Толстая, Татьяна Никитична

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с такими же именем и фамилией: Толстая, Татьяна.
Татьяна Толстая
Место рождения:

Ленинград, РСФСР, СССР

Род деятельности:

писательница, литературный критик, педагог, журналистка, телеведущая

Годы творчества:

1983 — наст. время

Жанр:

рассказ, роман, эссе, очерк, публицистика

Язык произведений:

русский

Дебют:

«На золотом крыльце сидели…» (1983)

Премии:

Триумф

[lib.ru/PROZA/TOLSTAYA/ Произведения на сайте Lib.ru]
Запись голоса Т.Н. Толстой
Из интервью «Эхо Москвы»
2 марта 2006
Помощь по воспроизведению

Татья́на Ники́тична Толста́я (род. 3 мая 1951, Ленинград, РСФСР, СССР) — российская писательница, публицист, литературный критик, педагог, журналистка и телеведущая.

Наиболее известен роман писательницы — «Кысь», получивший премию «Триумф»[1]. Произведения Татьяны Толстой, в том числе сборники рассказов «Любишь — не любишь», «Река Оккервиль», «День», «Ночь», «Изюм», «Круг», «Белые стены», переведены на многие языки мира[2].

Широкая популярность пришла к писательнице в 2002 году, когда она стала соведущей телевизионной программы «Школа злословия»[2]. В 2011 году вошла в рейтинг «Сто самых влиятельных женщин России», составленный радиостанцией «Эхо Москвы», информационными агентствами РИА Новости, «Интерфакс» и журналом «Огонёк»[3].





Биография

1951—1983: Детство, юность и работа корректором

Татьяна Толстая родилась 3 мая 1951 года в Ленинграде, в семье профессора физики Никиты Алексеевича Толстого[4]. Росла в доме Ленсовета на Набережной реки Карповки в многодетной семье, где у неё было шесть братьев и сестёр. Дедушка будущей писательницы по материнской линии — Лозинский Михаил Леонидович, литературный переводчик, поэт. По отцовской линии является внучкой писателя Алексея Николаевича Толстого и поэтессы Наталии Крандиевской[5].

После окончания школы, Толстая поступила в Ленинградский университет, на отделение классической филологии (с изучением латинского и греческого языков), который окончила в 1974 году.

В этом же году выходит замуж за филолога-классика А. В. Лебедева и, вслед за мужем, переезжает в Москву, где устраивается работать корректором Главной редакции восточной литературы издательства «Наука»[5]. Проработав в издательстве до 1983 года, Татьяна Толстая в этом же году публикует свои первые литературные произведения и дебютирует как литературный критик со статьёй «Клеем и ножницами…» («Вопросы Литературы», 1983, № 9)[6][7]. По собственному признанию, начать писать её заставило то обстоятельство, что она перенесла операцию на глазах. «Это теперь после коррекции лазером повязку снимают через пару дней, а тогда пришлось лежать с повязкой целый месяц. А так как читать было нельзя, в голове начали рождаться сюжеты первых рассказов», — рассказывала Толстая[2].

1983—1989: Литературный успех

В 1983 году написала первый рассказ под названием «На золотом крыльце сидели…», опубликованный в журнале «Аврора» в том же году[5][6]. Рассказ был отмечен как публикой, так и критикой и признан одним из лучших литературных дебютов 1980-х годов. Художественно произведение представляло собой «калейдоскоп детских впечатлений от простых событий и обыкновенных людей, представляющихся детям различными таинственными и сказочными персонажами»[8]. Впоследствии Толстая публикует в периодической печати ещё около двадцати рассказов. Её произведения печатаются в «Новом мире» и других крупных журналах. Последовательно выходят «Свидание с птицей» (1983), «Соня» (1984), «Чистый лист» (1984), «Любишь — не любишь» (1984), «Река Оккервиль» (1985), «Охота на мамонта» (1985), «Петерс» (1986), «Спи спокойно, сынок» (1986), «Огонь и пыль» (1986), «Самая любимая» (1986), «Поэт и муза» (1986), «Серафим» (1986), «Вышел месяц из тумана» (1987), «Ночь» (1987), «Пламень небесный» (1987), «Сомнамбула в тумане» (1988)[5]. В 1987 году выходит первый сборник рассказов писательницы, озаглавленный аналогично её первому рассказу — «На золотом крыльце сидели…». В сборник вошли как известные ранее произведения, так и не опубликованные: «Милая Шура» (1985), «Факир» (1986), «Круг»(1987). После издания сборника Татьяна Толстая была принята в члены Союза писателей СССР[5].

