Томашевский, Тадеуш
Тадеуш Томашевский Tadeusz Tomaszewski | |||
| |||
---|---|---|---|
7 апреля 1949 года — 25 сентября 1950 года | |||
Президент: | Аугуст Залеский | ||
Предшественник: | Тадеуш Комаровский | ||
Преемник: | Роман Одзержинский | ||
Вероисповедание: | Католик | ||
Рождение: | 26 ноября 1881 Сацин, Царство Польское, Российская империя | ||
Смерть: | 1950 Лондон, Великобритания | ||
Награды: |
Тадеуш Томашевский (польск. Tadeusz Tomaszewski; 26 ноября 1881, Сацин, Царство Польское, Российская империя — 1950, Лондон, Великобритания) — польский государственный и политический деятель, премьер-министр правительства Польши в изгнании в 1949—1950 годах.
Ранние годы
В молодости изучал право в Варшавском и Московском университетах. С 1901 года состоял в Польской социалистической партии. Неоднократно арестовывался российскими властями, что, однако, не мешало ему вести адвокатскую практику в Варшаве. В годы Первой мировой войны состоял в патриотических организациях, которые хотели добиться независимости Польши, что в итоге удалось сделать в 1918 году. Томашевский принимал участие в составлении Конституции 1921 года.
В эмиграционном правительстве
В сентябре 1939 года выехал в Румынию, позже во Францию и Великобританию. Принимал участие в работе Правительства Польши в изгнании. В 1949 году сменил Тадеуша Коморовского на посту премьер-министра Правительства в изгнании, однако занимал этот пост лишь чуть больше года, не успев отметиться чем бы то ни было значимым. Он вынужден был уйти в отставку из-за проблем со здоровьем и скоропостижно скончался через две недели после того, как отошёл от дел.
Напишите отзыв о статье "Томашевский, Тадеуш"
Литература
- Ryszard Szawłowski, Najwyższe państwowe organy kontroli II Rzeczypospolitej, Warszawa 2004
|
Отрывок, характеризующий Томашевский, Тадеуш
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.