Тонтон-макуты
| Тонтон-макуты | |
| фр. Tonton Macoute; гаит. креольск. Tonton Makout | |
| Другие названия: |
Добровольческая милиция национальной безопасности |
|---|---|
| Идеология: | |
| Лидеры: |
Франсуа Дювалье, Клеман Барбо, Люкнер Камбронн, Роже Лафонтан |
| Активна в: | |
| Дата формирования: |
1958 |
| Дата роспуска: |
1986 |
| Количество членов: |
около 20 тысяч |
Тонтон-макуты (фр. Tonton Macoute; гаит. креольск. Tonton Makout), также Добровольческая милиция национальной безопасности (фр. Milice de Volontaires de la Sécurité Nationale) — гаитянское парамилитарное формирование и ультраправая политическая группировка. Соединяли функции эскадронов смерти, полиции, госбезопасности и дювальеристской политической организации. Выступали главной силовой и политической опорой династии Дювалье. Являлись, особенно при правлении Дювалье-старшего, элитой правящего режима. Истребляли политическую оппозицию, рэкетировали предпринимателей, терроризировали население. Практиковали мистические ритуалы вуду. Распущены после падения режима Дювалье-младшего, однако кадры и традиции сохранились в крайне правых организациях.
Содержание
Происхождение названия
Термин «тонтон-макуты» происходит от гаитянского креольского мифа о дяде (Tonton), который похищает и наказывает непослушных детей, запихивая их в мешок (Macoute) и затем съедая. Прямой перевод с креольского языка: «дядюшка с джутовым мешком»[1]. Понятие связано также с архетипом вудуистского зомби.
На уровне обыденного сознания тонтон-макуты олицетворяли силу, жестокость, непобедимость (убивать зомби бессмысленно), но также своеобразную извращённую справедливость, неотвратимость возмездия, исходящего от вождя, которому были беспредельно преданны. В сообществе тонтон-макутов культивировались принципы «единой семьи Папы Дока», чему способствовала активная практика ритуалов вуду[2].
При Дювалье-старшем
Создание
В октябре 1957 года президентом Гаити стал Франсуа Дювалье. Платформа дювальеризма предполагала значительные социальные сдвиги в гаитянском обществе. Выступая с позиций авторитарного популизма и чёрного расизма, Дювалье использовал традиционную враждебность негритянских масс к мулатской элите. Воинствующий ультраправый антикоммунизм совмещался с революционной эгалитарной риторикой[3].
Режим Дювалье быстро столкнулся с жёсткой оппозицией. Уже в 1958 году против него была предпринята попытка военного заговора. Подавить мятеж удалось силами вооружённых сторонников Папы Дока под командованием Клемана Барбо. Дювалье сделал вывод о ненадёжности армии и полиции и поручил Барбо сформировать проправительственное ополчение из идейно мотивированных добровольцев, лично преданных президенту. Склонность Дювалье и его окружения к мистицизму определила название тонтон-макуты.
Новая структура комплектовалась из негритянской молодёжи, преимущественно люмпенской или учащейся. Таким образом, для социальных низов открывались недоступные прежде перспективы подъёма. Командирами назначались проверенные сподвижники Дювалье. Подчинялись тонтон-макуты только лично президенту. Они сосредоточили все функции силовых структур, оттеснив на задний план прежнюю армию и полицию. Главной функцией являлось уничтожение реальной и потенциальной оппозиции. Отдельно ставилась задача обеспечивать личную безопасность Франсуа Дювалье[4].
В конце мая 1959 года Дювалье перенёс сердечный приступ. Некоторое время на посту главы государства его замещал Барбо. Восстановившись после болезни, Дювалье обвинил Барбо в заговоре и узурпации власти, приказал арестовать и посадить в тюрьму. В 1963 году Барбо был освобождён и реально попытался организовать заговор против Дювалье. Вскоре бывшие подчинённые застрелили Барбо. Командование тонтон-макутами перешло к Люкнеру Камбронну, который возглавлял формирование почти весь период правления Дювалье-старшего.
Идеология и практика
Формирования тонтон-макутов являлись инструментом диктатуры, используемым как против левой оппозиции и компартии, так и против консервативной элиты прежнего периода. Характерно, что Дювалье-старший позиционировался как «самый стойкий антикоммунист»[5] и в то же время сравнивал себя с Лениным[6]. При этом тонтон-макуты составляли ближайшее окружение диктатора и новую элиту режима.
Тонтон-макуты подавляли протесты и восстания, похищали и убивали оппозиционеров. Была отлажена система принудительного обложения бизнесменов — якобы на «общественные нужды», но реально эти средства являлись источником доходов для тонтон-макутов и чиновников. Поскольку фиксированного содержания им официально не выплачивалось, право узаконенного рэкета имело особое значение. Репрессиям подвергались и потенциальные противники режима, и случайные люди. Люкнер Камбронн, прозванный Карибским вампиром, организовал криминальный бизнес по продаже донорской крови в иностранные больницы[7][8].
