Томашевич, Дмитрий Людвигович

Дмитрий Людвигович Томашевич
Награды и премии:

Дмитрий Людвигович Томашевич (27 сентября 1899, Ракитно, Киевская губерния — 7 августа 1974, Москва) — советский авиаконструктор, доктор технических наук (1961).

Биография

Уроженец местечка Ракитино Киевской губернии, из дворян, по национальности литовец[pravo.ru/process/view/12232/].

В 1921 году поступил на паровозостроительное отделение Киевского политехнического института. В период учёбы участвовал в создании планеров, самолёта К-1 конструктора Калинина.

С 1926 года работал на авиаремонтном заводе № 43, где по его проекту был построен самолёт КПИР-5. В 1929 году получил назначение на должность начальника сектора в Промвоздух, руководил заводами в Авиатресте. С 1931 года — на заводе № 39, работал в конструкторской бригаде Н. Н. Поликарпова, участвовал в разработке самолётов И-15, И-16, в 1936 году назначен на должность заместителя Поликарпова.

Будучи главным конструктором истребителя И-180, после аварии, в которой погиб В. П. Чкалов, был арестован. Находясь в заключении работал в ЦКБ-29 над проектами «110» и «Пегас», а также над системами управления самолётов Пе-2, Ту-2, «102».

В 1943 году получил назначение в ОКБ-23, затем вновь работал в ОКБ Поликарпова.

Под руководством Челомея работал над крылатыми ракетами. В 1947 году перешёл в Военно-воздушную инженерную академию имени профессора Н. Е. Жуковского. Участвовал в разработках на основе трофейной немецкой техники (Хеншель-293). За создание летающей лаборатории «Комета» в 1953 году был удостоен Сталинской премии.

Впоследствии сочетал преподавательскую должность в МАИ и работу в КБ-1.

Награды

• Сталинская премия (1953)
• Государственная премия (1969)

Литература

Черныш Н. Ракетчик Томашевич // Зеркало недели. Киев, 2009, № 44.

Черныш Н. Дмитрий Томашевич… Он не был генеральным конструктором // ООО «КММ», 2014

Ссылки

[sm.evg-rumjantsev.ru/desingers/tomashevich.html Космический мемориал. Томашевич]

Отрывок, характеризующий Томашевич, Дмитрий Людвигович

– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.