Советская критика восприняла литературные произведения Толстой насторожённо. Её упрекали в «густоте» письма, в том, что «много в один присест не прочтёшь». Другие критики восприняли прозу писательницы с восторгом, но отмечали, что все её произведения написаны по одному, выстроенному, шаблону. В интеллектуальных кругах Толстая получает репутацию оригинального, независимого автора. В то время основными героями произведений писательницы были «городские сумасшедшие» (старорежимные старушки, «гениальные» поэты, слабоумные инвалиды детства…), «живущие и гибнущие в жестокой и тупой мещанской среде»[6]. С 1989 года является постоянным членом Российского ПЕН-центра[7].

1990—1999: Переезд в США и журналистская деятельность

В 1990 году писательница уезжает в США, где ведёт преподавательскую деятельность[6]. Толстая преподавала русскую литературу и художественное письмо в колледже Скидмор, расположенном в городе Саратога-Спрингс и Принстоне, сотрудничала с New York Review of Books (англ.)русск., The New Yorker, TLS и другими журналами, читала лекции в других университетах[5]. Впоследствии, все 1990-е годы, писательница несколько месяцев в году проводила в Америке. По её словам, проживание за границей поначалу оказало на неё сильное влияние в языковом аспекте. Она жаловалась на то, как меняется эмигрантский русский язык под влиянием окружающей среды. В своём коротком эссе того времени «Надежда и опора» Толстая приводила примеры обычного разговора в русском магазине на Брайтон-Бич: «Там в разговор постоянно вклиниваются такие слова, как „свисслоуфетный творог“, „послайсить“, „полпаунда чизу“ и „малосольный салмон“». После четырёх месяцев пребывания в Америке Татьяна Никитична отмечала, что «мозг её превращается в фарш или салат, где смешиваются языки и появляются какие-то недослова, отсутствующие как в английском, так и в русском языках»[9].

В 1991 году начинает журналистскую деятельность. Ведёт собственную колонку «Своя колокольня» в еженедельной газете «Московские новости», сотрудничает с журналом «Столица», где входит в состав редколлегии[6]. Эссе, очерки и статьи Толстой появляются также в журнале «Русский телеграф»[5]. Параллельно с журналистской деятельностью она продолжает издавать книги. В соавторстве с сестрой Наталией опубликовала в 1998 году книгу «Сёстры». Появляются переводы её рассказов на английский, немецкий, французский, шведский и другие языки мира[6]. В 1998 году стала членом редколлегии американского журнала «Контрапункт»[7]. В 1999 году Татьяна Толстая возвращается в Россию, где продолжает заниматься литературной, публицистической и преподавательской деятельностью.

2000—2012: Роман «Кысь» и телепередача «Школа злословия»

В 2000 году писательница публикует свой первый роман «Кысь». Книга вызвала много откликов и стала очень популярной[5]. По роману многими театрами были поставлены спектакли, а в 2001 году в эфире государственной радиостанции «Радио России», под руководством Ольги Хмелёвой, был осуществлён проект литературного сериала[10]. В этом же году были изданы ещё три книги: «День», «Ночь» и «Двое». Отмечая коммерческий успех писательницы, Андрей Ашкеров в журнале «Русская жизнь» писал, что общий тираж книг составил около 200 тысяч экземпляров и произведения Татьяны Никитичны стали доступны широкой публике[11]. Толстая получает приз XIV Московской Международной книжной ярмарки в номинации «Проза»[7]. В 2002 году Татьяна Толстая возглавила редакционный совет газеты «Консерватор»[12].

В 2002 году писательница также впервые появляется на телевидении, в телевизионной передаче «Основной инстинкт». В том же году становится соведущей (совместно с Авдотьей Смирновой) телепередачи «Школа злословия», вышедшей в эфире телеканала Культура[5]. Передача получает признание телекритики и в 2003 году Татьяна Толстая и Авдотья Смирнова получили премию «ТЭФИ», в категории «Лучшее ток-шоу»[13].

