Томишко, Антоний Осипович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Антоний Осипович Томишко

Академик Императорской академии художеств А. И. Томишко (1850–1900). Фотография с гравюры В. В. Матэ. ГРМ.
Основные сведения
Страна

Россия

Дата рождения

25 марта 1851(1851-03-25)

Место рождения

Чехия

Дата смерти

8 октября 1900(1900-10-08) (49 лет)

Место смерти

Санкт-Петербург, Россия

Работы и достижения
Работал в городах

Санкт-Петербург, Болгария

Архитектурный стиль

псевдорусский стиль, эклектика

Важнейшие постройки

Здание тюрьмы "Кресты", дворец "Нижняя дача"

Антоний Осипович Томишко (6 апреля 1851 (25 марта 1851), Чехия — 20 октября 1900 (8 октября 1900), Санкт-Петербург, Россия) — архитектор, действительный член Академии художеств (с 1893 года). Автор проектов ряда сооружений в России и Болгарии, включая комплекс зданий петербургской тюрьмы «Кресты». Существуют варианты написании фамилии — Томишка, и отчества — Иосифович[1].





Биография

В 1870—1874 годах Томишко учился в Санкт-Петербургской Академии художеств. Получил медали: в 1872 г. — 2 серебряную; в 1873 г. — 1 серебряную и 2 золотую за программу. В 1875 г. — звание классного художника 1 степени и отправлен пенсионером Академии художеств за границу на 4 года; в 1879 г. — звание академика за «проект православного собора на 3000 человек» и другие работы.[2] С 1879 года он стал преподавать в академии, в 1888 году стал профессором. Руководил мастерской высшего художественного училища академии с 1894 по 1900 годы. В 1897—1898 годы был ректором училища[3].

Антоний Осипович Томишко умер в 1900 году в Санкт-Петербурге. Похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры, могила не сохранилась[3].

Творчество

Томишко прославился строительством многочисленных общественных зданий, обычно оформлявшихся им в русском стиле[4]. Среди его работ в Санкт-Петербурге богадельня (набережная реки Волковки, 3)[5], фельдшерское училище (Суворовский проспект, 4), Александро-Мариинское училище для слепых (ул.Профессора Попова, 37). Особую известность архитектору принесло строительство ряда тюремных зданий, включая комплекс зданий тюрьмы «Кресты» и пересыльной тюрьмы (набережная реки Монастырки, 13-15)[3].

Кроме того, Томишко принимал участие в сооружении Великокняжеской усыпальницы в Петропавловской крепости[1][3], а также построил в Петергофе в парке Александрия Нижнюю дачу для Николая II — единственный дворец в своей архитектурной практике.

Напишите отзыв о статье "Томишко, Антоний Осипович"

Примечания

  1. 1 2 [encspb.ru/object/2804009149 Великокняжеская усыпальница] на сайте энциклопедии Санкт-Петербурга
  2. [artru.info/ar/46976/ АртРу.инфо — Персоны — Томишко Антоний Осипович — АртРу.инфо]
  3. 1 2 3 4 [www.ruthenia.ru/folktee/CYBERSTOL/turma_lager/architektor.html Архитектор и его творение]
  4. [www.ant1k.spb.ru/?p=352 (Антоний Осипович Томишко)] Антик. История, культура, архитектура
  5. [encspb.ru/object/2815836494 ВОЛКОВСКАЯ АЛЕКСАНДРОВСКАЯ БОГАДЕЛЬНЯ (ВОЛКОВО-ГОРОДСКАЯ БОГАДЕЛЬНЯ)] на сайте энциклопедии Санкт-Петербурга

Ссылки

  • [www.spbvedomosti.ru/article.htm?id=10274720@SV_Articles Эрика Сидорова. Не только Кресты: Наследие архитектора Томишко не исчерпывается известными тюремными постройками // Санкт-Петербургские Ведомости, 08.03.2011, № 047]
  • [www.mirpeterburga.ru/online/history/archive/22/history_spb_22_55-60.pdf Перов Д. В. Классик тюремного зодчества // История Петербурга, № 6(22) / 2004 — стр. 55—60]


Отрывок, характеризующий Томишко, Антоний Осипович

– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.