Тома, Ганс

Ганс Тома
нем. Hans Thoma
Автопортрет
Место рождения:	Бернау
Место смерти:	Карлсруэ

Ганс То́ма (нем. Hans Thoma, 2 октября 1839, Бернау (Шварцвальд) — 7 ноября 1924, Карлсруэ) — немецкий художник и график.

Жизнь и творчество

Вначале получил ремесленное образование у литографа, затем у мастера по росписи корпусов часов. С 1859 года учился в Академии искусств в Карлсруэ. По окончании жил и работал в Дюссельдорфе, Мюнхене, Франкфурте-на-Майне и в Карлсруэ, где с 1899 года был директором Художественного музея и профессором искусств в местной Академии. В 1874 году совершает поездку в Италию. В 1886 году посещает Париж.

Творческое наследие Г. Тома огромно: оно включает в себя около 900 картин, гравюр и литографий. Работы художника, зачастую рассматриваемые как «народная живопись», «простые» и т. п. при внимательном рассмотрении выявляют совершенно противоположные элементы. С одной стороны он — великолепный пейзажист-реалист. Он рисует в Шварцвальде и Таунусе, на Верхнем Рейне и Майне. Эти полотна дают перспективу изображаемой природы, как правило показанной с некоторой высоты (например, с вершины холма) так, что видна уходящая к горизонту даль (Долина в Таунусе, 1890, Мюнхен). С другой стороны, Г. Тома любил вводить в свои пейзажи и некие сказочные фигуры, образы из старинных саг. Здесь на работы Тома сказывается влияние А. Бёклина и Ханса фон Маре, в то время как в его реалистических произведениях, в том числе и в портретной живописи, угадываются черты барбизонской школы и Г. Курбе. Промежуточное положение между двумя этими тенденциями в творчестве Г. Тома являются картины, изображающие идиллические сценки из танцующих и поющих детей, задумчивых крестьян. Эти работы на рубеже XIX-ХХ столетий принесли Тома славу «второго Людвига Рихтера».

Большое собрание работ Г. Тома хранится в Художественном музее Карлсруэ. В 1949 году в Бернау был открыт музей Г. Тома.

Семья

Был женат на младшей дочери известного немецкого учёного Августа Фёппля.

«Старшим» зятем Фёппля был крупный учёный-аэродинамик Людвиг Прандтль.

Галерея

• Hans Thoma Acquacetosa.jpg

  Пейзаж Кампании (1880)

• Hans Thoma 001.jpg

  Адам и Ева (1897)

• Hans Thoma 006.jpg

  Пейзаж на Майне (1875)

• Hans Thoma - Kinderreigen (1872).jpg

  Детский хоровод (1884)

• Hans Thoma - Im Sonnenschein (1867).jpg

  В лучах солнца (1867)

Отрывок, характеризующий Тома, Ганс

– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал: