Торговые отношения Ливии и ФРГ

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Второе после Италии место как контрагент Ливии занимает ФРГ (16,3 % в 1990 г.). Экономическое сотрудничество между двумя странами особенно активно начало развиваться с 1975 г., когда было подписано межправительственное соглашение, в соответствии с которым фирмам ФРГ были предоставлены широкие льготы, включая отмену таможенных ограничений и двойного налогообложения при импорте товаров, свободный перевод валюты, обмен торгово-промышленной информацией, визовые льготы. Визит в Ливию в июне 1979 г. официальной делегации, включавшей 60 представителей деловых кругов ФРГ, дал новый импульс экономическим отношениям между двумя государствами. Активизировалась, в частности, деятельность западногерманских нефтяных корпораций «Веба», «Винторшалл», «Ю. К. Весселинг» и других, расширилось участие западногерманских фирм в развитии индустрии, транспорта, сельского хозяйства. Начала постоянно функционировать созданная в 1977 г. смешанная германо-ливийская комиссия по экономическому, научно-техническому сотрудничеству и торговле. К концу 1979 г. 60 западногерманских фирм открыли в Триполи свои представительства. Их участие в строительстве промышленных предприятий составляло 80 % стоимости всех проектов развития Ливии, а объём контрактов, подписанных только в 1971—1978 гг., равнялся 6130 млн долл.

По экспорту товаров в Ливийскую Джамахирию ФРГ также стоит на втором месте после Италии: в 1978 г. их было продано на 881 млн долл., к концу 1981 г. уже более, чем на 1 млрд долл. В 1978—1982 гг. 30 % западногерманского импорта в Ливию приходилось на транспортное оборудование, 15 % — на энергетическое, 15 % — на промышленные товары и около 10 % — на продовольствие. В свою очередь, экспорт ливийской нефти в ФРГ в 1972 г. оценивался в 1846 млн долл. и составлял 200 тыс. баррелей ежесуточно (17,5 млн т в год). Этот уровень сохранялся до 1992 г., то есть до введения санкций ООН. Западногерманские строительные фирмы участвовали в сооружении многих промышленных объектов в Ливии. В частности, они осуществляли разработку проекта и сооружение завода по производству тяжелой воды, электростанции в Тобруке (стоимость контракта — 144,2 млн долл.), металлургического комплекса в Мисурате (1 млрд долл.) и др. Фирма «Дойче Бабкот» являлась генеральным подрядчиком строительства электростанции и опреснительной установки в Хомсе (613 млн долл., введена в строй в 1982 г.). Эта же фирма участвовала в комплектовании оборудования электростанции и строительстве четырёх госпиталей в Бенгази (240 млн долл.).

Компания «Сименс», начиная с 1975 г., занималась развитием телефонной сети, часть которой (100 тыс. телефонных каналов) в 1980 г. была сдана в эксплуатацию. Фирма «Демаг» входит в консорциум по расширению строительства химического комплекса в Бу-Каммаш (487 млн долл.). «Магирус-Дойче» с 1977 г. ежегодно поставляет в Ливию 100 автобусов (11,7 млн долл.). В 1981 г. при техническом содействии фирмы «Хуш текла» построены шинный (32 млн долл.) и авторемонтный (20 млн долл.) заводы. Фирма «Рейтербау» построила университетский комплекс Гар-Юнес в Бенгази (69,6 млн долл.). Фирма «Бетонасфальт конструкцион» возвела новый город в Гадамесе (60 млн долл.), «Вейдеплан» — первую очередь жилых кварталов города Мисурата (100 млн долл.).

Начиная с 1978 г., фирма «Штрайф» поставляет в Ливию сборные жилые здания, построила учебный центр в Таджуре (близ Триполи), и второй такой же центр в Мисурате, а также учебные городки в Бенгази и пяти других крупных городах страны. Общая сумма контрактов, подписанных западногерманскими фирмами в Ливии, составила в 1978—1982 гг. 2 млрд долл. Наиболее крупными стали контракты на строительство промышленных предприятий, объектов инфраструктуры и комплексных жилых массивов. В 1990 г. в Ливии 177 работало около 2 тыс. западногерманских специалистов. Бонн проводит в отношении Ливии гибкую политику в целях максимального соблюдения своих экономических интересов, в первую очередь сохранения возможности получать нефть (Ливия ежегодно обеспечивает 15 % потребностей ФРГ в нефти) и иметь рынок для своих товаров. Ливия, в свою очередь, как заявил М. Каддафи в июне 1976 г. в интервью агентству ДПА, «в отношении ФРГ стремится постепенно разграничивать экономические связи и позицию на международной арене». Однако с 1986 г. под нажимом США, а с 1992 г. после ввода санкций ООН Бонн стал свертывать свои связи с СНЛАД[1].