В 2010 году, в соавторстве с племянницей Ольгой Прохоровой, выпустила свою первую детскую книжку. Озаглавленная, как «Та самая Азбука Буратино», книга взаимосвязана с произведением дедушки писательницы — книгой «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Толстая рассказывала: «Замысел книги родился 30 лет назад. Не без помощи моей старшей сестры… Ей всегда было жалко, что Буратино так быстро продал свою Азбуку, и что об её содержании ничего не было известно. Что за яркие картинки там были? О чём она вообще? Шли годы, я перешла на рассказы, за это время подросла племянница, родила двоих детей. И вот, наконец, на книгу нашлось время. Полузабытый проект был подхвачен моей племянницей, Ольгой Прохоровой»[14]. В рейтинге лучших книг XXIII Московской международной книжной выставки-ярмарки, книга заняла второе место в разделе «Детская литература»[15].

Творчество Татьяны Толстой

Татьяна Толстая часто рассказывает о том, как начала писать рассказы. В 1982 году у неё были проблемы со зрением и она решила сделать операцию на глазах, которую в то время проводили с помощью надрезов бритвой. После операции на втором глазу она долгое время не могла находиться при дневном свете.

Так продолжалось долго. Я повесила двойные занавески, выходила на улицу только с наступлением темноты. Ничего не могла делать по дому, ухаживать за детьми не могла. Читать тоже не могла. Через три месяца это всё проходит и начинаешь видеть так неожиданно чётко… То есть весь импрессионизм уходит, и начинается полный реализм. И вот накануне этого я почувствовала, что могу сесть и написать хороший рассказ — от начала и до конца. Так я начинала писать[16].

— Татьяна Толстая

Писательница говорила, что в число её любимой литературы входит русская классика. В 2008 году её персональный читательский рейтинг составляли Лев Николаевич Толстой, Антон Павлович Чехов и Николай Васильевич Гоголь[17]. На формирование Толстой как писателя и человека сильно повлиял Корней Иванович Чуковский, его статьи, мемуары, воспоминания, книги о языке и переводы. Писательница особенно выделяла такие работы Чуковского, как «Высокое искусство» и «Живой как жизнь», и говорила: «Кто не читал — очень советую, потому что это интереснее, чем детективы, и написано потрясающе. И вообще он был одним из самых гениальных русских критиков»[18].

Толстую относят к «новой волне» в литературе. В частности, Виталий Вульф писал в своей книге «Серебряный шар» (2003): «В моде писатели „новой волны“: Б. Акунин, Татьяна Толстая, Виктор Пелевин. Талантливые люди, пишущие без снисхождения, без жалости…»[19]. Её называют[кто?] одним из ярких имён «артистической прозы», уходящей своими корнями к «игровой прозе» Булгакова, Олеши, принесшей с собой пародию, шутовство, праздник, эксцентричность авторского «я»[17]. Андрей Немзер так высказался об её ранних рассказах: «„Эстетизм“ Толстой был важнее её „морализма“»[6].

Татьяну Толстую также часто относят к жанру «женской» прозы, наряду с такими писательницами, как Виктория Токарева, Людмила Петрушевская и Валерия Нарбикова[20]. Ия Гурамовна Зумбулидзе в своём исследовании «„Женская проза“ в контексте современной литературы» писала, что «творчество Татьяны Толстой находится в одном ряду с выразителями той тенденции современной русской литературы, которая заключается в синтезе определённых черт реализма, модернизма и постмодернизма»[21].

Творчество писательницы является объектом большого количества научных исследований. В разные годы её произведениям были посвящены работы Елены Невзглядовой (1986), Петра Вайля и Александра Гениса (1990), Прохоровой Т. Г. (1998), Беловой Е.(1999), Липовецкого М. (2001), Песоцкой С. (2001). В 2001 году была издана монография «Взрывоопасный мир Татьяны Толстой» авторства Гощило Е., в которой было проведено исследование творчества Татьяны Толстой в культурно-историческом контексте.

Татьяна Толстая активно ведёт личные аккаунты на «Фейсбуке» и в Живом журнале, где публикует частично или полностью тексты, которые включаются в дальнейшем в её книги. С её блогом в «Фейсбуке» неоднократно возникали скандалы (Аркадий Бабченко, Божена Рынска) и эмоциональную редакцию интернет-сообщества о возможности либо невозможности предъявления счётов за оказанную ранее помощь[уточнить][22].

