Эдисон, Томас Алва

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Томас Эдисон»)
Перейти к: навигация, поиск
Томас Эдисон
Thomas Alva Edison

«Гений — это один процент вдохновения и девяносто девять процентов пота». — Томас Эдисон
Научная сфера:

изобретатель, предприниматель

Награды и премии:


Медаль Маттеуччи (1887)
Медаль Джона Скотта (1889, 1929)
Медаль Альберта (Королевское общество искусств) (1892)
Премия Румфорда (1895)
Медаль Эдварда Лонгстрета (1899)
Медаль Джона Фрица (1908)
Медаль Франклина (1915)
Золотая медаль Конгресса США (1928)

Подпись:

То́мас А́льва Эдисон (англ. Thomas Alva Edison; 11 февраля 1847, Майлен, штат Огайо — 18 октября 1931, Вест Оранж, штат Нью-Джерси) — американский изобретатель и предприниматель, получивший в США 1093 патента[1] и около 3 тысяч в других странах мира[2]; создатель фонографа; усовершенствовал телеграф, телефон, киноаппаратуру, разработал один из первых коммерчески успешных вариантов электрической лампы накаливания[3]. Именно он предложил использовать в начале телефонного разговора слово «алло». В 1928 году награждён высшей наградой США — Золотой медалью Конгресса. В 1930 году стал иностранным почётным членом АН СССР[4].





Биография

Происхождение

Около 1730 года из Голландии в Америку перебралась семья мельника Эдисона. Им был выделен участок земли в небольшой деревне Колдуэлл в Нью-Джерси. Первые точные сведения о предках Эдисона относятся к периоду войны за независимость (1775—1783)[5]. Джон Эдисон, зажиточный землевладелец и прадед изобретателя, принимал участие в войне на стороне Англии. Однако он был пойман революционерами и осуждён. Только благодаря родственникам Джон смог избежать серьёзного наказания, был изгнан из США и поселился с семьёй в Канаде[6].

В 1804 году в семье старшего сына Джона Самуэля родился сын Самуэль-младший, будущий отец Томаса А. Эдисона. В 1811 году недалеко от нынешнего Порт-Барвелла в Канаде семья Эдисонов получает большой участок земли и окончательно обосновывается в селении Вена. В 1812—1814 годах капитан Самуэль Эдисон-старший, будущий дед Томаса Альвы, принимает участие в англо-американской войне. В последующие годы семья Эдисонов процветала, и их гостеприимная усадьба на берегу реки была известна всей округе[7].

В 1828 году Самуэль-младший женился на Нэнси Элиот, дочери священника, получившей хорошее воспитание и образование и работавшей учительницей в Венской школе. В 1837 году в Канаде под влиянием экономического кризиса и неурожая вспыхнуло восстание, в котором принял участие Самуэль-младший. Однако правительственные войска подавили мятеж и Самуэль был вынужден бежать в Майлан (штат Огайо, США), чтобы избежать наказания. В 1839 году ему удаётся перевезти Нэнси с детьми. Дела Эдисона шли успешно. Именно в этот период жизни Эдисона в Майлане у него родился (11 февраля 1847 года) сын Томас Альва[8].

Детство

Аль — как называли Томаса Альву в детстве, был маленького роста и выглядел немного хилым. Однако он очень интересовался окружавшей его жизнью: наблюдал за пароходами и баржами, за работой плотников, за спуском лодок на верфи или же тихо сидел часами в уголке, копируя надписи на вывесках складов. В пять лет Аль с родителями посетил Вену и встретился со своим дедом. В 1854 году Эдисоны переехали в Порт-Гурон (штат Мичиган), расположенный у нижней части озера Гурон. Здесь Альва в течение трёх месяцев посещал школу. Учителя считали его «ограниченным», так как не пытались понять и развить индивидуальность ребёнка. Мать забрала его из школы и дала ему первое образование[9].

