Томпсон, Кен

Кен Томпсон
Kenneth Thompson
Дата рождения:	4 февраля 1943(1943-02-04) (81 год)
Место рождения:	Новый Орлеан, Луизиана, США
Страна:	США США
Научная сфера:	Компьютерные науки
Место работы:	Bell Labs, Google
Альма-матер:	Беркли
Известен как:	Один из создателей Unix, C, UTF-8
Награды и премии:	Премия Тьюринга, медаль «Пионер компьютерной техники» и др.

Кен То́мпсон (англ. Kenneth Thompson; род. 4 февраля 1943) — пионер компьютерной науки, известен за свой вклад в создание языка программирования C и операционной системы UNIX.

Биография

Томпсон родился в Новом Орлеане, США. Получил степень бакалавра наук в 1965 году и магистра в 1966 в области электротехники и информатики в Калифорнийском университете в Беркли.

В 1960-х Томпсон и Деннис Ритчи работали над операционной системой Multics. Во время написания Multics Томпсон создал язык программирования Bon. Оба покинули проект Multics, потому что тот начал становиться слишком сложным. В 1969 году в Bell Labs Томпсон и Ритчи стали создателями операционной системы UNIX. Тогда Томпсон также написал язык программирования B, предшественник языка C Денниса Ритчи.

Томпсон разработал версию редактора QED для CTSS, которая включала регулярные выражения для поиска текста. QED и редактор Томпсона ed (стандартный редактор в UNIX) сделали вклад в популярность регулярных выражений, ранее считавшихся инструментом (или игрушкой) для логиков. Регулярные выражения стали распространёнными в программах для обработки текстов в UNIX (таких как grep). Почти все программы, работающие с регулярными выражениями, в наше время используют один из вариантов нотации Томпсона.

Вместе с Джозефом Кондоном (Joseph Condon) они создали аппаратное и программное обеспечения для Belle, шахматного компьютера. Он также написал программу для генерации полного списка эндшпилей для 4, 5 и 6 фигур, позволяющую делать хорошие ходы, когда достигается сохранённая позиция. Позже, при помощи шахматного специалиста Джона Ройкрофта (John Roycroft), Томпсон распространил свои первые результаты на CD.

Стиль программирования Томпсона повлиял на других, особенно в краткости и ясности выражений.

В конце 2000 года Томпсон ушёл из Bell Labs. Он работал в Entrisphere, Inc. до 2006 года и сейчас работает в Google, где участвует в создании языка программирования Go.

Награды

• В 1982 году Томпсон и Ритчи совместно получили Премию Эмануэля Пиора.
• В 1983 году Томпсон и Ритчи совместно получили Премию Тьюринга за их разработку общей теории операционных систем и в частности за создание UNIX.
• В 1989 году Томпсон и Ритчи совместно получили C&C Prize.
• В 1990 году также совместно с Деннисом Ритчи был награждён медалью Ричарда Хэмминга «за создание операционной системы UNIX и языка программирования C».
• Медаль «Пионер компьютерной техники» (1994), совместно с Деннисом Ритчи.
• 27 апреля 1999 года Томпсон и Ритчи вместе получили Национальную медаль за достижения в области технологий 1998 года от президента Билла Клинтона за изобретение операционной системы UNIX и языка программирования C, которые привели к огромным продвижениям в компьютерных аппаратных, программных и сетевых системах и стимулировали рост промышленности в целом, закрепив таким образом лидерство Америки в информационном веке.
• В 1999 году Институт инженеров электротехники и электроники вручил первую премию Tsutomu Kanai за его роль в создании UNIX, которая десятилетиями являлась ключевой платформой для работы распределённых систем.
• Премия Гарольда Пендера (2003) совместно с Деннисом Ритчи
• Премия Японии (2011) — за пионерские работы в разработке Unix-систем.

Ссылки

• [www.cs.bell-labs.com/who/ken/ Ken Thompson]  (англ.) — страница Кена Томпсона на сайте Bell Labs.

Отрывок, характеризующий Томпсон, Кен

Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.