Топилин, Максим Анатольевич

Максим Анатольевич Топилин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр труда и социальной защиты Российской Федерации
с 21 мая 2012 года
Глава правительства:	Дмитрий Анатольевич Медведев
Президент:	Владимир Владимирович Путин
Предшественник:	должность преобразована, Татьяна Голикова в должности Министра здравоохранения и социального развития Российской Федерации
руководитель Федеральной службы по труду и занятости
29 марта 2004 года — 31 июля 2008 года
Глава правительства:	Владимир Владимирович Путин
Президент:	Дмитрий Анатольевич Медведев
Преемник:	Юрий Викторович Герций
Рождение:	19 апреля 1967(1967-04-19) (57 лет) Москва, РСФСР, СССР
Образование:	Московский институт народного хозяйства им. Г. В. Плеханова
Учёная степень:	кандидат экономических наук
Профессия:	экономист
Деятельность:	государственный деятель
Награды:

Макси́м Анато́льевич Топи́лин (род. 19 апреля 1967, Москва, РСФСР, СССР) — Министр труда и социальной защиты Российской Федерации (с 21 мая 2012 года), с 2004 по 2008 годы руководитель Федеральной службы по труду и занятости.

Образование

• В 1988 году — окончил Московский институт народного хозяйства им. Г. В. Плеханова по специальности «экономист».
• Кандидат экономических наук.

Карьера

С 1988 года на работе в НИИ труда, где прошёл путь от младшего научного сотрудника до заведующего сектором.

В 1994—2001 годах работал в Аппарате Правительства Российской Федерации:

• Специалист-эксперт, консультант отдела Департамента труда, здравоохранения и социальной защиты населения;
• В 1996—1997 годах — консультант отдела Департамента труда и здравоохранения;
• В 1997—1998 годах — консультант, а в 1998—2001 годах — начальник отдела социальной политики и труда Департамента социального развития.

В 2001—2004 годах — заместитель Министра труда и социального развития Российской Федерации.

В 2004—2008 годах — руководитель Федеральной службы по труду и занятости (Роструд).

В 2005—2008 годах — главный государственный инспектор труда Российской Федерации.

С 31 июля 2008 года — заместитель Министра здравоохранения и социального развития Российской Федерации.

С 21 мая 2012 года — Министр труда и социальной защиты Российской Федерации.

19 сентября 2012 года Указом Президента Российской Федерации объявлен выговор.

Семья

Женат, воспитывает двух дочерей.

Собственность и доходы

По информации газеты «Ведомости», в Болгарии Топилину принадлежат два домовладения общей площадью 134 м².

Награды

• Орден Мужества (17 ноября 2008 года) — за мужество и самоотверженность, проявленные при оказании медицинской помощи пострадавшим в грузино-югоосетинском конфликте.
• Медаль «За вклад в создание Евразийского экономического союза» 2 степени (13 мая 2015 года, Высший совет Евразийского экономического союза)

Ссылки

• Топилин, Максим — статья в Лентапедии. 2012 год.
• [www.vesti.ru/doc.html?id=799428 Биография на сайте vesti.ru]
• [www.itar-tass.com/c112/425919.html Досье ИТАР-ТАСС]

Отрывок, характеризующий Топилин, Максим Анатольевич

– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.