Эдисон часто посещал Народную библиотеку Порт-Гурона. До двенадцатилетнего возраста он успел прочитать «Историю возвышения и упадка Римской империи» Гиббона, «Историю Великобритании» Юма, «Историю реформации» Бертона. Однако свою первую научную книгу будущий изобретатель прочитал ещё в девять лет. Это была «Натуральная и экспериментальная философия» Ричарда Грина Паркера, рассказывающая почти все научно-технические сведения того времени. С течением времени он проделал почти все эксперименты, указанные в книге[10].

С детства Эдисон помогал матери продавать фрукты и овощи. Однако карманных денег, зарабатываемых таким способом, оказывалось недостаточно для его опытов, особенно химических. Поэтому в 1859 году Томас устраивается газетчиком на железнодорожной линии, соединяющей Порт-Гурон и Детройт. Заработок молодого Эдисона достигал 8–10 долларов в месяц (1000–1300 долларов в ценах 2014 г.). Он продолжает увлекаться книгами и химическими опытами, для проведения которых добивается разрешения устроить свою лабораторию в багажном вагоне поезда[11].

Эдисон пользовался любой возможностью увеличить спрос на продаваемые им газеты. Так, когда в 1862 году главнокомандующий северной армией потерпел серьёзное поражение, Томас просит телеграфиста передать краткое сообщение о сражении в Порт-Гурон и на все промежуточные станции. В итоге ему удалось увеличить продажи газет на этих станциях в несколько раз. Немного позже он становится издателем первой поездной газеты. Также в это время у Эдисона появился интерес к электричеству[12].

В августе 1862 года Эдисон спасает от движущегося вагона сына начальника одной из станций. Начальник предложил в благодарность обучить его телеграфному делу. Так состоялось его знакомство с телеграфом. Он сразу же устраивает первую свою телеграфную линию между своим домом и домом товарища. Вскоре в вагоне Томаса случился пожар, и кондуктор выбросил Эдисона с его лабораторией[13].

Странствующий телеграфист

В 1863 году Эдисон становится телеграфистом ночной смены на станции с жалованьем в 25 долларов в месяц. Здесь ему удается автоматизировать часть работы и спать на рабочем месте, за что он вскоре получает строгий выговор. Вскоре по его вине чуть не столкнулись два поезда. Том вернулся в Порт-Гурон к родителям[14].

В 1864 году Томас поступает на работу телеграфистом дневной смены в Форт-Уэйне. Уже через два месяца перебирается в Индианаполис и находит работу в телеграфной компании «Вестерн Юнион». 11 февраля 1865 года Тому исполнилось восемнадцать лет. К этому времени он уже переехал в Цинциннати, где также служил телеграфистом в компании «Вестерн Юнион». Здесь он получил квалификацию оператора первого класса с жалованьем 125 долларов. Из Цинциннати Томас перебрался в Нашвилл, оттуда в Мемфис, а затем в Луисвилл. В Луисвилле он продолжил свои многочисленные эксперименты, испортил кабинет управляющего кислотой и был вынужден снова переехать в Цинциннати, а оттуда домой в Порт-Гурон. Зимой 1868 года Томас устраивается на работу в Бостонское отделение «Вестерн Юнион»[15].

Всё это время Эдисон мало заботится об одежде и быте, тратя все деньги на книги и материалы для опытов. Именно в Бостоне Эдисон впервые познакомился с произведениями Фарадея, которые имели огромное значение для всей его будущей деятельности[16].

Кроме того, именно в эти годы Эдисон пытается получить свой первый патент в Патентном бюро. Он разрабатывает «электрический баллотировочный аппарат» — специальный прибор для подсчёта поданных голосов «да» и «нет». Демонстрация аппарата перед особой парламентской комиссией закончилась неудачно из-за нежелания парламента отказаться от бумажного подсчёта. В 1868 году Эдисон отправляется в Нью-Йорк, чтобы продать там ещё одно своё изобретение — аппарат для автоматической записи биржевых курсов. Однако, и эти надежды не оправдались. Эдисон возвращается в Бостон[17].

