Тонъе
Тонъе́ (восточное Йе, кор. 동예?, 東濊?</span>, кит. трад. 東濊, упр. dōng huì, пиньинь: Дун Хуэй) — раннекорейское государство, занимавшее северо-восточную часть Корейского полуострова с примерно 150 года до н. э. до 400 года н. э. На севере граничило с Когурё и Окчо, на юге — с конфедерацией Чинхан и китайским округом Лолан на западе. Сегодня на территории, некогда занимаемом Тонье, находятся провинции Хамгён-Намдо и Канвондо, Северная Корея, а также Канвондо, Южная Корея.
Расположение
На севере граничило с Когурё и Окчо, на юге с Чинхан, на западе с Лэланом, на востоке упирается в море.
История
По китайским легендам, У-ван сделал Цзицзы (en:Jizi) правителем Кочосона, он распространил на землях Кочосона и Тонъе земледелие, этикет, шелководство и ввёл восемь законов: за убийство смерть, за ранение — возмещение количеством хлеба, вора отдают в рабство к обкраденному и женщину его отдают в служанки, можно откупиться заплатив 500 000 (неизвестно чего, возможно чохов). Эти законы в древности распространились среди населения и способствовали нравственности.
В первом упоминании о Тонъе говорится, что это был вассал Кочосона при короле Вимане во втором веке до н. э. После падения Кочосона оно перешло под контроль китайского округа Лолан, а затем стало подчиняться набиравшему мощь Когурё.
Через 40 поколений после Цицзи, кочосонский князь Чжунь (準, Чун (Кочосон)) объявил себя ваном. Впоследствии его сверг Виман (Кочосон).
В 126 году до н. э., правитель Тонъе Наньлюй (南閭) восстал против Уго (Кочосон) и с 280 000 подданными переселился на Ляодун и У-ди, создал для его народа префектуру Цахай (蒼海郡), но вскоре упразднил её.
Впоследствии Тонъе находилось под китайским контролем и было несколько раз переформировано в разных областях. Нравственность ослабла, преступность возросла, законы состояли не из 8 древних статей, а из 60.
В 30 году н. э. китайцы отозвали чиновников из Тонъе, а местным правителям дали достоинства сяньхоу (县侯) и обязали их являться ко двору императора. Впрочем, все они были слабы. Было три класса правителей: Хоу (侯), И (邑, правитель города?), цзюнь (君)
Около 400 года н. э. король Квангэтхо полностью подчинил Тонье Когурё, однако небольшая часть южного Тонье досталась государству Силла.
Народ и культура
Считается, что Тонъе населял тот же народ, что и Когурё. Язык и этническое происхождение жителей двух государств были теми же. Это говорит о том, что они являлись выходцами из государств Пуё и Кочосон. Население страны по записям той эпохи составляло 20 000 дворов.
О Тонъе известно совсем немного. Обычно это упоминания о Мучхоне (무천, 舞天), празднике поклонения небесам, проходившем в ноябре каждого года, во время которого народ пел и танцевал. Этот праздник похож на когурёский фестиваль Тонмэн, который проходил примерно в те же сроки. Во время этих праздников люди поклонялись тигру, обожествляя его.
Из китайской истории Поздней Хань известно, что жители соблюдали законы, не запирали двери домов, так как не было воровства, женщины были честными и верными жёнами. Используют кухонную посуду. По китайским представлениям, народ был глупый, простодушный, неприхотливый с малыми потребностями. Одежду делают с круглым (косым) воротником. Участки гор и рек поделены между жителями, как и поля для рыболовства и охоты. Браки всегда между людьми с разными фамилиями. Много табу. Если в доме умрёт больной, дом бросают и строят новый. Гадают по созвездиям, о урожае. Если два селения ссорились, то на них накладывали взыскания лошадьми и быками, это называлось цзэхо (責禍- долг за беду).
Разводят шелкопряда, сажают коноплю, делают холсты. В их землях водятся леопарды. Водятся лошади, которых китайцы называют госяма (果下馬, лошадь на которой можно проехать под плодовым деревом) - Пони. В океане ловят рыбу Баньюй (班魚, родственник Фугу с сине-зелёной спиной и тёмными пятнами), которую привозят к столу императора Китая.
Экономика Тонъе преимущественно базировалась на сельском хозяйстве и производстве шёлка. Ритуалы праздника Мучхон обычно заключались в просьбах послать хороший урожай на следующий год. Земля в Тонъе возделывалась общинами и за покушение на землю соседней общины предусматривался штраф.
Война
В набеги не ходят. Предпочитают воевать пешими. Делают очень длинные пики длинной в три чжана (三丈, около 7 метров по Ханьским временам), их держали несколько человек. Из твёрдого красного дерева делают луки (檀弓), которые привозят китайцам в Лэлан.
См. также
- Три корейских государства
- История Кореи
- Н. Я. Бичурин (о. Иакинф) «Собрание сведений»/Часть II/Отделение III/VI. Вэй.
Напишите отзыв о статье "Тонъе"
Ссылки
- [www.world-history.ru/countries_about/1788.html Корея в период трёх государств]
- [100.nate.com/dicsearch/pentry.html?s=B&i=127971&v=42 Статья о Тонъе в корейском издании энциклопедии «Британника»] (кор.)
Отрывок, характеризующий Тонъе
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
