Толстой, Фёдор Матвеевич
Поделись знанием:
Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.
– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
| Фёдор Матвеевич Толстой | ||||
| Место рождения | ||||
|---|---|---|---|---|
| Принадлежность | ||||
| Годы службы |
1756—1780 | |||
| Звание | ||||
| Сражения/войны | ||||
| Награды и премии |
| |||
Фёдор Матвеевич Толстой (1748 — 27 декабря 1789) — премьер-майор и фактический командир Преображенского полка в 1775-1780 гг., приближённый Екатерины II и её любимый чтец[1], с 1777 г. генерал-майор[2][3].
Содержание
Биография
Cын генерал-аншефа М. А. Толстого, по матери — внук знаменитого дипломата А. И. Остермана. Унаследовал часть остермановских владений в разных губерниях, включая село Покровское на реке Песоченке. Дядя боевого генерала А. И. Остермана-Толстого.
На военной службе числился с детства (с 1756 года). Офицер Смоленского пехотного полка (в 1762 г. штык-юнкер)[4]. Во время Русско-турецкой войны 1768—1774 годов доблестно служил под командованием П. А. Румянцева, удостоился боевых орденов. В 1769 г. получил чина майора, в 1770 г. подполковника.
В 1774 г. cекунд-майор лейб-гвардии Преображенского полка[4][5] Ф. М. Толстой посещал масонскую ложу[6]. В это время он заводит полезные знакомства при дворе и становится известен императрице, на которую производит благоприятное впечатление[7]. «Голубчик, буде Толстой тебе сказал, что я скончалась, то знай теперь, что я уже воскресла», — шутливо пишет Екатерина II своему фавориту Потёмкину[1].
В 1775 г. Потёмкин убедил императрицу сделать своего бывшего сослуживца Толстого премьер-майором преображенцев и по причине собственной занятости фактически передоверил ему командование Преображенским полком[1]. С этого времени на протяжении пяти лет молодой и речистый Толстой пользовался доверием императрицы, регулярно сопровождал её в поездках по окрестностям столицы и обедал с нею за одним столом[1]. По свидетельству князя И. М. Долгорукова[8],
Толстой был мил, забавен, и когда говаривал, надобно было его поневоле слушать. Я столько пленялся его беседой, что и до сих пор живо его помню. <…> Во всю жизнь мою я не находил людей приятнейшего ума. Он имел остроту необыкновенную.
Шевалье де Корберон сообщает, что во время опалы Потёмкина майор Толстой рассматривался как его возможный преемник. Он выпросил полковым адъютантам разрешение обедать за большим столом с императрицей[9]. Свои досуги посвящал занятиям химией:
Я пошел сегодня к Толстому, майору Преображенцев и полезному другу Государыни, равно и Потемкина, которого он знает в течение 15-ти лет. Толстой любитель-химик и дал мне рецепт своего ciralbo. Он знаком с неким Шульгиным из горной коллегии, также любителем, и предпочитает работать с ним вместе. Он обещал давать мне сведения, сообщать свои открытия и вместе с тем просил подписаться для него на Архив mytho-hermétiques[10]. Его работа напоминает мне сочиненьице по химии Лавуазье, генерала-фермера[11].
Из того же источника известно, что во время пугачёвского восстания именно Толстой «противился посылке против разбойников гвардейских полков, потому что последние недовольны монополией Толстого, присваивающего себе деньги и товары, предназначенные для солдат. Боялись, как бы гвардия не пристала к разбойникам вместо того чтобы драться с ними»[12].
При дворе распространились слухи, будто Толстой привёл полковые дела в беспорядок. В мае 1776 г. императрица негодует, что «непростительно ему полк оставить без нижнего платья»[1]. Месяцем ранее жена П. А. Румянцева писала мужу, что «Толстова уже не подзывают и никогда не кличут разговаривать, этот очень нос повесил»[13].
Тем не менее Фёдор Матвеевич сохранял своё место при дворе до 1780 или 1781 года, когда вышел в отставку[2]. По его протекции многие провинциальные дворяне смогли записать своих малолетних сыновей в гвардию; впоследствии они чувствовали себя обязанными Толстому «жалованием их в унтер-офицеры и сержанты»[14].
Всё такие же злоупотребления: выпускались в капитаны невежды, ребятишки, не служившие вовсе и не могущие еще служить. История сих выпусков, и как обязано всё дворянство Толстому. Какой смеха достойный образец! нигде нет тому подобного; последствия от того дурные и вредные.
После выхода в отставку Ф. М. Толстой занялся устройством своего подмосковного поместья и побывал у опытного паркоустроителя А. Т. Болотова, который был весьма рад «сему знаменитому и умеющему ценить достоинства умному постояльцу и гостю». Гость выпросил у хозяина дома прельстившую его вазу и, как вспоминает Болотов,
при случае разговора о красивости положения тамошнего места и сада, сказал: «всё это хорошо, но лучше всего этого сам Андрей Тимофеевич». Этими словами доставил он мне более удовольствия, нежели каким бы дорогим подарком[15].
Награды
- орден Св. Георгия 4-й степени (№ 108 (87), 12.4.1771);
- орден Св. Георгия 3-й степени (№ 42, 26.11.1774) — «В турецкую войну близ крепости Турны с вверенным ему баталионом переправясь чрез Дунай, атаковал там неприятеля и овладел сделанное с нашей стороны при деревне Могуре прикрытие моста укрепление и поразил во многом числе неприятеля»[5].