Переезд в Нью-Йорк

Весной 1869 года, приехав в Нью-Йорк, Эдисон направился в телеграфную контору «Вестерн Юнион», рассчитывая устроиться на работу. Денег практически не осталось. Благодаря знакомым ему удаётся найти место для ночлега в обществе по производству механических сигнализаторов цен на золото. Эдисон изучает аппараты сигнализации. Помощь в устранении поломки обеспечивает его постоянной работой по технической эксплуатации устройств. Но очень скоро Эдисона перестает устраивать должность служащего. 1 октября 1869 года он организовывает общество «Поп, Эдисон и компания». Он усовершенствовал систему телеграфирования биржевых бюллетеней о курсе золота и акций путём применения биржевого тикера. Общество «Голд энд Стокк телеграф компани» купило его разработку за 40 тысяч долларов, в то время как жалованье Эдисона, когда он был работником, составляло всего 300 долларов в месяц[18].

На полученные деньги Эдисон покупает оборудование для изготовления биржевых тикеров и открывает собственную мастерскую в Ньюарке, недалеко от Нью-Йорка. В 1871 году он открывает ещё две новые мастерские. Всё время он посвящает работе. Впоследствии Эдисон рассказывал, что до пятидесятилетнего возраста он работал в среднем по 19,5 часов в сутки[19].

Нью-йоркское общество «Автоматического телеграфа» предложило Эдисону усовершенствовать систему автоматической телеграфии, основанную на перфорировании бумаги. Изобретатель решает поставленную задачу и получает вместо максимальной скорости передачи на ручном аппарате, равной 40—50 словам в минуту, скорость автоматических аппаратов около 200 слов в минуту, а позднее до 3 тысяч слов в минуту. Во время работы над этой задачей Томас знакомится со своей будущей женой Мэри Стиллвелл. Однако, свадьбу пришлось отложить, потому что в апреле 1871 года умерла мать Эдисона. Свадьба Томаса и Мэри состоялась в декабре 1871 года. В 1873 году у пары родилась дочь, которую назвали Марион в честь старшей сестры Тома. В 1876 году родился сын, которого назвали Томас Альва Эдисон-младший[20].

После краткого пребывания в Англии Эдисон начинает работать над дуплексной и квадруплексной телеграфией. Принцип квадруплекса (двойного дуплекса) был известен раньше, но практически задача была разрешена Эдисоном в 1874 году и является величайшим его изобретением. В 1873 году братья Ремингтон купили у Эдисона усовершенствованную модель пишущей машинки системы Шольза и впоследствии стали широко выпускать пишущие машинки под маркой «Ремингтон». За три года (1873—1876) Томас сорок пять раз обращался за новыми патентами на свои изобретения. Также в эти годы отец Эдисона переехал к нему и взял на себя роль хозяйственного помощника своему сыну. Для изобретательской деятельности нужна была большая, хорошо оборудованная лаборатория, поэтому в январе 1876 года началось её строительство в Менло-Парке недалеко от Нью-Йорка[21].

Менло-Парк

Менло-Парк — небольшая деревушка, куда в 1876 году переселился Эдисон, — в течение ближайшего десятилетия приобрел мировую известность. Эдисон получает возможность работать в настоящей, оборудованной лаборатории. Начиная с этого момента изобретательство становится его основной профессией[22].

Телефонный передатчик

К первым работам Эдисона в Менло-Парке относится телефония. Компания «Вестерн Юнион», обеспокоенная угрожавшей конкуренцией телеграфу, обратилась к Эдисону. Испробовав множество вариантов, изобретатель создал первый практически действующий телефонный микрофон, а также ввел в телефон индукционную катушку, что значительно усилило звук телефона. За своё изобретение Эдисон получил от «Вестерн Юнион» 100 тыс. долларов[23].

Фонограф

В 1877 году Эдисон зарегистрировал в Бюро изобретений фонограф. Появление фонографа вызвало всеобщее изумление. Демонстрация первого устройства была немедленно осуществлена в редакции журнала «Сайнтифик Америкэн». Сам изобретатель видел одиннадцать перспективных областей для применения фонографа: запись писем, книги, обучение красноречию, воспроизведение музыки, семейные записки, запись речей, область реклам и объявлений, часы, изучение иностранных языков, запись уроков, соединение с телефоном[24].