Использование символики и практикование ритуалов вуду позволяло поддерживать массовые суеверия и слухи о сверхъестественных способностях[9]. Тонтон-макуты нередко применяли жестокие и мучительные виды убийств: забрасывали жертв камнями или сжигали их заживо, при этом тела убитых выставлялись напоказ для устрашения.
Общее количество убитых тонтон-макутами с 1958 по начало 1986 составило от 30 тысяч до 60 тысяч человек, тысячи гаитян были вынуждены бежать из страны[10]
При Дювалье-младшем
Франсуа Дювалье скончался в апреле 1971 года. Президентский пост наследовал его сын Жан-Клод Дювалье. Первоначальные заявления и некоторые действия нового президента создавали впечатление определённой либерализации режима.
Бэби Док объявил, что «политическая революция», совершённая его отцом, выполнила свои задачи и на повестке дня стоит «революция экономическая» — развитие страны и повышение уровня жизни. Были освобождены некоторые политзаключённые. Заметным отступлением от принципов дювальеризма стала женитьба президента в 1980 году на мулатке Мишель Беннетт, представительнице потомственной аристократии.
Эти тенденции вызвали резкое недовольство жёстких дювальеристов во главе Люкнером Камбронном и вдовой Франсуа Дювалье Симоной. Новый президент отправил Камбронна в отставку и принудил к эмиграции. Новым командующим тонтон-макутами стал Роже Лафонтан[11]. Через несколько лет Симона Дювалье была выслана из страны.
В 1973 году Дювалье-младший учредил альтернативную силовую структуру — Корпус Леопардов, которому были переданы контрповстанческие и полицейские функции[12]. «Леопарды» подчинялись государственной военной дисциплине, при наборе действовал образовательный ценз. В создании и обучении корпуса участвовали американские инструкторы (по информации бизнесмена Батча Эштона, обучением тонтон-макутов также занимался Корпус морской пехоты США). Повысилась и роль регулярной армии.
Бесконтрольный прежде произвол тонтон-макутов был несколько ограничен. Но и при этом тонтон-макуты оставались главным, хотя уже не единственным структурным силовым центром[13].
После Дювалье
В январе-феврале 1986 года Гаити охватили массовые антидювальеристские демонстрации. Тонтон-макуты и «Леопарды» пытались их подавить, но протесты нарастали и ужесточались. В конечном счёте протестующих поддержали армейское командование и администрация США. 7 февраля Жан-Клод Дювалье покинул страну.
После падения режима тонтон-макуты вынуждены были уйти в подполье. Многие из них стали жертвами линчеваний. Другие, в том числе Роже Лафонтан, бежали из Гаити. В то же время немало количество из них поступили на службу в армию и полицию новых властей — в этом плане особенно известен пример Луи-Жоделя Шамблена. Тонтон-макутам приписывается массовое убийство 150 крестьян в деревне Жан-Рабель 23 июля 1987 года[14].
Политическая борьба в Гаити быстро сделала востребованными навыки тонтон-макутов. Луи-Жодель Шамблен в качестве армейского сержанта сыграл видную роль в срыве выборов, намеченных на ноябрь 1987, и сохранении у власти генерала Анри Намфи[15]. Правые силы активно использовали бывших тонтон-макутов в противостоянии Жану-Бертрану Аристиду и его сторонникам. 7 января 1991 Роже Лафонтан совершил однодневный государственный переворот и провозгласил себя президентом[16] (в сентябре он был убит в тюрьме по приказу Аристида)[17].
На эту силу в значительной степени опиралась военная хунта генерала Рауля Седраса, свергнувшая Аристида и захватившая власть в конце сентября 1991 года. Ультраправый Фронт за развитие и прогресс Гаити называли «клоном тонтон-макутов»[18] (среди его лидеров был Шамблен). В мае 1994 года сотни тонтон-макутов устроили манифестацию в Порт-о-Пренсе под лозунгами «Дювалье или смерть!»[19]
В октябре 1994 президент Аристид вернулся к власти при военной поддержке США. Бывшие тонтон-макуты составили авангард оппозиционных сил. Шамблен со своими бойцами активно участвовал в повторном свержении Аристида в феврале 2004. Симпатии к тонтон-макутам проявляет Мишель Мартейи, президент Гаити с 2011 года.
Политическое понятие «тонтон-макуты» используется для обозначения крайнего варианта «эскадронов смерти».
Вооружение, снаряжение и экипировка
Тонтон-макуты не имели униформы установленного образца и носили гражданскую одежду. Отличительной особенностью тонтон-макутов были солнцезащитные очки, джинсовые рубашки и соломенные шляпы. Аресты и облавы они часто проводили, нарядившись в белые балахоны[20]
Тонтон-макуты были вооружены огнестрельным оружием, использовали также мачете.
Численность
В конце правления Дювалье-старшего и первые годы Дювалье-младшего общая численность формирований тонтон-макутов составляла около 20 тысяч[21][22].
По состоянию на середину февраля 1986 года, количество тонтон-макутов, оставшихся в Гаити после свержения режима Дювалье, оценивалось в 18,5 тысяч[23].
