Томпсон, Кэппи

Кэппи Томпсон
Catherine “Cappy” Thompson
Имя при рождении:	Catherine Thompson
Место рождения:	город Александрия (Виргиния)
Гражданство:	США США
Жанр:	художник художественное стекло керамист скульптор
Учёба:	Государственный колледж Эвергрин
Стиль:	постмодернизм мифологическая живопись

Катерина «Кэппи» Томпсон (англ. Cappy Thompson; 21 января 1952, город Александрия, штат Виргиния) — современная американская художница по стеклу, создающая мифологические образы в технике расписного витража в диапазоне от небольших расписных ваз до монументальных витражных панно в общественных интерьерах; работает также в керамике. Регулярно проводит мастер-классы росписи по стеклу.

Как мастер витражной росписи, Кэппи Томпсон опирается на традиции средневековой живописи. Сюжеты её работ — мифопоэтические повествования в красках. Она работает в нескольких жанрах: создаёт витражные росписи на плоском стекле, близкие по форме к станковой живописи; расписывает жанровыми сценами керамические блюда. Наиболее оригинальный вклад художника — роспись прозрачными красками по внутренней поверхности сосуда из стекла. Работы Кэппи Томпсон представлены в собраниях многих музеев мира.

С 1984 года живёт и работает в городе Сиэтл, штат Вашингтон.

Ранние годы

Кэппи Томпсон закончила Государственный колледж Эвергрин (так называемого «Вечнозелёного штата» Вашингтон) в 1976 году. С этого же времени профессионально занимается художественным стеклом и керамикой.

Начало карьеры

Творческий путь Кэппи Томпсон многие годы связан со штатом Вашингтон на севере тихоокеанского побережья США. Первоначальное художественное образование она получила в 1970—1971 гг. в англ. Файрхэвен колледже, в г. Беллингхэм, на северо-западе штата Вашингтон, на берегу залива Пьюджет-Саунд. В 1976 году закончила бакалавриат в Государственном колледже Эвергрин, города Олимпия (штат Вашингтон), где изучала живопись и рисунок. К 1975-му году относятся её первые опыты с художественным стеклом.

В 1984 году Кэппи Томпсон переезжает в город Сиэтл, и работает в [www.pilchuck.com/default.aspx Школе стекла Пилчак] (англ.) (слово «Pilchuck», на языке местных салишских племён означает «Красная река»). Школа Пилчак знаменита своим кампусом, основанным в 1971 году Дейлом Чихули близ городка Стэнвуд в 50-ти км к северу от Сиэтла и включающим мастерские по обработке стекла. Кампус расположен у северных отрогов Каскадных гор, здесь ежегодно (с мая по сентябрь) проводятся летние программы для начинающих и опытных художников со всего мира. Именно здесь Кэппи Томпсон открывает для себя возможности живописи, нанесённой специальными красками на внутреннюю поверхность стеклянной вазы. Вскоре её первые опыты вознаграждены престижной премией Станислава Либенского ([www.prazskagalerie.cz/en/stanislav-libensky-award Stanislav Libenský Award] (англ.)). Технология, используемая художником, восходит к традициям Готического витража. Предварительно на стекло наносится чёрно-белый рисунок (с последующим его обжигом). Затем производится заливка разноцветными красочными составами прозрачных участков стекла внутри нанесённых контуров. Этот новый слой также подвергается обжигу.

«Собирая свет» / «Gathering The Light» 2003

В постоянной экспозиции англ. Музея стекла (MOG) города Такома, штат Вашингтон, в главном холле находится монументальная (345 х 450 см.) роспись по стеклу Кэппи Томпсон «Собирая свет» / «Gathering The Light», 2003. Панно содержит в себе историю и мифологию развития стеклодувного искусства. MOG поощряет развитие разнообразных техник художественной обработки стекла на Северо-Западе США, налаживает сотрудничество художников по стеклу и коллекционеров. Здесь организованы регулярные демонстрации действующего стеклодувного цеха, где мастера создают работы прямо у жерла действующей печи. Вокруг амфитеатром расположены места для зрителей. Здание Музея замечательно своим 150-метровым англ. Стеклянным мостом.