Электрическое освещение

Ранние лампы накаливания Эдисона В 1878 году Эдисон посетил Ансонии Вильяма Валаса, который работал над электрическими дуговыми лампами с угольными электродами. Валас подарил Эдисону динамо-машину вместе с комплектом дуговых ламп. После этого Томас начинает работу в направлении усовершенствования ламп. В апреле 1879 года изобретатель установил решающее значение вакуума при изготовлении ламп. А уже 21 октября 1879 года Эдисон закончил работу над лампочкой накаливания с угольной нитью, ставшей одним из крупнейших изобретений XIX века. Величайшая заслуга Эдисона была не в разработке идеи лампы накаливания, а в создании практически осуществимой, широко распространившейся системы электрического освещения с прочной нитью накала, с высоким и устойчивым вакуумом и с возможностью одновременного использования множества ламп[25].

В канун 1878 года выступая с речью, Эдисон сказал: «Мы сделаем электричество настолько дешёвым, что только богатые будут жечь свечи». В 1878 году Эдисон вместе с Дж. П. Морганом и другими финансистами основал в Нью-Йорке компанию Edison Electric Light, которая к концу 1883 года выпускала 3/4 ламп накаливания в США. В 1882 году Эдисон построил первую в Нью-Йорке распределительную подстанцию, обслуживавшую улицу Pearl Street и 59 клиентов в Манхэттене, и основал компанию Edison General Electric по изготовлению электрогенераторов, лампочек, кабелей и осветительных приборов. Чтобы завоевать рынок, Эдисон установил продажную цену лампочки 40 центов при её себестоимости 110 центов. Четыре года Эдисон увеличивал выпуск лампочек, снижая их себестоимость, однако терпел убытки. Когда себестоимость лампы упала до 22 центов, а их выпуск вырос до 1 млн штук, он за один год покрыл все затраты. В 1892 году компания Эдисона объединилась с другими компаниями в General Electric[26].

Эдисон и Лодыгин

Ошибочно считать, что создатель лампы накаливания Эдисон, так как она принадлежит русскому изобретателю Лодыгину Александру Николаевичу. Он же и открыл, что нить должна быть сделана из вольфрама, в то время, как Эдисон рассылал своих подчиненых по всему свету искать материал, из которого должна быть нить. Лодыгин был первым, кто догадался выкачать из стеклянной ламповой колбы воздух, а потом и заменить уголь на тугоплавкий вольфрам. Эдисон же придумал современную форму лампы, винтовой цоколь с патроном, вилку, розетку, предохранители. Многое сделал для массового применения электроосвещения. Но птица-идея и первые «птенцы» родились в голове и французской лаборатории Александра Лодыгина.

Работа с Николой Теслой

В 1884 году Эдисон принял на работу молодого сербского инженера Николу Теслу, в обязанность которого входил ремонт электродвигателей и генераторов постоянного тока. Тесла предлагал для генераторов и силовых установок использовать переменный ток. Эдисон довольно холодно воспринимал новые идеи Теслы, постоянно возникали споры. Тесла утверждает, что весной 1885 года Эдисон пообещал ему 50 тыс. долларов (по тем временам сумма примерно эквивалентная 1 млн современных долларов[27]), если у него получится конструктивно улучшить электрические машины постоянного тока, придуманные Эдисоном[28][29]. Никола активно взялся за работу и вскоре представил 24 разновидности машины Эдисона на переменном токе, новый коммутатор и регулятор, значительно улучшающие эксплуатационные характеристики. Одобрив все усовершенствования, в ответ на вопрос о вознаграждении Эдисон отказал Тесле, мол эмигрант пока плохо понимает американский юмор. Оскорблённый Тесла немедленно уволился[30][нет в источнике]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). Через пару лет Тесла открыл по соседству с Эдисоном собственную «Tesla Electric Light Company». Эдисон начал широкую информационную кампанию против переменного тока, утверждая, что тот опасен для жизни.