См. также
Напишите отзыв о статье "Тонтон-макуты"
Примечания
- ↑ [www.vokrugsveta.ru/vs/article/3441/ Земля мертвецов | Журнал | Вокруг Света]
- ↑ [www.coha.org/tonton-macoutes/ The Tonton Macoutes: The Central Nervous System of Haiti’s Reign of Terror]
- ↑ [vkrizis.ru/obschestvo/ekonomika-katastrofy-vostrebuet-sootvetstvuyuschih-politikov/ «Экономика катастрофы» востребует соответствующих политиков]
- ↑ [content.time.com/time/magazine/article/0,9171,870257,00.html Haiti: The Living Dead]
- ↑ Ю. С. Оганисьян, А. Ю. Рабин. Галерея тиранов. Москва : Мол. гвардия, 1968.
- ↑ Kenaz Filan. The Haitian Vodou Handbook: Protocols for Riding with the Lwa.
- ↑ [www.nytimes.com/2011/10/18/health/18aids.html?pagewanted=all Chimp to Man to History Books: The Path of AIDS]
- ↑ [www.independent.co.uk/news/obituaries/luckner-cambronne-418865.html Luckner Cambronne 'The Vampire of the Caribbean']
- ↑ «Народ Гаити глубоко убежден, что в рядах полиции, которую здесь называют „тонтон-макуты“ … служат сплошные зомби (считалось, что зомби служили и в личной гвардии бывшего пожизненного президента страны Папы Дока Дювалье). Миф о зомби проник во все слои общества, вера в эту легенду не ослабевает.»
Эрик Мэпл. [www.vokrugsveta.ru/vs/article/2491/ Колдовство. Часть III. Расцвет сатанизма] // журнал «Вокруг света», № 5 (2608), май 1991 - ↑ «More than 60,000 Haitians are estimated to have been killed during the Duvalier regime, and thousands more were forced to leave.»
[articles.latimes.com/1986-07-16/news/mn-19669_1_secret-police Haiti’s Police Leader to Die: Convicted of Murder, Torture for Duvaliers] // «Los Angeles Times» от 16 июля 1986 - ↑ [articles.latimes.com/1990-07-12/news/mn-227_1_strikers-protest Haiti: Strikers protest 2 ex-aides' return] // «Los Angeles Times» от 12 июля 1990
- ↑ [www.haitianphotos.com/photos/haitian-military-leopard-corp-in-jean-claude-duvalier-reign.html Haitian Military Leopard Corp In Jean Claude Duvalier reign]
- ↑ «Duvalier assumed power in 1971 at age 19 following the death of his father, Francois „Papa Doc“ Duvalier. The father and son presided over a dark period in Haitian history, when a thuggish government secret police force known as the Tonton Macoute tortured and killed opponents.»
Jonathan M. Katz. [www.washingtonpost.com/wp-dyn/content/article/2011/01/18/AR2011011805985.html Duvalier is brought before Haitian court] // «The Washington Post» от 19 января 2011 - ↑ [articles.latimes.com/1987-08-31/news/mn-3241_1_tontons-macoutes The World] // «Los Angeles Times» от 31 августа 1987
- ↑ [www.haitiobserver.com/blog/louis-jodel-chamblain.html Louis-Jodel Chamblain]
- ↑ [www.nytimes.com/1991/01/07/world/former-chief-of-duvalier-s-militia-claims-power-after-coup-in-haiti.html Former Chief of Duvalier’s Militia Claims Power After Coup in Haiti]
- ↑ [www.leagle.com/decision/1994972844FSupp128_1955/LAFONTANT%20v.%20ARISTIDE LAFONTANT v. ARISTIDE]
- ↑ [www.nytimes.com/1994/01/21/world/gonaives-journal-the-bogeyman-s-back-striking-fear-into-haitians.html Gonaives Journal; The Bogeyman’s Back, Striking Fear Into Haitians]
- ↑ Michael Norton. [community.seattletimes.nwsource.com/archive/?date=19940528&slug=1912858 Haiti’s Dreaded Tonton Macoutes Reorganize — Militia Warns Of Foreign Attack] // «The Seattle Times» от 28 мая 1994
- ↑ Маркус Бэк. [www.vokrugsveta.ru/vs/article/5193/ Под звуки маман, секонда и ката] // журнал «Вокруг света», № 11 (2590), ноябрь 1974
- ↑ Большая Советская Энциклопедия. / под ред. А. М. Прохорова. 3-е изд. Т.6. М., «Советская энциклопедия», 1971. стр.38-43
- ↑ Латинская Америка: энциклопедический справочник (в 2-х тт.) / гл. ред. В. В. Вольский. том 1. М., «Советская энциклопедия», 1979. стр.423-430
- ↑ Michael S. Hooper. [articles.latimes.com/1986-02-16/opinion/op-8823_1_baby-doc-duvalier/2 Duvalier is gone, but is Duvalierism?] // «Los Angeles Times» от 16 февраля 1986
Ссылки
- [www.latinamericanstudies.org/tontons.htm Фотографии тонтон-макутов], Latin American Studies
Отрывок, характеризующий Тонтон-макуты
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.
Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
