Торговля с южными варварами

Торговля с южными варварами (яп. 南蛮貿易 намбан бо:эки) — торговля, которая осуществлялась в течение второй половины XVI — начала XVII века между Японией с одной стороны и Португалией и Испанией с другой. Название происходит от китайского термина наньмань — «южные варвары», которым японцы обозначали португальцев и испанцев, которые прибывали к Японскому архипелагу из колоний и факторий в Юго-Восточной Азии.

Краткие сведения

В конце XV — середине XVI века Португалия и Испания вступили в эпоху великих географических открытий. Обе страны начали гонку за получение торговой монополии в Тихоокеанском регионе. Португальцы основали свою факторию в индийском городе Гоа, а испанцы — на западном побережье Мексики.

Первыми европейцами, которые добрались до Японии, были португальцы. В 1543 году их лодку занесло бурей на остров Танегасима провинции Сацума, на юге Японского архипелага. Поскольку европейцы прибыли с юга, за ними закрепилось название «южные варвары». Они познакомили островитян с огнестрельным оружием, обменивая его на серебро и товары.

В 1557 году португальцы основали торговую факторию на юге Китая, на острове Макао. Они сразу же включились в контрабандную торговлю местных пиратов с южноазиатскими странами, которая процветала в регионе ещё с XV века. Изначально португальские купцы не были заинтересованы в торговле с японцами из-за отсутствия в тогдашней Японии спроса на европейские товары, однако благодаря иезуитам, которые стремились проповедовать в Японии, были налажены первые японско-европейские торговые контакты. Португальцы быстро монополизировали посредническую торговлю между Японией и Китаем, поэтому японские властители стали покровительствовать христианству, поощряя европейских купцов чаще прибывать с китайским товаром к их землям. Так, в 1580 году даймё Омура Сумитада подарил Обществу Иисуса порт Нагасаки, который за несколько лет превратился в центр торговли португальцев со всей Японией.

Торговля между Японией и Португалией осуществлялась капитаном-майором, титулованным представителем португальской знати, резиденция которого находилась в Гоа. С разрешения Португальской короны, он контролировал все заморские владения португальцев и имел право собирать с них доходы в свою пользу. Ежегодно корабли капитана-майора, принадлежавшие к крупным парусным судам класса каракка, водоизмещением 500—1000 т, посещали Японию. Их путешествие спонсировали купцы из Макао. Португальцы ежегодно выходили из Гоа, проходили через Малакку, заходили в Макао и, загрузив оливковое масло, вино, пряности, лекарства, шёлковые нити и парчу, отправлялись в Японию. Они прибывали в Нагасаки в июне-июле и возвращались в Макао поздней осенью. Португальцы сбывали практически все свои товары, обменивая их только на серебро. Каждый год они вывозили из Японии сумму, которая равнялась 500—600 тыс. дукатов. Особенно выгодным делом была продажа китайских шёлковых нитей, однако доходы с неё сократились в начале XVII века после введения японским центральным правительством контроля над импортом и ценами.

В 1571 году испанцы захватили Филиппины, основали город Манилу и также вступили в торговые сношения с Японией. Однако, ожесточённой конкуренции между португальскими и испанскими купцами не было из-за принадлежности к католической вере и совместной борьбе против протестантских Голландии и Англии. Испанцы завезли в Японию табак и помидоры.

После объединения Японии и установления сёгуната Токугава японцы начали проводить самостоятельные внешнеторговые операции в Китае и Юго-Восточной Азии, не полагаясь на португальцев и испанцев. Помимо этого с 1609 года корабли протестантских Голландии и Англии начали прибывать в Японию, что поставило под угрозу португальско-испанскую монополию в регионе. Протестанты начали дипломатическую войну против католических миссионеров при сёгунском дворе, безосновательно обвиняя их в попытках захватить Японию, а также стали совершать пиратские нападения на купеческие суда оппонентов. Прибыли Португалии и Испании от торговли с Японией резко сократились, а торговцы из Макао и Манилы были вынуждены брать огромные займы у японских купцов для поддержания своего бизнеса.

В 1614 году японское правительство, подстрекаемое буддистскими силами внутри страны и протестантскими советниками извне, запретило проповедование и исповедование христианства в стране. Однако миссионеры из Европы продолжали проникать в Японию на кораблях Португалии и Испании, что пошатнуло доверие сёгуната Токугава к этим государствам.

В 1624 году японцы разорвали отношения с испанцами, а в 1634 году запретили португальцам торговать по всей Японии, за исключением Дедзимы в Нагасаки. В течение 1633 — 1636 гг. сегунат издал ряд изоляционистских законов, направленных на запрещение христианства и тотальный контроль над населением страны. Под предлогом христианского восстания в Симабаре в 1637 году японское правительство прекратило торговлю с Португалией и разорвало с ней дипломатические отношения. Через два года сёгунат запретил прибывать португальцам в Японию под страхом смертной казни. Торговля со всеми западными странами, за исключением Голландии, была прекращена.

См. также

• Южные варвары
• Сакоку

Литература

• Рубель В. А. Японская цивилизация: традиционное общество и государственность. — Киев: «Аквилон-Пресс», 1997.

Ссылки

•  (яп.) [www.tabiken.com/history/doc/N/N308L300.HTM Торговля с южными варварами]
•  (яп.) [www.jti.co.jp/sstyle/trivia/study/history/japan/01_1.html История табака в Японии]

Отрывок, характеризующий Торговля с южными варварами

С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.