Томин, Николай Дмитриевич

Николай Дмитриевич Томин
Место рождения	поселок Казачий Кочердык, Усть-Уйская волость, Челябинский уезд, Оренбургская губерния, Российская империя
Место смерти	кишлак Карагач, Бухарская Народная Советская Республика
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Род войск	кавалерия
Годы службы	1914—1924
Командовал	10-я кавалерийская дивизия; 10-я Кубанская кавалерийская дивизия; 2-й конный корпус; 15-я Сибирская кавалерийская дивизия; Забайкальская группа войск; Инская группа войск; 6-я отдельная Алтайская кавалерийская бригада; 4-я кавалерийская бригада
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России Советско-польская война Борьба с басмачами
Награды и премии	Награды Российской империи:

Николай Дмитриевич Томин (4 [16] декабря 1886, поселок Казачий Кочердык, Оренбургская губерния — 12 августа 1924, кишлак Карагач, Бухарская Народная Советская Республика) — советский военачальник, участник Гражданской войны.

Биография

Родился в казачьей семье и был старшим из четырёх детей. Успел окончить три класса школы, но после смерти отца вынужден был её оставить и пойти работать на маслозавод Харинаса. Через два года мать Николая вышла замуж вновь, и имущество семьи было разделено.

Николай уехал в Куртамыш, где начал работать у купца Завьялова мальчиком на побегушках, а с осени 1905 года — приказчиком. В декабре познакомился с политическими ссыльными отцом и сыном Друговыми и начал участвовать в нелегальной деятельности.

В июне 1906 года начал вести дневник, который продолжал до последних дней жизни. Вскоре попал под негласный надзор полиции. В начале 1907 года по поручению ссыльных организовал в Куртамыше союз приказчиков.

В 1910 году женился на Анне Клоповой, с которой встречался до этого три года. В марте 1911 года у них родился сын Александр, умерший через три месяца.

В июле 1914 года был призван в армию и вскоре отправлен на фронт в составе 1-й Оренбургской казачьей дивизии. К моменту Февральской революции 1917 года дослужился до младшего урядника и был награждён Георгиевской медалью 4-й степени и Георгиевскими крестами 3-й и 4-й степени. Некоторое время спустя был избран председателем солдатского комитета дивизии, а после Октябрьской революции — начальником дивизии. Под его руководством в конце декабря дивизия прибыла в Люберцы и перешла на сторону Советской власти.

В январе 1918 года вместе с 11-м и 12-м полками дивизии прибыл в Троицк, где полки были распущены, а Томин в конце февраля был избран начальником штаба войск уезда и председателем казачьей секции Троицкого исполкома. В марте назначен командующим войсками уезда. В июне избран командиром первой сотни 1-го Революционного Оренбургского социалистического полка имени Степана Разина.

После того, как части красных были вынуждены оставить Троицк, Томин был избран командующим Троицким отрядом, который 22 июня пришёл в Верхнеуральск и влился в отряд Ивана Каширина. Попытка красных отбить Троицк провалилась, после чего они отступили в Белорецк. Там все имеющиеся части были объединены в Сводный Уральский отряд под командованием Николая Каширина (после его ранения командующим стал Василий Блюхер), в составе которого Троицкий отряд Томина участвовал в походе, закончившемся 12 сентября 1918 года.

После окончания похода Томин был награждён золотыми часами с надписью «Честному воину РККА Н. Д. Томину. ВЦИК. 1918 год», а Троицкий отряд был преобразован во вторую бригаду 30-й стрелковой дивизии.

Вскоре при 3-й армии Восточного фронта по инициативе Томина был сформирован сводный кавалерийский отряд, командование которым было на него же и возложено. Отряд участвовал в освобождении от белогвардейских войск Ирбита и Кургана.

После освобождения Кургана отряд был расформирован, а Томин назначен начальником 10-й кавалерийской дивизии в составе 3-го кавалерийского корпуса. В июне 1920 года дивизия была переброшена на Западный фронт и в ходе боев с поляками заняла такие города, как Свенцяны, Вильно, Гродно. В день взятия Млавы Томин был награждён орденом Красного Знамени.

После поражения под Варшавой 3-й кавалерийский корпус Г. Д. Гая, в который входила дивизия Томина, был интернирован на территории Германии. Через некоторое время немецкое командование стало разделять части и отправлять их вглубь Германии, и Томин вместе со своим ординарцем совершил побег из поезда. По пути к ним присоединялись группы красноармейцев, также пробиравшихся домой, и 17 сентября отряд численностью до 300 человек во главе с Томиным перешёл литовско-советскую границу. 10 октября Томин стал начальником 10-й Кубанской кавалерийской дивизии, которая вскоре участвовала в боях против отрядов Станислава Балаховича.

