Бердых, Томаш

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Томаш Бердых»)
Перейти к: навигация, поиск
Томаш Бердых
Место проживания Монте-Карло, Монако
Рост 196 см
Вес 91 кг
Начало карьеры 2002
Рабочая рука правая
Тренер Лука Кутаньяч
Горан Иванишевич
Призовые, долл. 25 983 281
Одиночный разряд
Титулов 13
Наивысшая позиция 4 (18 мая 2015)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 1/2 финала (2014, 2015)
Франция 1/2 финала (2010)
Уимблдон финал (2010)
США 1/2 финала (2012)
Парный разряд
Титулов 2
Наивысшая позиция 54 (10 апреля 2006)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 1/4 финала (2005)
Франция 1/2 финала (2010)
Уимблдон 2-й раунд (2005)
США 2-й раунд (2004)
Последнее обновление: 3 октября 2016 года

То́маш Бе́рдых (чеш. Tomáš Berdych; родился 17 сентября 1985 года в Валашске-Мезиржичи, Чехословакия) — чешский профессиональный теннисист, бывшая четвёртая ракетка мира в одиночном разряде. Финалист одного турнира Большого шлема в одиночном разряде (Уимблдон-2010); победитель 15 турниров АТР (13 — в одиночном разряде); двукратный обладатель Кубка Дэвиса (2012 и 2013) и обладатель Кубка Хопмана (2012) в составе национальной сборной Чехии.





Общая информация

Папа Мартин был машинистом поезда, а мама Гана — доктором.

Предпочитает корты с быстрым покрытием; сильными сторонами его игры считаются подача и удар справа.

Является поклонником хоккея с шайбой, болеет за клуб НХЛ «Детройт Ред Уингз».

Спортивная карьера

Начало карьеры

Томаш Бердых играет в теннис с пятилетнего возраста. Выиграв юниорский (до 12 лет) чемпионат Чехии, он переехал в Простеёв, где было больше возможностей для занятий теннисом, после чего выиграл юниорские чемпионаты Чехии в возрастных группах до 14 и до 18 лет (последний — в шестнадцатилетнем возрасте). Перешёл в профессионалы в 2002 году, выиграл два турнира категории ITF Futures и за год продвинулся на 800 позиций в рейтинге АТР. В 2003 году выиграл свои первые турниры серии ATP Challenger в Сараево и Праге в парном разряде (оба с Михалом Навратилом), затем в Будаёрше (Венгрия) и Граце в одиночном разряде; дебютирует на турнире из серии Большого шлема US Open, где сумел дойти до второго круга. В этом же сезоне дебютировал в сборной Чехии в Кубке Дэвиса во встрече со сборной Таиланда и выиграл оба своих матча, в парном и одиночном разрядах.

В начале 2004 года на Открытом чемпионате Австралии сыграл первый матч против игрока из первой десятки. Это был матч второго раунда против 4-го в мире Андре Агасси, которому Бердых уступил 0-6, 2-6, 4-6. В феврале впервые поднялся в рейтинге в первую сотню и победил на турнире серии Challenger в Безансоне. В июне ему даются ещё два турнира Challenger в Вайдене и Брауншвейге.

На Олимпиаде в Афинах Бердых, занимавший 79 место в рейтинге, добился сенсационной победы над первой ракеткой мира Роджером Федерером, затем победил 18-ю ракетку мира Томми Робредо и дошёл до четвертьфинала. На Открытом чемпионате США сумел добраться до четвёртого раунда. В начале октября в Палермо он выиграл свой первый турнир АТР. Закончил сезон в числе 50 сильнейших теннисистов мира.

2005-06

Первая половина сезона 2005 года сложилась для Бердыха относительно неудачно. Стабильно выступая на турнирах мирового тура за первые полгода он не смог продвинуться по турнирной сетке дальше третьего раунда. Слома эту неприятную для себя традицию в июле на турнире в Бостаде, где он сумел выйти в финал. В решающем матче турнира Бердых уступил Рафаэлю Надалю 6-2, 2-6, 4-6.

Затем он дошёл до четвертьфинала в Штутгарте и полуфинала в Вашингтоне. Следующий заметный результат он достигает только в конце сезона. В начале ноября Томаш Бердых выиграл первый в карьере турнир серии Мастерс в Париже, последовательно победив пятерых посеянных соперников, в том числе двух теннисистов из первой десятки мирового рейтинга, и продвинулся до 25 места в рейтинге.