Кинетоскоп

Кинетоскоп (от греческого «кинетос» — движущийся и «скопио» — смотреть) — оптический прибор для показа движущихся картинок, изобретён Эдисоном в 1888 году. Патент описывал формат киноплёнки с перфорацией (шириной 35 мм с перфорацией по краю — 8 дырочек на кадр) и механизм покадровый протяжки. Смотреть фильм мог один человек через специальный окуляр — это был персональный кинотеатр. Кинематограф братьев Люмьер использовал тот же тип плёнки и аналогичный протяжный механизм. В США Эдисон начал «войну патентов», обосновывая свой приоритет на плёнку с перфорацией и требуя за её использование отчислений. Когда Жорж Мельес направил в США несколько копий своего фильма Путешествие на Луну, компания Эдисона пересняла фильм и начала десятками продавать копии. Эдисон считал, что таким образом возмещает плату за патент, так как фильмы Мельеса были сняты на плёнку с перфорацией[31]. «Путешествие на Луну» позволило открыть первый постоянный кинотеатр в Лос-Анжелесе, одно из предместий которого называлось Голливудом.

Даты дальнейшей жизни

  • 1880 — динамо-машина, прибор для магнитной сортировки руды, опытная железная дорога
  • 1881 — трёхпроводная система сети электрического освещения
  • 1884 — смерть жены Мэри
  • 1885 — поездной индукционный телеграф
  • 1886 — свадьба Эдисона и Мины Миллер
  • 1887 — лаборатория в Вест-Орандже, рождение дочери Маделен
  • 1890 — рождение сына Чарльза, усовершенствование фонографа
  • 1891 — кинетограф
  • 1892 — завод для обогащения руды, усовершенствование фонографа
  • 1896 — смерть отца
  • 1898 — рождение сына Теодора
  • 1901 — цементный завод
  • 1912 — кинетофон
  • 1914 — производство фенола, бензола, анилиновых масел и других химических продуктов
  • 1915 — председатель Морского консультативного комитета
  • 1930 — проблема синтетического каучука, избрание Эдисона почетным членом Академии наук СССР

Спиритические эксперименты

Друг семьи Эдисонов, John Eggleston, утверждал в журнале «Banner of Light» от 2 мая 1896 года, что родители изобретателя были убеждёнными спиритами, и устраивали дома спиритические сеансы, ещё когда их сын был ребёнком. В зрелом возрасте Эдисон называл подобные сеансы наивными, и верил, что, если связь с теми, кто покинул наш мир, возможна, то она может быть установлена научными методами. Когда Елена Блаватская, основательница в Нью-Йорке Теософского общества (1875), послала Томасу Эдисону, как изобретателю фонографа, свою опубликованную в 1877 году книгу «Разоблачённая Изида», приложив к ней формуляр для вступления в общество, Эдисон ответил положительно, и его заявление о вступлении было получено Теософским обществом 5 апреля 1878 года.[32]

Последние 10 лет жизни Томас Эдисон особо интересовался тем, что принято называть «оккультизмом», и загробной жизнью и проводил соответствующие эксперименты, Вместе с коллегой William Walter Dinwiddie (1876—1920) пытался записывать голоса умерших и заключил с ним «электрический пакт», по которому оба клятвенно обещали, что первый умерший из них попытается послать другому сообщение из мира ушедших. Когда коллега Dinwiddie умер в октябре 1920 года, 73-х летний Эдисон дал интервью журналисту Форбсу[33] , в котором уведомил публику о своих трудах по созданию аппарата для общения с умершими — «некрофона». Об этом также свидетельствует последняя глава его мемуаров — «Потустороннее царство» (США, 1948), изданная отдельной книгой во Франции (2015). В ней Эдисон затрагивает вопросы существования души, истоков человеческой жизни, функционирования нашей памяти, спиритизма и технических возможностей общения с усопшими.[32][34]

