Макги, Томас Д’арси

Томас Д’арси Макги Thomas D'Arcy McGee<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Рождение:	13 апреля 1825(1825-04-13) Карлингфорд, Ирландия
Смерть:	7 апреля 1868(1868-04-07) (42 года) Оттава, Канада
Автограф:

Томас Д’арси Макги (13 апреля 1825, Карлингфорд, Ирландия — 7 апреля 1868, Оттава, Канада) — ирландский и канадский политик, националист. Является одним из отцов канадской конфедерации — принимал участие в Шарлоттаунской и Квебекской конференциях, предваряющих её образование.

До настоящего времени остаётся единственным канадским политиком на федеральном уровне, ставшим жертвой политического убийства.

Биография

Томас Д’арси Макги родился в семье Джеймса Макги и Катерин Морган. В 1842 году он отправился путешествовать в Северную Америку, где присоединился к сотрудникам бостонской католической газеты. Через два года он стал её редактором. Он поддерживал ирландский национализм и права ирландских иммигрантов, а кроме того стоял за присоединение Канады к США. В 1845 году он вернулся в Ирландию. Там Макги работал в журналах, был вовлечён в ирландское восстание 1848 года, после провала которого был вынужден бежать в США. Там он снова работал в газетах и даже издавал свою собственную, но не найдя поддержки в 1857 году переехал в Монреаль по приглашению местного ирландского сообщества.

По приезде в Канаду Макги поменял своё мнение относительно идеи присоединения Канады к США. Более того, он стал агитировать ирландских иммигрантов в пользу Канады. В Монреале Макги также работал в газете, что послужило толчком к его политической карьере.

13 июля 1847 года в Дублине Томас Д’арси Макги женился на Мари Терезе Каффри.

Политическая карьера

В декабре 1857 года Макги стал членом законодательного собрания провинции Канада. В 1862 году он стал членом кабинета Джона Санфилда Макдональда. Он принимал участие в конференции по созданию железной дороги между колониями, а когда планы провалились — покинул кабинет. Более того, он перешёл от реформаторов к консерваторам, с которыми стал министром сельского хозяйства, иммиграции и статистики в 1863 году.

Макги был ранним сторонником конфедерации, он начал говорить о ней ещё в монреальской газете. В 1864 году он организовал тур по приморским колониям, который предварял первую конференцию. Кроме того, он был участником обоих конференций 1864 года. К 1866 году он стал менее популярным и не был приглашён на лондонскую конференцию.

В 1868 году он планировал отойти от политики. Однако, возвращаясь после дебатов в Палате общин, куда его избрали на первых выборах в 1867 году, он был застрелен на пороге собственного дома. Макги были устроены государственные похороны.

Память

Томас Макги являлся прихожанином церкви святого Патрика в Монреале. Сегодня в этом храме на скамейке № 240 находится табличка с указанием, что там во время богослужения сидел Томас Макги.

Ссылки

• [www.collectionscanada.gc.ca/confederation/023001-4000.52-e.html Canadian Confederation: Thomas D'Arcy McGee] (англ.). Библиотека и Архив Канады. Проверено 1 октября 2010. [www.webcitation.org/67ZsyCE9E Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].
• [www.thecanadianencyclopedia.com/index.cfm?PgNm=TCE&Params=A1ARTA0004514 Thomas D'Arcy McGee] (англ.). Канадская энциклопедия онлайн. Проверено 1 октября 2010. [www.webcitation.org/67Zsyh3Zp Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].
• [www.canadahistory.com/sections/Eras/confederation/fathers/thomas_d'arcy_mcgee.htm Thomas D'Arcy McGee] (англ.). Canada history. Проверено 1 октября 2010.
• [www.biographi.ca/009004-119.01-e.php?&id_nbr=4583 Thomas D'Arcy McGee] (англ.). Словарь канадских биографий онлайн. Проверено 1 октября 2010. [www.webcitation.org/67ZszgrXV Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Макги, Томас Д’арси

– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.