В конце декабря принял командование 2-м конным корпусом, до конца апреля 1921 года выполнявшим задачу по уничтожению бандитизма на Кубани.

В мае — июле командовал 15-й Сибирской кавалерийской дивизией, расквартированной в Козлове и участвовавшей в подавлении антоновского мятежа.

Начальник пятнадцатой сибкавдивизии тов. Томин за время командования дивизией зарекомендовал себя выдающимся кавалерийским начальником. За энергичную работу, умелое руководство и личное участие в операциях по подавлению и уничтожению банд Лобана, Бодова и Карася награждаю начальника пятнадцатой сибкавдивизии тов. Томина золотыми часами.

— Из приказа командующего войсками Тамбовской губернии М. Н. Тухачевского

По просьбе В. К. Блюхера, командовавшего в тот период Народно-революционной армией ДВР, РВС откомандировал Томина на Дальний Восток, где он принял командование Забайкальской группой войск в составе 1-й Читинской стрелковой бригады и отдельного Троицко-Савского кавалерийского полка. По пути на линию фронта Блюхер возложил на Томина командование и Инской группой, а также подготовку войск всего фронта к наступлению. Части под командованием Томина участвовали во взятии Волочаевки и Хабаровска.

После отпуска, со 2 сентября 1922 года начал командовать 6-й отдельной Алтайской кавалерийской бригадой, расположенной в Семипалатинске. В марте 1923 года, мечтая заняться сельским хозяйством, попросил о демобилизации, но получил категорический отказ и был переведен в Бийск командовать 4-й кавалерийской бригадой.

В конце августа был направлен на учёбу.

Тов. Томин за время совместной службы показал себя чрезвычайно энергичным и настойчивым работником. Хотя и не имеет военного образования, но за время службы на ответственных должностях приобрел большой практический опыт. Систематичен и расчетлив в работе. Правильно и быстро схватывает обстановку. Прямой, не стесняется говорить правду в глаза, что часто вызывает недоброжелательное к нему отношение. Болезненно самолюбив, но в своих ошибках сознается. К подчиненным строг, но справедлив, хороший товарищ. Работает над расширением как военного, так и общего кругозора. Недостаток общеобразовательного ценза восполняется природным умом. Трезв и безупречно честен. Предан делу революции. Политически удовлетворительно развит. Состояние здоровья хорошее. Как командир для Красной Армии чрезвычайно ценен. Желательно командирование на Военно-академические курсы высшего комсостава РККА для получения теоретических знаний. Занимаемой должности соответствует.

— Комкор-военком 10 Гайлит

Однако в апреле 1924 года был повторно назначен командиром 6-й отдельной Алтайской кавалерийской бригады, в связи с чем учёбу на курсах пришлось оставить. Бригада была направлена в Бухарскую Народную Советскую Республику для борьбы с басмачеством.

С 1924 года член РКП(б).

12 августа 1924 года Томин был смертельно ранен в бою с басмачами.

Память

Памятники Томину были установлены в Куртамыше, Троицке, Кулябе, колхозе имени комбрига Томина Восейского района Таджикской ССР, а в родном селе Томина ему установлен обелиск. Именем Томина назван краеведческий музей в Куртамыше, а также железнодорожная станция, улицы, парки и школы.

Литература

• Кочегин П. Человек-огонь. — Челябинск: Южно-Уральское кн. изд-во, 1973. — 366 с.
• Кочегин П. Краском Николай Томин. — 2-е изд. — Челябинск: Южно-Уральское кн. изд-во, 1978.
• Плющев В. А. Николай Томин. — М.: Воениздат, 1966. — (Советские полководцы и военачальники). — 148 с.
• Хрулев В. Боевой командир Н. Д. Томин // Военно-исторический журнал. — 1940. — № 11.

Ссылки

• [ru.rodovid.org/wk/Запись:954290 Томин, Николай Дмитриевич] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
• [www.kurtamysh.com/p218.htm Так начиналась жизнь. Из воспоминаний А. Н. Томиной]
• Гай Г. Д. [leb.nlr.ru/edoc/317186/На-Варшаву!-Действия-3-конного-корпуса-на-Западном-фронте-Июль-август-1920-г На Варшаву! Действия 3 конного корпуса на Западном фронте.] — М.; Л., 1928.
• [www.kurgangen.org/photos/displayimage.php?album=426&pos=9 Фотографии Н. Д. Томина на сайте «Зауральская генеалогия»]

Отрывок, характеризующий Томин, Николай Дмитриевич

– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.