Том Кенти

Том Кенти
Жанр:	Комедия
Автор:	Сергей Михалков
Язык оригинала:	русский
Дата написания:	1938
Дата первой публикации:	1938

«Том Кенти» — первая из пьес, написанных Сергеем Михалковым для детей и юношества; комедия в 3-х действиях, 6-ти картинах. Создана в 1938 году, в том же году впервые поставлена на профессиональной сцене Московским театром юного зрителя.

В 1930-х годах происходила смена подходов к постановкам для детей. Совместно с юным зрителем авторы и актёры начали говорить о сложных человеческих взаимоотношениях между сверстниками, между старшим и молодым поколением. Пьеса «Том Кенти» двадцатипятилетнего С. Михалкова отражала действительно широкую совокупность моральных и нравственных проблем героев-подростков. На основе романа Марка Твена «Принц и нищий» драматургом создано самостоятельное художественное произведение не только с совершенно другими идеологическими взглядами, но и богатой поэтической структурой: пьеса наполнена стихами, а поэтическую речь дети воспринимают лучше. Современные автору критики упрекали его в слишком вольном обращении с классикой. Значительно позже в адрес драматурга зазвучали противоположные обвинения во вторичности пьесы, слепом копировании сюжета оригинала.

Сюжет

Сюжетные коллизии повторяют классический первоисточник. В первой картине происходит встреча и диалог Эдуарда с Томом, где на приёме контраста простонародных выражений Тома и правильной речи принца создаётся ощущение, что персонажи общаются на «разных языках». Молодому принцу надоело жить в роскоши, а Тому — в нищете, мальчики меняются одеждой. Во второй части первого акта в таверне из разговора бродяг возникает картина жизни простых людей в королевстве. Менестрель Тейлор выражает их мечту об освобождении от тиранов.

События пьесы второго действия происходят в королевском дворце, где обсуждается душевное нездоровье Эдуарда, неожиданно ставшего монархом. Лорд Гердфорд готов отдать власть над страной безумцу: «Он безумен, но он наследник престола, и в здравом уме или сумасшедшим — он будет управлять королевством… Будь он тысячу раз сумасшедшим, он король, и всякий, говорящий о его недуге, посягает на мир и порядок державы и будет отправлен на виселицу». В разговоре Тома с леди Джен выясняются подробности жизни и быта детей придворных.

В третьем действии острота социальных и нравственных противоречий достигает пика. Том в качестве короля принимает ряд немыслимых для окружающих законодательных решений. Финал ставит всё на свои места. Бесспорно доказано, что Эдуард — король, а Том — лишь похожий на него мальчишка, который с облегчением покидает дворец.

Вероятно, что главное отличие пьесы от романа — единственный главный герой Том Кенти, мальчишка из народа, любящий свободу. У Твена скитания принца отражены с оттенком сострадания. У Михалкова принц Эдуард — надменный и недоверчивый деспот.

Постановки и экранизации

На любительской сцене

Первую постановку осуществил детский драматический кружок при Московском Доме учёных. Исполнительница главной роли В. Яковлева приводит следующий диалог С. Михалкова с руководителем кружка — неназванной актрисой Театра имени Вахтангова:

Михалков: «Хочется попробовать себя в драматургии. Написал пьесу по знаменитому произведению Марка Твена „Принц и нищий“. И теперь не знаю, в какой театр предложить. Сумеют ли хорошо поставить? Ведь от этого первого блина будет многое зависеть». Собеседница: «А у меня есть детский драматический кружок, ребятишки хорошие, рвутся в бой. Будут выкладываться до последнего. Ну, а в случае чего беда невелика, автор не виноват. Что с детей взять?»

И далее:

То ли весенний день выдался на славу, то ли драматург-дебютант был талантлив, то ли актёры выкладывались, то ли сошлось всё вместе, но спектакль прошел на «ура».

Московский ТЮЗ (1938 год)

Первой профессиональной постановкой стала работа режиссёра Валентина Колесаева на сцене Государственного центрального театра юного зрителя (Госцентюз) в 1938 году. Пьесу, которая до этого называлась как и оригинал «Принц и нищий», автор по настоянию Главрепертком переименовал в «Том Кенти». Заглавную роль героя-подростка исполнила Валентина Сперантова, которой исполнилось тогда 33 года. На премьере спектакля присутствовал драматург Бернард Шоу. По воспоминаниям участников постановки, после спектакля за кулисами он обнял и потрепал по щеке «мальчика-актёра», игравшего Тома. «Сэр! Это дама, и у неё есть дочь!» — этой репликой Шоу был сражён. Он встал на одно колено и поцеловал Сперантовой руку.

Саратовский ТЮЗ (1950 год)

В 1950 году в Саратовском ТЮЗе режиссёром Вадимом Давыдовым была осуществлена постановка пьесы С. Михалкова в собственной редакции под названием «Нищий и принц». Спектакль был задуман как музыкальный, композитором выступил Евгений Каменоградский.

Отрывок, характеризующий Том Кенти

– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.