«Мне снились небесные животные» 2004

В 2004 году Кэппи Томпсон завершает работу над масштабным заказом для южного терминала международного аэропорта Сиэтла, штат Вашингтон. Композиция «Мне снились духи животных (Мне снились небесные животные)» общей площадью 270 квадратных метров похожа на гигантскую карту звёздного неба. Художник опирается на иконографию, близкую популярным лубочным [en.wikipedia.org/wiki/Popular_print картинкам] XVI—XVIII веков. Сюжет построен вокруг спящей пары в высоком доме-башне. За ними на тёмно-синей дуге ночного неба предстают 17 животных, символизирующих созвездия Северного полушария. По небу мчится колесница, запряжённая крылатыми конями. В ней восседают Солнце и Луна; они сыплют звезды на спящих и путешествующих. Панно состоит из 50 вмонтированных в прямоугольную стальную конструкцию панелей, весом по 100 килограммов каждая. Автору потребовалось несколько лет экспериментировать в Германии с новыми материалами, разработанными фирмой ([www.derix.com/ru/artists/Cappy-Thompson/34/ Derix Glasstudios]), специализирующейся на витражах, чтобы успешно справиться с таким объёмом. Фирма [www.derix.com/ru/ Дерикс Гласстудиоз] за свою полуторавековую историю усовершенствовала состав и технологию нанесения на стекло прозрачного, стойкого к вибрациям и перепадам температур красочного слоя (что особенно актуально для функционирующего аэровокзала). Готовые стёкла были досталены из Германии в Сиэтл через океан морским транспортом.

Расписные вазы

Наибольший успех в карьере Кэппи Томпсон связан с её расписными вазами. Нанося краски на внутреннюю поверхность стеклянного сосуда, Томпсон соединяет, как минимум, три стилевые традиции:

• «рассказ в картинках», разработанный в древнегреческой вазописи,
• сказочно-эпические сюжеты средневековой живописи Ирана и Сирии, и
• приёмы литургической драмы, свойственные витражной живописи [ostmetal.info/goticheskie-vitrazhi/ Средневековых] соборов Европы.

В опубликованных [cappythompson.com/info_pages/mythopoesis.html интервью] (англ.), [cappythompson.com/info_pages/statement.html авторских статьях] (англ.) и [www.youtube.com/watch?v=rXLpdB5IEOA видео-лекциях] / 59 мин. (англ.) художница называет непременной частью своего творческого метода фигуративность и нарратив.

Форма многоцветного сферического сосуда, опоясанного сюжетно развивающимся изображением, имеет параллели с цикличностью мифа, с народной песней. Возможно поэтому сплав стилей и эпох в её вазах обретает такую органичность.

Коллекции и музеи

Работы Томпсон можно видеть в постоянной коллекции [www.cmog.org/bio/cappy-thompson/ Музея стекла Корнинга] (англ.) (округ Стюбинг, штат Нью-Йорк); в англ. Американском музее ремёсел (Манхэттен, Нью-Йорк); в [gosapporo.com/arts-entertainment/museums-galleries/hokkaido-museum-of-modern-art/ Музее современного искусства Хоккайдо], Япония.

Ряд её работ хранится в Смитсоновском институте; в Бостонском музее изящных искусств; в [www.artgallery.wa.gov.au/ музеях Австралии] (англ.), Швейцарии и Канады.

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=rESp7zah3z4 Фильм «Кэппи Томпсон : “Звездопад в Алабаме”», (18 мин.)], подробно, в мельчайших деталях раскрывает технологию создания огромного (640 × 1524 см) витражного панно из цветного стекла, с 2005 года украшающего холл Музея изобразительных искусств в Монтгомери</span>^ru_en, штат Алабама
• [cappythompson.com/projects/montgomery-museum-of-fine-arts/739 Фото трёх панно в холле на первом этаже Музея изобразительных искусств в Монтгомери</span>^ru_en], штат Алабама, размером 366 × 335 см, 671 × 305 см и 366 × 335 см, соответственно.
• [wikis.evergreen.edu/collegerelations/index.php/Cappy_Thompson Биографический очерк о художнике на сайте Государственного колледжа Эвергрин, г. Олимпия (штат Вашингтон)]  (англ.)
• [www.cmog.org/bio/cappy-thompson#.UOljj7aJZiG Страница Кэппи Томпсон на сайте Музея стекла г. Корнинга (штат Нью-Йорк)] (англ.)
• [www.travergallery.com/artists/gallery_artist_details/Cappy-Thompson.aspx Страница художницы (живопись по стеклу, расписная керамика)] (англ.) на сайте галереи Трэвера, Сиэтл.

Отрывок, характеризующий Томпсон, Кэппи

– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал: