Тора! Тора! Тора!
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 28 мая 2013 года. |
| Тора! Тора! Тора! | |
| Tora! Tora! Tora! | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
144 мин. |
| Бюджет |
25 млн долларов |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Тора! Тора! Тора!» (яп. トラ・トラ・トラ!, англ. Tora! Tora! Tora!) — художественный фильм совместного производства США и Японии, вышедший на экраны 23 сентября 1970 года. Известен как наиболее достоверное киноизображение атаки японского флота на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 и предшествовавших этому событий. Премия «Оскар» за спецэффекты (1971).
Название фильма представляет собой условный сигнал, который был передан в момент начала атаки и сообщал, что полная неожиданность нападения, на которую рассчитывали японцы, была достигнута. В переводе с японского фраза означает «Тигр! Тигр! Тигр!», однако может быть интерпретирована и как кодовая фраза, образованная от «тоцугэки (突撃) — райгэки (雷撃)» («атака-торпедная атака»).
Сюжет
 |
Этот раздел не соответствует рекомендациям оформления статей о произведениях искусства. Он может не содержать полного описания сюжета, включая важные сюжетные ходы и концовку. Вы можете помочь проекту, добавив эти данные. Пожалуйста, пишите текст сами, а не копируйте с других ресурсов.
|
Описывается атака на Пёрл-Харбор. Включены документальные вставки.
США прекращают поставку нефти в Японию, и её правительство решает начать войну. К разработке плана атаки привлекается только что вступивший на должность командующего императорским флотом адмирал Ямамото. Его подчинённый, капитан Генда разрабатывает детали плана атаки. Ямамото и Генда решают нанести превентивный точечный удар по базе ВМС США на Гавайях — Пёрл-Харбору, чтобы причинить как можно больший стратегический ущерб в максимально короткие сроки и лишить флот США ударных сил — авианосцев.
Для военной разведки США становятся очевидными планы японцев о начале атаки, неизвестны только цели и сроки. Разведчики в Вашингтоне изучают японские шифровки. Составляется довольно запутанная бюрократическая процедура оповещения лишь узкого круга лиц полученной информацией, которая, по мнению Пентагона, должна обеспечить секретность работы декодировщиков.
На Пёрл-Харборе командиры частей вводятся в курс дела разведкой и пытаются срочно организовать оборону. Но они сталкиваются с непредвиденными трудностями, так, например, служба национальной охраны природы препятствует размещению радаров на территории заповедника острова Оаху.
Дипломатические отношения между Японией и США накаляются. Японский посол без особых успехов пытается оттянуть начало войны переговорами. В конце концов 6 декабря японцы отправляют серию из 14 телеграмм, в конце которой они объявляют о провале мирных переговоров, и последняя телеграмма, являющаяся фактически объявлением войны, должна прийти в 13 часов 7 декабря. Тревожные сообщения из военной разведки командирам американских частей передать в срок не удаётся, поскольку на 7 декабря приходится выходной день. После того, как удалось проинформировать руководителя военно-морскими операциями Старка о предстоящем нападении, он не решается сообщать что-либо на Гавайи без предварительной консультации с президентом.
Утром 7 декабря смешанные и путаные доклады о вражеском присутствии мешают американцам своевременно приготовиться к отражению атаки японцев. В то время как японский посол составляет последние телеграммы в Вашингтон, а японская машинистка с трудом справляется с переводом 14 телеграмм на английский, с авианосцев взлетают японские самолёты в соответствии с планом внезапного удара Ямамото. Лётчики не встречают никакого сопротивления и отправляют сигнал об успешном начале операции — «Тора, тора, тора». Звено B-17, летевшее с материка на аэродромы острова Оаху без вооружения, обстреляно японскими истребителями. Самолёты американцев скучены на стоянках из-за приказа повысить охрану от гражданских диверсантов, и, став лёгкой мишенью для бомбардировщиков, уничтожены. Лишь двум Р-40 удалось подняться в небо для отражения атаки 330 японских самолётов.
Линкорный ряд Пёрл-Харбора атакован торпедоносцами. Линкор «Аризона» мгновенно уничтожается прямым попаданием авиабомб. «Оклахома» переворачивается и тонет. «Невада» стремится уйти из базы, японские лётчики пытаются уничтожить корабль на выходе из бухты, чтобы заблокировать базу. Горящая «Невада» отходит к берегу и эвакуирует команду. Моряки прыгают в воду бухты, смешанную с горящей нефтью. В самый разгар нападения американские командиры наконец-то получают предупреждающие телеграммы из Вашингтона о грядущей неизбежной атаке японцев.
Адмирал Ямамото узнаёт, что японское посольство не смогло вовремя передать объявление войны в Вашингтон, в результате чего нападение получилось вероломным и произносит «Я боюсь, мы лишь разбудили спящего дракона и вселили в него грозную решимость».
История создания
Фильм снимался на двух площадках — раздельно в США (режиссёр Ричард Флейшер) и в Японии. Вначале японскую часть картины снимал Акира Куросава, но после двух лет бесплодной работы его сменил Киндзи Фукасаку (в фильм вошла всего одна минута из съёмок Куросавы). Съёмки консультировали ветераны войны с обеих сторон, в том числе непосредственный автор плана японской атаки Минору Гэнда, имя которого не появляется в титрах.
В роли японского авианосца снимался противолодочный авианосец США Йорктаун (CV-10). В роли японских боевых самолётов — американские учебные самолёты T-6 Texan, «одетые» в фальшивые обтекатели. Авария Boeing B-17 Flying Fortress при посадке — подлинная съёмка настоящего самолёта и настоящей, не постановочной аварии. Истребители Curtiss P-40, поднимавшиеся в небо в фильме — настоящие, а десятки таких же, уничтоженных на земле — стеклопластиковые макеты.
Название фильма, непривычное для американского зрителя, стало одной из причин кассового провала в США (в Японии такой проблемы, конечно же, не было). Фильм, на производство которого было затрачено 25 миллионов долларов, принёс прибыль лишь десятилетия спустя, после выхода на видеокассетах. Достоверность и качество съёмок батальных сцен было и остаётся столь высоким, что кадры из «Тора! Тора! Тора!» неоднократно использовались в последующих фильмах в качестве «документальных». Интересно, что по выходу фильма на экраны американские кинокритики упрекали создателей фильма в том, что макеты боевой техники выглядят «картонными» — но время всё расставило на свои места.
В ролях
- Мартин Болсам — адмирал Хазбенд Киммел, командующий Тихоокеанским флотом США
- Джозеф Коттен — военный министр США Генри Стимсон
- Джейсон Робардс — генерал-лейтенант Уолтер Шорт, командующий армейскими частями на Гавайях
- Джеймс Уитмор — вице-адмирал Уильям Хэлси, командующий второй боевой (авианосной) группой Тихоокеанского флота
- Джордж Макреди — госсекретарь США Корделл Халл
- Кит Эндес — начальник штаба Армии США генерал Джордж Маршалл
- Э. Г. Маршалл — подполковник Руфус Брэттон
- Джефф Доннелл — Корнелия Форт
- Со Ямамура — адмирал Исороку Ямамото, командующий объединённым флотом Японии
- Эйдзиро Тоно — вице-адмирал Тюити Нагумо, командующий первым авианосным флотом Японии
- Тацуя Михаси — полковник Минору Гэнда, разработчик плана атаки
- Такахиро Тамура — полковник Мицуо Футида, командующий воздушными силами Объединённого флота
Продюсеры намеренно отказались от использования актёров — звёзд первой величины, чтобы сфокусировать внимание зрителя на исторических событиях.
Напишите отзыв о статье "Тора! Тора! Тора!"
Примечания
См. также
- «Пёрл-Харбор»
- Атака на Пёрл-Харбор (фильм)
- «Письма с Иводзимы» и «Флаги наших отцов»
- «Мидуэй» (англ.)
- «За тех, кого мы любим»
Ссылки
Отрывок, характеризующий Тора! Тора! Тора!
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