Из удачных выступлений в первой половине 2006 года можно отметить выход в полуфинал на турнире в Аделаиде в самом начале сезона. В июне он вышел в финал турнира в Халле, где проиграл первому в мире Роджеру Федереру. В июле ему удалось выйти в полуфинал в Штутгарте, а в августе в четвертьфинала на Мастерсе в Торонто. В октябре вышел в финал на турнире в Мумбае и четвертьфинал в Стокгольме. После выхода в полуфинал турнира Мастерс в Мадриде и четвертьфинал турнира этой же категории в Париже впервые вошёл в десятку сильнейших в одиночном разряде.

2007-08

Сезон начинает с выхода в четвертьфинал в Сиднее и четвёртый круг на Открытом чемпионате Австралии. Первый полуфинал в сезоне сыграл в апреле на турнире Мастерс в Монте-Карло. Затем он добирается до полуфинала в Мюнхене и четвертьфинала в Риме. В мае Бердых вывел чешскую команду в финал командного Кубка мира, где она уступила аргентинцам.

В середине сезона выиграл турнир в Халле и дошёл до четвертьфинала на Уимблдоне. Этот четвертьфинал стал первым подобным в карьере Бердыха на турнирах Большого шлема. До этого он пять раз останавливался в шаге от четвертьфинала, доходя на этих турнирах до четвёртого круга. Благодаря выступлению на Уимблдонском турнире, он вернулся в десятку сильнейших.

В заключительной части сезона 2007 года можно отметить выход в четвёртый круг на Открытом чемпионате США, полуфинал в Бангкоке и Токио и четвертьфинал в Базеле. Год Бердых завершил на 14-м месте.

Сезон 2008 года для Бердыха начинается с четвертьфинала в Сиднее и четвёртого раунда на Открытом чемпионате Австралии. Затем на трёх турнирах подряд он проигрывал уже во втором раунде. В феврале выигрывает совместно с Дмитрием Турсуновым парные соревнования турнира в Роттердаме. На Мастерсе в Майами ему удается дойти до полуфинала.

Следующего хорошего результата он достиг в июле на турнире в Бостаде, где он вышел в финал. На Олимпиаде в Пекине в третьем круге Бердых, как и на предыдущей Олимпиаде, снова встретился с Федерером, но на сей раз победа осталась за первой ракеткой мира. В парном разряде они с Радеком Штепанеком выбыли из борьбы уже в первом круге. В сенттябре 2008 года дошел до полуфинала в Бангкоке, а в начале октября сумел выиграть на турнире в Токио, переиграв в финале Хуана Мартина дель Потро 6-1, 6-4. Год Бердых завершил на 20-м месте в рейтинге.

2009

Начало сезона у Бердыха получилось не самым лучшим образом. Лучшими результатами стали выход в четвёртый раунд на Открытом чемпионате Австралии и Мастерсе в Майами. После череды неудачных выступлений в мае ему все же удается завоевать титул на турнире в Мюнхене. Эта победа стала пятой для Бердыха в одиночных соревнования ATP-тура за карьеру. Однако далее череда неудачных выступлений на турнирах продолжилась и на Открытом чемпионате Франции он выбыл уже в первом раунде. Чуть лучше он выступил на Уимблдонском турнире, дойдя до четвёртого раунда.

В августе ему удалось занести в свой актив четвертьфиналы на турнирах в Вашингтоне и Мастерсе в Цинциннати. На открытом чемпионате США он выбыл на стадии третьего раунда. В заключительной части сезона лучшими результатами для него стали два четвертьфинала на турнирах в Токио и Куала-Лумпуре. В этом году Бердых помог сборной Чехии дойти до финала Кубка Дэвиса, где она уступила Испании с сухим счётом. Как и год назад в рейтинге по итогам года Томаш Бердых занял 20-е место.

2010

В начале сезона ему удается дойти до полуфинала турнира в Брисбене. Однако затем он дважды подряд проигрывает на стадии второго раунда в Сиднее и на Открытом чемпионате Австралии. В феврале он дважды дошёл до четвертьфинала в Сан-Хосе и Мемфисе. Такого же результат он добился и на Мастерсе в Индиан-Уэллсе. На следующем турнире из серии Мастерс в Майами ему удалось выйти в финал. По пути к нему он сумел переиграть в матче четвёртого круга действуещего первого номера в мире швейцарца Роджера Федерера 6-4, 6-7(3), 7-6(6). В решающем матче он уступил Энди Роддику 5-7, 4-6.