Период рассказов

Для раннего периода творчества Толстой характерно преобладание таких тем, как общечеловеческие вопросы бытия, «вечных» тем добра и зла, жизни и смерти, выбора пути, взаимоотношения с окружающим миром и своего предназначения[21]. Славина В. А. отмечала, что в творчестве писательницы ощущается тоска по утерянным гуманистическим ценностям в искусстве[23]. Исследователи отмечали, что практически все персонажи Толстой являются мечтателями, которые «застряли» между реальностью и своим вымышленным миром. В рассказах преобладает парадоксальная точка зрения на мир, с помощью сатиры демонстрируется абсурдность некоторых явлений жизни[21]. А. Н. Неминущий в своей работе «Мотив смерти в художественном мире рассказов Т. Толстой» отмечал художественные приёмы воплощения идеи смерти в рассказах писательницы, которые близки к эстетике модерна и постмодерна[24].

В учебнике «Современная русская литература» отмечалась особенная авторская позиция Толстой, которая выражается в особой литературно-сказочной метафоричности стиля, поэтике неомифологизма, в выборе героев-рассказчиков[25]. Неомифологизм в её произведениях проявлялся и в том, что Толстая использовала фольклорные образы. В рассказе «Свидание с птицей» она использовала известный русский фольклорный образ — птицу Сирин[26]. Александр Генис в «Новой газете» отмечал, что Толстая лучше всех в современной литературе справляется с употреблением метафоры. Автор писал, что в её метафорах есть влияние Олеши, но они более органично встроены в сюжет[27].

В некоторых других рассказах используется приём противопоставления, контрастов. Рассказы «Милая Шура» и «Круг» построены на противопоставлении света и тьмы (как жизни и смерти), что после находит отражение в более позднем рассказе «Ночь». Смысл антиномии «свет — тьма» в рассказах Татьяны Толстой занимает центральное место и включает: «противопоставление духовного и материального, возвышенного и низменного, живого и мёртвого, бытового и бытийного, мечты и действительности (воображаемого и реального), вечного и сиюминутного, доброго и злого, сострадательного и равнодушного»[25].

В свет вышло двадцать четыре рассказа писательницы: «На золотом крыльце сидели» (1983), «Свидание с птицей» (1983), «Соня» (1984), «Чистый лист» (1984), «Река Оккервиль» (1985), «Милая Шура» (1985), «Охота на мамонта» (1985), «Петерс» (1986), «Спи спокойно, сынок» (1986), «Огонь и пыль» (1986), «Самая любимая» (1986), «Поэт и муза» (1986), «Факир» (1986), «Серафим» (1986), «Вышел месяц из тумана» (1987), «Любишь — не любишь» (1984), «Ночь» (1987), «Круг» (1987), «Пламень небесный» (1987), «Сомнамбула в тумане» (1988), «Лимпопо» (1990), «Сюжет» (1991), «Йорик» (2000), «Окошко» (2007). Тринадцать из них составили вышедший в 1987 г. сборник рассказов «На золотом крыльце сидели…» («Факир», «Круг», «Петерс», «Милая Шура», «Река Оккервиль» и др.). В 1988 году — «Сомнамбула в тумане».

Семья

Телевидение

Библиография

Библиография Татьяны Толстой представлена следующими сборниками и романами[30]:

  • «На золотом крыльце сидели…»: Рассказы. — М.: Молодая гвардия, 1987. — 198 с.
  • Любишь — не любишь: Рассказы. — М.: Оникс; ОЛМА-пресс, 1997. — 381 с.
  • Сёстры: Эссе, очерки, статьи, рассказы. — М.: Изд. дом «Подкова», 1998. — 392 с. (В соавторстве с Н. Толстой)
  • Река Оккервиль: Рассказы. — М.: Подкова; Эксмо, 2005. — 462 с.
  • Двое. — М.: Подкова, 2001. — 476 с. (В соавторстве с Н. Толстой)
  • Кысь: Роман. — М.: Подкова, 2001. — 318 с.
  • Изюм. — М.: Подкова; Эксмо, 2002. — 381 с.
  • Круг: Рассказы. — М.: Подкова; Эксмо, 2003. — 345 с.
  • Не кысь: Рассказы, статьи, эссе и интервью Татьяны Толстой. — М.: Эксмо, 2004. — 608 с.
  • Белые стены: Рассказы. — М.: Эксмо, 2004. — 586 с.
  • Кухня «Школы злословия». — М.: Кухня, 2004. — 360 с. (В соавторстве с А. Смирновой)
  • Женский день. — М.: Эксмо; Олимп, 2006. — 380 с.
  • День. Личное. — М.: Эксмо, 2007. — 461 с.
  • Ночь: Рассказы. — М.: Эксмо, 2007. — 413 с.
  • Река: Рассказы и новеллы. — М.: Эксмо, 2007. — 384 с.
  • Кысь. Зверотур. Рассказы. — М.: Эксмо, 2009. — 640 с.
  • Та самая Азбука Буратино. — М.: Розовый жираф, 2011. — 72 с. (В соавторстве с О. Прохоровой)
  • Лёгкие миры: Повести, рассказы, эссе. — М.: Редакция Елены Шубиной, 2014. — 480 с.
  • Девушка в цвету. — М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2015. — 352 с. — 12 000 экз. — ISBN 978-5-17-086711-0.
  • Войлочный век. — М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2015. — 352 с. — 14 000 экз.