По замыслу изобретателя некрофон должен был записывать последние слова новоумершего, — его «живых составляющих», только-только рассеявшихся в эфирном пространстве, прежде чем они сгрупируются вместе, чтобы сформировать другое живое существо. Некрофон Эдисона не сохранился, как и его чертежи, что дало возможность некоторым биографам выразить сомнения в его существовании и даже в искренности слов Эдисона в отношении этого проекта. После смерти Эдисона (1931), знавшие его инженеры и психологи образовали «Общество эфирных исследований» (англ. Society for Etherique Research) для продолжения его дела по техническому созданию некрофона и способам коммуникаций с покинувшими физический мир.[32]

Смерть

Томас Эдисон умер от осложнений сахарного диабета 18 октября 1931 года в своем доме, в Уэст-Ориндж, Нью-Джерси, который он приобрел в 1886 году в качестве свадебного подарка для Мины Миллер. Эдисон был похоронен на заднем дворе своего дома.

Знаменитые изобретения

Эдисон является автором многочисленных важнейших изобретений: в течение жизни Эдисона Бюро патентов в США выдало ему 1093 патента[35].

Среди них:

Изобретение год
Аэрофон 1860
Электрический счётчик голосов на выборах 1868
Тикерный аппарат 1869
Угольная телефонная мембрана 1870
Квадруплексный (четырёхсторонний) телеграф 1873
Мимеограф 1876
Фонограф 1877
Угольный микрофон 1877
Лампа накаливания с угольной нитью 1879
Магнитный сепаратор железной руды 1880
Кинетоскоп 1889
Железо-никелевый аккумулятор 1908

Характеристика

Эдисон отличался удивительной целеустремлённостью и работоспособностью. Когда он вёл поиски подходящего материала для нити накаливания электрической лампы, он перебрал около 6 тысяч образцов материалов, пока не остановился на карбонизированном бамбуке. Проверяя характеристики угольной цепи лампы, он провёл в лаборатории около 45 часов без отдыха. Вплоть до самого преклонного возраста он работал по 16—19 часов в сутки[36].

Никола Тесла так отзывался о своём коллеге:

Ес­ли бы Эдисону понадобилось найти иголку в стоге сена, он не стал бы терять времени на то, чтобы определить наиболее ве­роятное место её нахождения. Он немедленно с лихорадочным прилежанием пчелы начал бы осматривать соломинку за соло­минкой, пока не нашёл бы пред­мета своих поисков. Его методы крайне неэффективны: он может затратить огромное количество времени и энергии и не достиг­нуть ничего, если только ему не поможет счастливая случайность. Вначале я с печалью наблюдал за его деятельностью, понимая, что небольшие теоретические зна­ния и вычисления сэкономили бы ему тридцать процентов тру­да. Но он питал неподдельное презрение к книжному образо­ванию и математическим знани­ям, доверяясь всецело своему чутью изобретателя и здравому смыслу американца.[37]

Память

В астрономии

В честь Эдисона назван астероид (742) Эдисона, открытый в 1913 году[38].

В кино

См. также

Напишите отзыв о статье "Эдисон, Томас Алва"

