Нэш, Томас

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Томас Нэш»)
Перейти к: навигация, поиск
Томас Нэш

То́мас Нэш (Thomas Nashe; 1567, Лоустофт, Саффолк — ок. 1601, Ярмут) — ведущий английский прозаик елизаветинской эпохи, один из предшественников литературы барокко. Также выступал как публицист и драматург.





Биография

Сын саффолкского священника и выпускник Кембриджа, Нэш в 1588 году приехал в Лондон, где близко сошёлся с другими «университетскими умами» — Робертом Грином и Кристофером Марло. В тандеме с последним работал над трагедией про Дидону. Жизнь Нэша протекала в крайней нищете, хотя известно, что ему покровительствовал лорд Джордж Кэри — родственник королевы Елизаветы.

В 1592 г. из-под пера Нэша вышла «Мольба к черту Пирса Безгрошового» (Pierce Penilesse His Supplication to the Divell) — сатирический текст в традиции Рабле, изобилующий просторечными словечками и сложносочинёнными неологизмами. Сатира направлена против литературных недругов Грина — Гэбриэла Харви и его братьев. Не лишённая остроумия перепалка Нэша с Харви продолжалась из книги в книгу до 1599 года, когда архиепископ Кентерберийский запретил печатать сочинения обоих.

Наиболее значительный вклад Нэша в копилку английской литературы — первый в Англии плутовской роман «Злосчастный путешественник, или Жизнь Джека Уилтона» (1594). Его действие распадается на отдельные эпизоды, которые вдохновлены реальными событиями начала XVI века. В книге выведены наряду с вымышленными и реальные лица — Мартин Лютер, Эразм Роттердамский, Томас Мор.

Постановка сатирической пьесы «Собачий остров» (The Isle of Dogs, 1597), сочинённой Нэшем в содружестве с Беном Джонсоном, потрясла лондонский театральный мир. Содержание этой пьесы достоверно не известно, однако оно вызвало такой гнев королевы, что Джонсон попал за решётку, а Нэш едва успел бежать из столицы в графство Норфолк. Сведений о его дальнейшей судьбе практически не сохранилось.

Переводы

В кино

Напишите отзыв о статье "Нэш, Томас"

Примечания

Источники

Отрывок, характеризующий Нэш, Томас

Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.