В переводе

Награды

  • Лауреат премии «Триумф» (2001).
  • Лауреат Национальной премии общественного признания достижений женщин России «ОЛИМПИЯ» (2003).
  • Обладатель приза в номинации «Новая культура новой Европы» ХХ Международного экономического форума в Польше (2010)[31]
  • Лауреат премии Белкина за повесть «Лёгкие миры» (2014)

Напишите отзыв о статье "Толстая, Татьяна Никитична"

Примечания

  1. ↑ [www.kommersant.ru/doc-y/1856639 100 влиятельных россиянок] // Огонёк. — 2012. — № 3 (5212).
  2. ↑ 1 2 3 Расторгуева Т.М.. [iskra-kungur.ru/index.php?newsid=2272 Татьяна Толстая рассказала библиотекарям Кунгура о творчестве и о себе]. iskra-kungur.ru (10 марта 2011). Проверено 10 февраля 2012. [www.webcitation.org/68esuhoB9 Архивировано из первоисточника 24 июня 2012].
  3. ↑ [ria.ru/infografika/20120123/544486129.html Сто самых влиятельных женщин России]. РИА Новости. Проверено 26 января 2012. [www.webcitation.org/658McLzaf Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  4. ↑ [www.vashdosug.ru/persons/19152/ Татьяна Толстая]. vashdosug.ru. Проверено 10 февраля 2012. [www.webcitation.org/683SCAbYT Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  5. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [ria.ru/spravka/20110503/369480379.html Татьяна Никитична Толстая. Биографическая справка]. РИА Новости (3 мая 2011). Проверено 10 февраля 2012. [www.webcitation.org/683SEPINr Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  6. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Анна Бражкина. [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/literatura/TOLSTAYA_TATYANA_NIKITICHNA.html Толстая, Татьяна Никитична]. Кругосвет. Проверено 10 февраля 2012. [www.webcitation.org/683SIpwX4 Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  7. ↑ 1 2 3 4 [magazines.russ.ru/authors/t/tolstaya/ Татьяна Никитична Толстая]. Журнальный зал. Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/683SK6SHM Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  8. ↑ [www.litra.ru/biography/get/biid/00930481232539727149/ Толстая Т. (биография 2)]. litra.ru. Проверено 10 февраля 2012. [www.webcitation.org/68esx0sS2 Архивировано из первоисточника 24 июня 2012].
  9. ↑ Юлия Юзефович. [rus.ruvr.ru/2011/12/13/62144620.html Британский языковой винегрет ("Англия", Великобритания)]. rus.ruvr.ru (13 декабря 2011). Проверено 10 февраля 2012. [www.webcitation.org/683U1vLJB Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  10. ↑ Светлана Садкова. [www.trud.ru/article/10-11-2001/32576_kys_v_efire.html "Кысь" в эфире] // Труд. — 2001. — № 10.
  11. ↑ Андрей Ашкеров. [www.hrono.ru/public/2002/ashker020115.html Татьяна Толстая как зеркало русской интеллигенции]. Хронос (15 января 2002). Проверено 11 февраля 2012. [www.webcitation.org/683U5Gg8Q Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  12. ↑ [echo.msk.ru/programs/beseda/19486/ Выход первого номера газеты "Консерватор"]. Эхо Москвы (29 августа 2002). Проверено 11 февраля 2012. [www.webcitation.org/683U6epq9 Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  13. ↑ [ria.ru/society/20030926/440169.html "Школа злословия" признана лучшим ток-шоу]. РИА Новости (26 августа 2003). Проверено 11 февраля 2012. [www.webcitation.org/683UBkt6b Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  14. ↑ Наталья Вертлиб. [www.nnmama.ru/news/week/news_70261/ Татьяна Толстая написала "Азбуку для Буратино"]. nnmama.ru (25 октября 2010). Проверено 13 февраля 2012. [www.webcitation.org/683UHwwKc Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  15. ↑ Наталья Кириллова. [www.profile.ru/items_30771 Потребители Букв]. Профиль (6 сентября 2010). Проверено 13 февраля 2012. [www.webcitation.org/683UN53Vq Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  16. ↑ Лиза Хворс. [life.pravda.com.ua/interview/2008/09/18/8317/ Татьяна Толстая: "Хотела почувствовать себя полной идиоткой"]. Украинская Правда (18 сентября 2008). Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/683UPSr2W Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  17. ↑ 1 2 Елена Гладских. [www.telekritika.ua/daidzhest/2008-10-17/41302 Отличница в «Школе злословия»]. telekritika.ua (17 октября 2008). Проверено 12 февраля 2012. [www.webcitation.org/683UQwho0 Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  18. ↑ Людмила Зуева. [www.birzhaplus.ru/kariera/?66399 Татьяна ТОЛСТАЯ: Я не медиа-персонаж!] // Биржа Плюс. — 2010. — № 38.
  19. ↑ Лев Сирин. [www.online812.ru/2011/03/14/008/ Последнее интервью Виталия Вульфа]. online812.ru (14 марта 2011). Проверено 13 февраля 2012. [www.webcitation.org/683UTLMd8 Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  20. ↑ Вастевский А. Ночи холодны // Дружба народов. — 1988. — № 7. — С. 256—258.
  21. ↑ 1 2 3 Зумбулидзе И. Г. [www.moluch.ru/conf/phil/archive/23/409/ «Женская проза» в контексте современной литературы [Текст]] / И. Г. Зумбулидзе // Современная филология: материалы междунар. заоч. науч. конф. (г. Уфа, апрель 2011 г.). / Под общ. ред. Г. Д. Ахметовой. — Уфа: Лето, 2011. — С. 21-23.
  22. ↑ [www.gazeta.ru/culture/2014/06/17/a_6073261.shtml Фейсбук и банка огурцов].
  23. ↑ Славина В. А. Современная литература в поисках идеала // Преподаватель. — 2005. — № 2. — с.38—41.
  24. ↑ Неминущий А. Н. Мотив смерти в художественном мире рассказов Татьяны Толстой // Актуальные проблемы литературы. Комментарий к XX в.: Материалы международной конференции. — (Светлогорск 25-28 сентября 2000 г.). — Калининград, — 2001. — С. 120—125.
  25. ↑ 1 2 Попова И. М., Губанова Т. В., Любезная Е. В. [window.edu.ru/window/library/pdf2txt?p_id=34844&p_page=2 Современная русская литература: учебное пособие]. — Тамбов: Изд-во Тамб. гос. техн. ун-та, 2008. — 64 с.
  26. ↑ Кёко Нумано. [www.susi.ru/stol/tolstaya.html Татьяна Толстая: "Опыт взаимной глухоты"]. susi.ru (26 октября 2001). Проверено 14 февраля 2012. [www.webcitation.org/683UUoiSV Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  27. ↑ Александр Генис. [www.novayagazeta.ru/society/1069.html Как и словно] // Новая газета. — 2010. — № 121.
  28. ↑ [tema.livejournal.com/ tema] — Артемий Лебедев в «Живом Журнале»
  29. ↑ [www.alexeilebedev.com/ Персональный сайт Алексея Лебедева]
  30. ↑ [www.litkarta.ru/russia/moscow/persons/tolstaya-t/ Татьяна Толстая]. litkarta.ru. Проверено 10 февраля 2012. [www.webcitation.org/683UVH0r5 Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  31. ↑ [russkiymir.ru/news/24200/ ТАТЬЯНА ТОЛСТАЯ УДОСТОЕНА НАГРАДЫ МЕЖДУНАРОДНОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО ФОРУМА В ПОЛЬШЕ].

Ссылки

  • [lib.ru/PROZA/TOLSTAYA/ Толстая, Татьяна Никитична] в библиотеке Максима Мошкова
  • [www.tema.ru/rrr/litcafe/tolstaya/ Н. Ж. М. Д.: Литературное кафе в Интернете: Татьяна Толстая]
  • [www.polit.ru/culture/2006/03/26/tolstayaint.html Интервью Татьяны Толстой]
  • [tntolstaya.narod.ru/photo.htm Фотографии Татьяны Толстой]
  • [shevv.ru/video/10.29.html Выступление в клубе Петрович]

Отрывок, характеризующий Толстая, Татьяна Никитична

Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Толстая,_Татьяна_Никитична&oldid=80131592»