Грунтовая часть сезона для него началась не очень успешно. В Монте-Карло он устпает в третьем раунде, а в Риме во втором. Не удается ему защитить прошлогодний титул на турнире в Мюнхене, где он проиграл в четвертьфинале Филиппу Пецшнеру. На главном турнире в году Открытом чемпионате Франции ему удается добиться лучшего своего результата в рамках турниров Большого шлема. Выиграв на турнире у таких теннисистов как Хорхе Агилар, Эдуар Роже-Васслен, Джон Изнер, Энди Маррей и Михаил Южный, Бердых сумел пробиться в полуфинал. В борьбе за выход в финал он уступил шведу Робину Сёдерлингу. Такого же результата он достиг и в парных соревнованиях.

Следующим турниром для него сразу становится Уимблдон, где ему удается лучшее в карьере выступление. Бердых сумел выйти в финал, переиграв в решающих раундах 1-го и 3-го сеянного Роджера Федерера и Новака Джоковича. В шаге от победы остановить его смог только Рафаэль Надаль.

После успешного для себя Уимблдонского турнира продолжил свои выступления в августе на турнире в Вашингтоне, где дошел до четвертьфинала. Тот же результат у него произошел и на следующем турнире в Торонто. Не слишком удачно Бердых выступил в Цинциннати, где проиграл в третьем раунде. На открытом чемпионате США он выбыл уже в первом раунде, уступив в трёх сетах Микаэлю Льодра. Последнюю часть сезона Бердых повел не слишком удачно. После попадания в четвертьфинал на турнире в Куала-Лумпуре на оставшихся турнирах ему не удалось выйти выше чем третьего раунда. Несмотря на это, в ноябре 2010 года Бердых достиг шестой позиции в рейтинге АТР. В конце сезона он впервые принял участие в финальном турнире года, но проиграл две встречи из трёх в группе Новаку Джоковичу и первой ракетке мира Рафаэлю Надалю и не попал в полуфинал.

В 2010 году Бердых три раза показывал свой лучший результат в турнирах Большого шлема, выйдя в полуфинал Открытого чемпионата Франции в одиночном разряде и мужских парах, а затем в финал Уимблдонского турнира в одиночном разряде. По итогам сезона он занял самое высокое в своей карьере 6-е место в рейтинге. Несмотря на то, что по выступлениям 2010 год стал для Бердыха самым успешным, ему не удалось за весь сезон выиграть ни одного турнира.

2011

Стартовал Бердых с турнира в Ченнае, где дошёл до полуфинала. На Открытом чемпионате Австралии он впервые вышел в четвертьфинал, где проиграл будущему чемпиону Джоковичу. В феврале на турнирах в Роттердаме и Марселе достигает той же стадии, что и в Австралии. В конце февраля он дошёл до полуфинала в Дубае. В марте в матче Кубка Дэвиса со сборной Казахстана он неожиданно проиграл 43-й ракетке мира Андрею Голубеву, что позволило казахам одержать сенсационную победу с общим счётом 3:2.

На мартовских турнирах серии Мастерс в Индиан-Уэллсе и Майами результата Бердыха четвёртый круг и четвертьфинал соответственно. Грунтовую часть сезона начал с выступления в Монте-Карло, где проиграл в третьем круге. Затем на двух Мастерсах в Мадриде и Риме дошёл до четвертьфинала. На турнире в Ницце добирается до полуфинала. На Открытом чемпионате Франции Бердых неожиданно оступился. Уже в первом раунде его вывел из борьбы игрок из второй сотни рейтинга Стефан Робер.

На предуимблдонском турнире в Халле Бердых добирается до полуфинала. На самом Уимблдонском турнире, где год назад он был финале, на этот раз он доходит лишь до четвёртого раунда, уступив американцу Марди Фишу. В июле он дошёл до полуфинала в Бостаде. В августе до четвертьфинала на Мастерсе в Монреале и полуфинала на Мастерсе в Цинциннати, где к тому же он переиграл в четвертьфинале Федерера. На открытом чемпионате США Бердыху вновь не удается выступить удачно(это единственный турнир Большого шлема, где он не сумел дойти до четвертьфинала). На этот раз он оступается в третьем раунде.