Примечания

  1. [edison.rutgers.edu/patents.htm Edison’s Patents — The Edison Papers] (англ.). Проверено 8 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BQTIHD3j Архивировано из первоисточника 15 октября 2012].
  2. 1073 изобретения Эдисон создал без соавторов. 20 изобретений созданы совместно с другими изобретателями. Всего у Эдисона было 13 соавторов.
  3. См. Лампа накаливания: история изобретения.
  4. [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52881.ln-ru Эдисон Томас Алва — Историческая справка] (рус.) (02.12.2002). — «Почетный член c 01.02.1930 - США»  Проверено 4 января 2016.
  5. Лапиров-Скобло, 1960, с. 5.
  6. Лапиров-Скобло, 1960, с. 6.
  7. Лапиров-Скобло, 1960, с. 7-8.
  8. Лапиров-Скобло, 1960, с. 9-11.
  9. Лапиров-Скобло, 1960, с. 12-14.
  10. Лапиров-Скобло, 1960, с. 15.
  11. Лапиров-Скобло, 1960, с. 16-18.
  12. Лапиров-Скобло, 1960, с. 25-27.
  13. Лапиров-Скобло, 1960, с. 27-29.
  14. Лапиров-Скобло, 1960, с. 31-33.
  15. Лапиров-Скобло, 1960, с. 33-40.
  16. Лапиров-Скобло, 1960, с. 40-41.
  17. Лапиров-Скобло, 1960, с. 42-48.
  18. Лапиров-Скобло, 1960, с. 49-54.
  19. Лапиров-Скобло, 1960, с. 55.
  20. Лапиров-Скобло, 1960, с. 55-58.
  21. Лапиров-Скобло, 1960, с. 58-65.
  22. Лапиров-Скобло, 1960, с. 66.
  23. Лапиров-Скобло, 1960, с. 74-87.
  24. Лапиров-Скобло, 1960, с. 87-94.
  25. Лапиров-Скобло, 1960, с. 94-126.
  26. Самохин В. П. [technomag.bmstu.ru/doc/282286.html Памяти Томаса Алва Эдисона]
  27. $50 000 (1885 г.) = $1 082 008 (2006 г.) [www.westegg.com/inflation/ The Inflation Calculator]  (англ.)
  28. Cheney, Margaret [1979] (2001). Tesla: Man Out of Time. Simon and Schuster. ISBN 0-7432-1536-2.
  29. [www.pbs.org/tesla/ll/ll_america.html PBS: Tesla — Master of Lightning: Coming to America]
  30. «Tesla Says Edison was an Empiricist. Electrical Technician Declares Persistent Trials Attested Inventor’s Vigor. 'His Method Inefficient' A Little Theory Would Have Saved Him 90 % of Labor, Ex-Aide Asserts. Praises His Great Genius.», New York Times, October 19, 1931. «Nikola Tesla, one of the world’s outstanding electrical technicians, who came to America in 1884 to work with Thomas A. Edison, specifically in the designing of motors and generators, recounted yesterday some of …»
  31. Жорж Садуль «История киноискусства» [kinodorogi.ru/?p=1552 Гл. III «Постановки Жоржа Мельеса»]
  32. 1 2 3 Предисловие Philippe Baudouin, Machines nécrophoniques // Эдисон, Томас Алва. [books.google.fr/books?id=WW0jrgEACAAJ Le Royaume de l'au-delà]. — Гренобль: J. Millon, 2015. — С. 5-81. — 176 с. — ISBN 9782841373147.
  33. B. C. Forbes, статья «Edison Working How to Communicate with the Next World», The American Magazine, N 90, oct. 1920
  34. [syntone.fr/machines-necrophoniques-thomas-edison-et-la-voix-des-morts/ Machines «nécrophoniques» ~ Thomas Edison et la voix des morts] // Syntone
  35. [edison.rutgers.edu/patents.htm Edison’s Patents] (англ.)
  36. [www.peoples.ru/technics/designer/edison/index.html Томас Алва Эдисон на people.ru]  (Проверено 23 января 2009)
  37. [www.altshuller.ru/triz/triz022.asp Альтшуллер Г. С. Технико-экон. знания: Приложение к «Экономической газете». — 1965, 1 сент. — Вып. 27(41).]
  38. Schmadel, Lutz D. [books.google.com/books?id=VoJ5nUyIzCsC&pg=PA112 Dictionary of Minor Planet Names]. — Fifth Revised and Enlarged Edition. — B., Heidelberg, N. Y.: Springer, 2003. — P. 112. — ISBN 3-540-00238-3.