- орден Святой Анны (28.6.1778)[17]
Семья
Жена — Наталья Фёдоровна Лопухина[18], дочь тайного советника Фёдора Авраамовича Лопухина (1697—1757) и графини Веры Борисовны Шереметевой (1716—1789), внучка первого русского фельдмаршала Б. П. Шереметева. В 1790 г. приобрела в Москве каменный дом князя Оболенского. Дети[19][20]:
- Матвей (29.3.1772 — 20.11.1815) — камергер, тайный советник, сенатор (1812). Его сыновья Павел, Николай, Феофил и Иван.
- Анна, жена поручика Сергея Николаевича Чернышёва, мать поэта-дилетанта Ф. С. Чернышёва.
- Александра (16.3.1790 — 17.4.1817) — фрейлина, замужем (с 1808) за князем Андреем Ивановичем Ухтомским, поручиком; по словам современницы, их брак был заключён по любви, но сам князь и его молодая жена были из числа тех людей, которых называют простаками.
Напишите отзыв о статье "Толстой, Фёдор Матвеевич"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Екатерина II, Г. А. Потемкин. Личная переписка. М., Наука, 1997. С. 62, 102, 597, 615.
- ↑ 1 2 История Царского Села в лицах.
- ↑ [www.runivers.ru/bookreader/book9585/#page/352/mode/1up Толстой, Федор Матвеевич] // Азбучный указатель имен русских деятелей, имеющих быть помещенными в «Биографический словарь», издаваемый Императорским Русским историческим обществом : Ч. 2 (Сб. Имп. Русского исторического о-ва. — Т. 62). — СПб., 1888. — С. 348.
- ↑ 1 2 [adelwiki.dhi-moskau.de/index.php/Толстой_Федор_Матвеевич Толстой Федор Матвеевич]. Deutsches Historisches Institut Moskau. Проверено 30 января 2016.
- ↑ 1 2 [rosgenea.ru/?alf=19&page=8&serchcatal=%D2%EE%EB%F1%F2%EE%E9&radiobutton=4 Толстой Федор Матвеевич]. Центр генеалогических исследований. Проверено 30 января 2016.
- ↑ А. И. Серков. Русское масонство. ISBN 9785824302400. С. 978.
- ↑ П. Н. Петров. История Санкт-Петербурга (1703-1782). СПб: тип. Глазунова, 1884. С. 801.
- ↑ И. М. Долгоруков. Капище моего сердца. М., Наука, 1997. С. 18.
- ↑ И. М. Долгоруков. Повесть о рождении моём, происхождении и всей жизни... Т. 1. СПб: Наука, 2004. С. 104.
- ↑ [books.google.com/books?id=rNF0O3K2EQEC&pg=PA105 Издание для алхимиков], которое выпускал в Париже Clavier-Duplessis.
- ↑ [www.vostlit.info/Texts/rus16/Corberon/text3.phtml Восточная Литература - библиотека текстов Средневековья]
- ↑ www.vostlit.info/Texts/rus16/Corberon_2/text8.phtml?id=2405
- ↑ Письма графини Е. М. Румянцевой к её мужу графу П. А. Румянцеву-Задунайскому. СПб, 1888. С. 198.
- ↑ 1 2 [az.lib.ru/b/bolotow_a_t/text_0100.shtml Lib.ru/Классика: Болотов Андрей Тимофеевич. Памятник претекших времян]
- ↑ [az.lib.ru/b/bolotow_a_t/text_0140.shtml Lib.ru/Классика: Болотов Андрей Тимофеевич. Жизнь и приключения Андрея Болотова. Описанные самим им для своих потомков]
- ↑ Учитывая год создания портрета, такое определение изображённой, утвердившееся в литературе, начиная с каталога выставки «Старые годы» (1908), вызывает сомнение. Возможно, на портрете изображена В. Б. Лопухина, мать графини Толстой и сестра графа П. Б. Шереметева, которому принадлежал крепостной художник И. Аргунов.
- ↑ Бантыш-Каменский Н. Н. [www.truten.ru/books/pdf/7/7.pdf Кавалеры ордена Святой Анны] // Списки кавалерам российских императорских орденов Св. Андрея Первозванного, Св. Екатерины, Св. Александра Невского и Св. Анны с учреждения до установления в 1797 году орденского капитула / Издание подготовил П. А. Дружинин. — М.: Трутень: Древлехранилище, 2005. — С. 190. — 228 с. — 500 экз. — ISBN 5-94926-007-4.
- ↑ [www.runivers.ru/bookreader/book10056/#page/517/mode/1up 240. Фёдор Матвеевич] // Руммель В. В., Голубцов В. В. Родословный сборник русских дворянских фамилий. — СПб.: изд. А. С. Суворина, 1887. — Т. 2. — С. 510.
- ↑ [www.runivers.ru/bookreader/book10056/#page/524/mode/1up 311. Матвей Фёдорович] // Руммель В. В., Голубцов В. В. Родословный сборник русских дворянских фамилий. — СПб.: изд. А. С. Суворина, 1887. — Т. 2. — С. 517.
- ↑ [www.rgfond.ru/rod/12510?add_depth_up=2 Толстые: древо рода (фрагмент)]. Российский родословный фонд. Проверено 2016-01-.
Ссылки
- [tsarselo.ru/yenciklopedija-carskogo-sela/istorija-carskogo-sela-v-licah/personalii-t.html#.VqvnsdKLRpi 139. Толстой Федор Матвеевич]. История Царского Села в лицах. Социальная сеть города Пушкин. Проверено 30 января 2016. [archive.is/ELZoI Архивировано из первоисточника 23 августа 2013].
Отрывок, характеризующий Толстой, Фёдор Матвеевич
Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.
– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