В октябре после ему наконец-то удалось победить на турнире ATP. Бердых выиграл титул в Пекине, переиграв в финале Марина Чилича 3-6, 6-4, 6-1. Последний раз он побеждал в туре почти два с половиной года назад. Затем на Мастерсе в Шанхае он проигрывает в третьем раунде, а на турнире в Базеле выбывает уже в первом. Зато ему удалось хорошо завершить год, переиграв в четвертьфинале турнира Мастерс в Париже Энди Маррея (к тому моменту подвинувшего Федерера с третьей строчки в рейтинге) и дойдя в итоге до полуфинала, а в итоговом турнире года выиграть в группе две встречи из трёх и также дойти до полуфинала.

Этот сезон он провёл достаточно стабильно и занял по итогам 7-е место.

2012

Сезон этого года Бердых начинает с выступления на командном турнире Кубок Хопмана, где в составе сборной Чехии вместе с Петрой Квитовой ему удается завоевать чемпионский титул. Затем он принял участие в выставочном турнире в Мельбурне, где занял седьмое место. Первым официальным турниром в году для него становится Открытый чемпионат Австралии, где как и год назад он доходит до четвертьфинала. Уступил он только будущему финалисту Рафаэлю Надалю в четырёх сетах. Сразу после Австралийского чемпионата Бердыху удалось завоевать титул на турнире в Монпелье. В финале им был обыгран Гаэль Монфис 6-2, 4-6, 6-3. На турнире в Роттердаме ему удается дойти до полуфинала, а на турнире в Дубае до четвертьфинала. На первом в году турнире Мастерс в Индиан-Уэллсе Бердых завершил свои выступления в матче четвёртого круга, а в Майами даже в третьем, но затем реабилитировался на грунтовых кортах: полуфинал в Монте-Карло, финал в Мадриде и четвертьфинал в Открытом чемпионате Италии. После поражения в четвёртом круге Открытого чемпионата Франции от соседа по рейтингу Хуана Мартина дель Потро он неудачно провёл травяной сезон, в том числе проиграв в первом круге и на Уимблдоне, и на лондонской Олимпиаде, но к Открытому чемпионату США сумел восстановиться и сначала дошёл до финала в Уинстон-Сейлеме, а затем до полуфинала на самом Открытом чемпионате США. Ближе к концу года в Стокгольме он завоевал второй титул за сезон и принял в итоге участие в финале Мирового тура АТР, где, однако, сумел выиграть лишь один матч из трёх и в полуфинал не прошёл, что не помешало ему завершить год на шестом месте в рейтинге. Помимо индивидуальных успехов, он также добился хороших результатов в командных турнирах, дойдя со сборной Чехии до финала Кубка мира, а затем выиграв с ней Кубок Дэвиса. С начала года он выиграл в Кубке Дэвиса десять встреч подряд, обеспечив команде победы над Сербией и Аргентиной и проиграв лишь в одиннадцатой — Давиду Ферреру в четвёртой игре финального матча со сборной Испании.

2013

На Открытом чемпионате Австралии 2013 года Бердых в третий раз подряд остановился в четвертьфинале, проиграв, как и в 2011 году, будущему чемпиону Джоковичу. В феврале в матче Кубка Дэвиса против сборной Швейцарии Бердых принёс своей команде все три очка, обеспечив общую победу со счётом 3:2. В парной встрече они с Лукашем Росолом сражались со швейцарскими соперниками 7 часов и 2 минуты, установив новый рекорд продолжительности матча в Кубке Дэвиса и продолжительности парных игр в любом теннисном соревновании[1]. В конце этого и начале следующего месяца Бердых дважды подряд играл в финалах турниров АТР в одиночном разряде, уступив в Марселе Жо-Вильфриду Тсонга, а в Дубае, где перед этим победил Федерера, — Джоковичу.

На протяжении грунтового сезона Бердых, не добираясь до финалов, играл тем не менее стабильно и надёжно, редко оступаясь раньше четвертьфинала. На Открытом чемпионате Италии ему впервые за три года удалось обыграть Джоковича, но в полуфинале его остановил возвратившийся на корт в оптимальной форме Рафаэль Надаль. Тем не менее в кульминационном турнире грунтового сезона — Открытом чемпионате Франции — Бердых проиграл уже в первом круге. На Уимблдоне ему удалось дойти до четвертьфинала. После выхода в полуфинал Cincinnati Masters (за победой над второй ракеткой мира Энди Марреем в четвертьфинале последовало поражение от Надаля) он поднялся на пятое место в рейтинге — новый рекорд карьеры, но боли в правом плече не позволили ему развить успех дальше. На Открытом чемпионате США он проиграл в четвёртом круге Станисласу Вавринке.