Литература

русская
  • Белькинд Л. Д. Томас Альва Эдисон, 1847-1931. — Научно-биографическая серия. — М.: Наука, 1964. — 325 с.
  • Надеждин Н. Я. Томас Эдисон: "Человек изобретающий". — Неформальные биографии. — Майор, 2010. — 191 с. — ISBN 9785985511109.
  • Уилсон М. Американские учёные и изобретатели / Пер. с англ. В. Рамзеса; под ред. Н. Тренёвой. — М.: Знание, 1975. — С. 53-64. — 136 с. — 100 000 экз.
  • Астамирова Х., Ахманов М. Настольная книга диабетика. — М.: Эксмо-Пресс, 2001. — С. 243-247. — 400 с. — 2000 экз.
  • Храмов Ю. А. Эдисон Томас Алва (Edison Thomas Alva) // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 307. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)
зарубежная
  • Albion Michele Wehrwein. The Florida Life of Thomas Edison. — Gainesville: University Press of Florida, 2008. — ISBN 978-0-8130-3259-7.
  • Adams Glen J. The Search for Thomas Edison's Boyhood Home. — 2004. — ISBN 978-1-4116-1361-4.
  • Angel Ernst. Edison. Sein Leben und Erfinden. — Berlin: Ernst Angel Verlag, 1926.
  • Baldwin Neil. Edison: Inventing the Century. — University of Chicago Press, 2001. — ISBN 978-0-226-03571-0.
  • Clark Ronald William. Edison: The man who made the future. — London: Macdonald & Jane's: Macdonald and Jane's, 1977. — ISBN 978-0-354-04093-8.
  • Conot Robert. A Streak of Luck. — New York: Seaview Books, 1979. — ISBN 978-0-87223-521-2.
  • Davis L. J. Fleet Fire: Thomas Edison and the Pioneers of the Electric Revolution. — New York: Doubleday, 1998. — ISBN 978-0-385-47927-1.
  • Essig Mark. Edison and the Electric Chair. — Stroud: Sutton, 2004. — ISBN 978-0-7509-3680-4.
  • Essig Mark. Edison & the Electric Chair: A Story of Light and Death. — New York: Walker & Company, 2003. — ISBN 978-0-8027-1406-0.
  • Israel Paul. Edison: a Life of Invention. — New York: Wiley, 1998. — ISBN 978-0-471-52942-2.
  • Jonnes Jill. Empires of Light: Edison, Tesla, Westinghouse, and the Race to Electrify the World. — New York: Random House, 2003. — ISBN 978-0-375-50739-7.
  • Josephson Matthew. Edison. — McGraw Hill, 1959. — ISBN 978-0-07-033046-7.
  • Koenigsberg Allen. Edison Cylinder Records, 1889-1912. — APM Press, 1987. — ISBN 0-937612-07-3.
  • Pretzer, William S. (ed). Working at Inventing: Thomas A. Edison and the Menlo Park Experience. — Dearborn, Michigan: Henry Ford Museum & Greenfield Village, 1989. — ISBN 978-0-933728-33-2.
  • Stross Randall E. The Wizard of Menlo Park: How Thomas Alva Edison Invented the Modern World. — Crown, 2007. — ISBN 1-4000-4762-5.

Ссылки

  • [ageyenko.com/liderstvo/90-tomas-edison-chelovek-kotoryj-podaril-miru-svet Биография Томаса Эдисона]
  • Каменский А. В. [books.google.com/books?id=yCYYAAAAYAAJ&pg=RA5-PA3#v=onepage&q&f=true Эдисон и Морзе: их жизнь и научно-практическая деятельность]. — СПб.: тип. Ю. Н. Эрлих, 1891.
  • [www.gomelpsy.info/comment_1247228401.html Томас Эдисон в кинохронике начала XX века]
  • [n-t.ru/tp/it/edison.htm Краткая биография Томаса Эдисона]
  • [www.peoples.ru/technics/designer/edison/ Биография Томаса Эдисона]
  • Бережной С. В. [barros.rusf.ru/article188.html Томас Альва Эдисон и кино: Краткая история невзаимной любви]: очерк.
  • [web.archive.org/web/20090927145222/akhmanov.narod.ru/diabet/iz_diabetiki.htm Известные диабетики].

Отрывок, характеризующий Эдисон, Томас Алва

На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.