп. una noche Toledana) — кровавая резня, которую в IX в. устроили мятежным вестготским и иберо-римским аристократам арабские властители города.

В переносном смысле — плохая или просто бессонная ночь, какой-нибудь неприятный сюрприз, коварная ловушка (исп.).

Резня в Толедо

Христианский город Толедо, который был в 712 г. захвачен маврами, даже оставаясь под властью арабов, воспринимался оттесненными на север воинами Реконкисты как своя столица, лишь временно попавшая в руки врага. Горожане также не оставляли надежду вернуть себе независимость.

Согласно легенде, в к. VIII—нач.IX вв. (называют разные даты: 797, 803, 807, 806, либо же 812 год) произошло первое крупное восстание толеданцев, во время которого в своем алькасаре был убит вали города Юсуф-бен-Амрюк, вызвавший негодование жителей своей чрезвычайной жестокостью. Кордовский эмир Аль-Хакам I (796-822) назначил новым вали города (по его собственной просьбе) отца убитого, носившего имя Амрюк-аль-Льериди (Amrus-al Lleridi). Въехав в город, Амрюк не стал, вопреки ожиданиям, предпринимать никаких мер против убийц сына, принадлежавших к высшей аристократии, а начал править с патриархальной мягкостью, прислушиваясь к их советам.

Но через некоторое время в Толедо прибыл отряд во главе с наследником эмира, будущим Абдарахманом II, следовавший на север, в Сарагосу. Он разместился во дворце Галиана (Palacio de Galiana), над рекой Тахо. В честь прибывшего принца Амрюк устроил роскошнейший пир, на который, естественно, пригласил всех представителей знатных толедских семей (числом, как говорят, от 400 до 700). В числе гостей был и архиепископ Толедский Элипанд, известный защитник адопционизма.

Напрасно в сумерках толпа, собравшаяся у ворот, ждала возвращения своих дворян с пира. Никто не возвращался, а над башнями крепости непрерывно поднимались клубы пара. В толпе говорили: «Это пар от горячих блюд», и лишь один наблюдательный произнес: «этот пар поднимается не от пиршественных яств, а от крови наших братьев».

И он был прав: каждого из гостей впускали поодиночке. И при входе во внутренний двор крепости обезглавливали, а головы скатывались в заранее приготовленную для этого посредине двора яму. (По этой причине это событие также называют «День Ямы» — la Jornada del Foso).

¡Hijo mío, ya puedes dormir en paz, pues ya estas vengado! (Сын мой, теперь можешь упокоиться с миром, ибо ты отомщен!) — сказал Амрюк, выставляя головы убитых на зубцах своей крепости Вариз.

Юный принц Абдаррахман, имя которого послужило приманкой, был несколько шокирован столь жестокими убийствами, случившимися на его глазах, но ничего предпринимать не стал, и проследовал дальше в Сарагосу.

Жители города до сих пор способны показать место, где происходило это событие: дворец находился в квартале, называемом Монтичель (Montichel), где сейчас находится бульвар Св.Христофора (Paseo de San Cristóbal).

В литературе

• Лопе де Вега, «Толедская ночь», 1605

См. также

• Варфоломеевская ночь
• Ночь длинных ножей

Отрывок, характеризующий Толедская ночь

Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.