Две победы Бердыха над соперниками из команды Аргентины помогли чехам второй год подряд дойти до финала Кубка Дэвиса. Окончание сезона для него включало вначале очередной вылет на групповом этапе финального турнира АТР (два поражения и одна победа), а затем второй подряд Кубок Дэвиса — на этот раз после победы над сербами. В финале он внёс в копилку сборной два очка — в одиночном разряде и в паре со Штепанеком, также проиграв одну одиночную встречу (Джоковичу).

2014

2014 год принёс Бердыху два титула в турнирах АТР в одиночном разряде и один в парном. Уже в начале сезона он сначала выиграл в паре с Яном Гайеком турнир в Дохе, а затем показал свой лучший личный результат в одиночном разряде на Открытом чемпионате Австралии, выйдя в полуфинал после победы над Давидом Феррером — на тот момент третьим в мировой иерархии. В полуфинале чеха остановил Вавринка, в итоге завоевавший первый в карьере титул на турнирах Большого шлема. В феврале Бердых выиграл турнир серии АТР 500 в Роттердаме и дошёл до финала в Дубае, проиграв там Федереру. В марте в Майами и в мае в Мадриде на его пути дважды становился Рафаэль Надаль, занимавший в рейтинге первую строчку, а на Открытом чемпионате Франции Бердых проиграл в полуфинале 17-й ракетке мира Эрнесту Гулбису; перед этим Гулбис преподнёс ещё бо́льшую сенсацию, победив самого Федерера. Он стал таким образом первым с 2011 года теннисистом, который после победы над знаменитым швейцарцем на турнире «Большого шлема» не проиграл свой следующий матч[2].

Хотя Бердых некоторое время после Открытого чемпионата Франции показывал вполне рядовые результаты, их хватило, чтобы в июле подняться на пятую строчку мирового рейтинга, повторив свой личный рекорд. На Открытом чемпионате США он также дошёл до четвертьфинала, после чего проиграл со сборной Чехии в полуфинале Кубка Дэвиса французам, не сумев пробиться в финал этого турнира в третий раз подряд. В конце сентября и октябре Бердых предпринял новый рывок, проиграв в финале турнира АТР 500 в Пекине Джоковичу, успевшему снова возглавить рейтинг, а затем победив в Стокгольме. На итоговом турнире года он выиграл одну встречу из трёх на групповом этапе — у победителя Открытого чемпионата США Чилича, — разгромно проиграл две остальных Джоковичу и Вавринке и в полуфинал не вышел, закончив год на седьмом месте в рейтинге.́

2015

В начале 2015 года Бердых, после выхода в финал в Дохе, обыграл в четвертьфинале Открытого чемпионата Австралии Рафаэля Надаля; это была его первая победа над Надалем после 17 поражений подряд и второй подряд полуфинал на этом турнире. В полуфинале чеха, однако, остановил Энди Маррей. Защищая в феврале прошлогодний титул в Роттердаме, Бердых проиграл Вавринке. Последовавшие затем поражения в полуфиналах турниров Мастерс в Индиан-Уэллс (от Маррея) и в Мадриде (от Надаля) и в финале в Монте-Карло (от Джоковича) не помешали Бердыху к середине мая вернуться в рейтинге на пятое место, а через неделю и улучшить своё личное достижение, достигнув четвёртой позиции.

Не лучшим образом сыграв на «Ролан Гаррос» и Уимблдоне и достигнув всего лишь четвёртого круга на Открытом чемпионате США, Бердых реабилитировался только осенью, выиграв за октябрь два турнира АТР — сначала в Шэньчжэне, а затем (во второй раз подряд) в Стокгольме. В промежутке между этими двумя победами он обеспечил себе шестой подряд выход в финальный турнир АТР[3]. Там, однако, он проиграл все три своих групповых встречи, закончив сезон на шестом месте в рейтинге.

Рейтинг на конец года

Год Одиночный
рейтинг
Парный
рейтинг
2015 6 199
2014 7 193
2013 7 174
2012 6 102
2011 7 102
2010 6 140
2009 20 123
2008 20 124
2007 14 164
2006 13 75
2005 24 68
2004 45 418
2003 113 216
2002 398 1 049
2001 1 383 1 445

Выступления на турнирах

Отрывок, характеризующий Бердых, Томаш

В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.


Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.