Томас, Чарльз Сполдинг
| Чарльз Сполдинг Томас англ. Charles Spalding Thomas 
| ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| 15 января 1913 — 3 марта 1921 | ||||
| Предшественник: | Чарльз Джеймс Хьюз-мл.[en] | |||
| Преемник: | Сэмюэл Дэнфорд Николсон[en] | |||
| ||||
| 10 января 1899 — 8 января 1901 | ||||
| Вице-губернатор: | Фрэнсис Патрик Карни[en] | |||
| Предшественник: | Алва Адамс | |||
| Преемник: | Джеймс Брэдли Орман | |||
| Рождение: | 6 декабря 1849 Дарьен, Джорджия | |||
| Смерть: | 24 июня 1931 (81 год) Денвер, Колорадо | |||
| Партия: | Демократическая партия | |||
| Образование: | Мичиганский университет | |||
Чарльз Спо́лдинг То́мас (англ. Charles Spalding Thomas; 6 декабря 1849, Дарьен, Джорджия — 24 июня 1931, Денвер) — американский политик, сенатор США, 11-й губернатор Колорадо.
Биография
Чарльз Сполдинг Томас родился в городе Дарьен[en], штат Джорджия. Он учился в нескольких частных школах Мейкона и других общин штата[1]. Некоторое время Томас служил в армии КША[2]. В 1871 году он окончил юридический факультет Мичиганского университета в Энн-Арбор[3], и в том же году был принят в коллегию адвокатов[2]. Затем он переехал в Колорадо, где занялся частной адвокатской практикой[2] с акцентом на горном праве[1]. Его правовые навыки вскоре заметили[1], и в 1875 году Томас стал прокурором (атторнеем) Денвера, и занимал эту должность на протяжении двух лет[2][3].
С 1884 по 1896 год Томас был членом Национального комитета Демократической партии[4][3]. Он неудачно баллотировался в Палату представителей США в 1884 году, в Сенат в 1888 и 1895 годах и в губернаторы штата в 1894 году[2][3].
В 1898 году Томас был избран губернатором Колорадо, и 10 января 1899 года был приведён к присяге[3]. Во время пребывания в должности он выступал за введение налога на наследство, субсидирование окончания строительства Капитолия штата, а также за исключение партийных символов из избирательных бюллетеней[3]. При нём был образован округ Теллер и восстановлен 8-часовой рабочий день в медеплавильной и горноперерабатывающей промышленности[3]. Томас покинул свой пост 8 января 1901 года и вернулся к юридической практике[2].
В 1913 году Томас был избран в Сенат США, чтобы закончить срок сенатора Чарльза Хьюза[en][3], в 1914 году был переизбран на полный срок[3], и занимал эту должность до 1921 года[4]. На 63-м и 64-м конгрессе Томас был председателем Комитета по женскому равноправию, а также членом Комитета береговой охраны (65-й конгресс) и Комитета по тихоокеанским железным дорогам (66-й конгресс)[2]. Кроме того, Томас занимал должность специального советника Корейской комиссии в Вашингтоне[3], которая пыталась обеспечить независимость Кореи[1]. После ухода с должности сенатора он возобновил юридическую практику в Денвере.
Томас был женат на Эмме Гулд Флетчер (1853—1940), у них родилась дочь Элен Энн Томас (в замужестве Мэлбурн, 1874—1922)[4] и ещё четверо детей[3].
Чарльз С. Томас умер 24 июня 1934 года, его останки были кремированы, а прах похоронен на кладбище Фэрмаунт в Денвере[2][3].
Напишите отзыв о статье "Томас, Чарльз Сполдинг"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [coloradoc2.prod.acquia-sites.com/sites/default/files/Thomas.pdf Charles S. Thomas] (англ.). Colorado Governor's Index. Colorado State Archives. Проверено 28 ноября 2013.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [bioguide.congress.gov/scripts/biodisplay.pl?index=T000160 Thomas, Charles Spalding, (1849—1934)] (англ.). US Congressional bioguide. Проверено 28 ноября 2013.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 [www.nga.org/cms/home/governors/past-governors-bios/page_colorado/col2-content/main-content-list/title_thomas_charles.html Colorado Governor Charles Spalding Thomas] (англ.). National Governors Association, www.nga.org. Проверено 28 ноября 2013.
- ↑ 1 2 3 [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=13077989 Charles Spalding Thomas] (англ.). Find a Grave. Проверено 28 ноября 2013.
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Томас, Чарльз Сполдинг
Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