В 1986 году произошло событие, которое на долгое время завело в тупик германо-ливийские отношения. 5 апреля 1986 года произошёл взрыв в западногерманской дискотеке Ла-Белль — одном из самых популярных мест отдыха американских военнослужащих. 5 человек погибли. Более 250 получили ранения. Существуют сведения, что американская разведка обладала точными данными о предстоящем взрыве, однако ничего ФРГ не сказала. А сама использовала факт взрыва как официальный повод для бомбардировки Ливии через 10 дней. В принципе, вина Ливии не доказана до сих пор. После этого, а особенно после взрывов американского самолета над Локерби в 1988 году и французского самолета UTA над небом Нигера со 150 пассажирами на борту в 1989 году, и обвинением Ливии в этих терактах привели к изоляции Ливии в середине 1990-х не только со стороны США, но и со стороны ООН и Евросоюза.

В данный период внешнеполитическая стратегия ФРГ в отношении стран-врагов Америки мало чем отличалась от позиции самих США. Поэтому ФРГ свела свои политические контакты с этой страной к минимуму.

Такого рода «застой» продолжался до 2001 года, однако, как известно ничто так не постоянно, как торгово-экономические интересы. Известен факт того, что экономические санкции 1992—1993 годов не запрещали торговать с Ливией. Особенно привлекательной для ФРГ оставался нефтяной сектор Ливии. Как известно, Ливийский нефтяной рынок практически полностью ориентирован на снабжение этим сырьём стран Европы, в частности — Италии, Германии, Испании, Франции, Великобритании, Бенилюкса и др., потребность которых в ливийской нефти оценивается в 1 млн баррелей в сутки, что составляет 77 % нефтедобычи этой страны (на начало 1999 г. Ливия добывала 1,3 млн баррелей в сутки). Ливия имеет все данные, чтобы привлечь нефтяные компании, планирующие осуществление недорогих проектов. Наличие довольно крупных месторождений, нуждающихся в разведке и разработке, в сочетании с хорошо развитой инфраструктурой для транспортировки нефти внутри страны и её экспорта в Европу является неплохой предпосылкой привлечения иностранных инвесторов.

Поэтому если политические контакты оставались замороженными, наметилась тенденция к продолжению экономического сотрудничества, несмотря на существовавшие санкции. Это касалось не только ФРГ, а Европы в целом.

Поэтому к концу XX века сложилась такая ситуация, когда, и Ливия и Европа понимали, что судьба санкций предрешена и поэтому ООН во многом закрывала глаза на множество нарушений их условий. Нужен был лишь встречный шаг со стороны Каддафи. Он согласился выдать двух обвиняемых в теракте над Локерби, и сразу же последовали ответные шаги со стороны Евросоюза. Канцлер Германии Герхард Шрёдер лично направил ливийскому руководству приглашение на апрельскую (1999 г.) встречу министров иностранных дел стран ЕС и Средиземноморья в Штутгарте[2]. Это были первые симптомы урегулирования официальных двусторонних отношений.

Однако здесь существовала старая проблема — Ливия все ещё не взяла на себя ответственность за взрыв Западно-Берлинской дискотеки в 1986 году. 27 мая 2001 года журнал «Новое время», напечатал статью, где говорилось, что согласно немецкой газете «Франкфуртер альгемайне цайтунг», во время визита 17 марта советника канцлера ФРГ по внешнеполитическим вопросам Михеля Штайнера в Ливию, Каддафи признался, что Ливия приняла участие во взрыве дискотеки «La Belle». Первоначально, реакция на статью произвела эффект разорвавшейся бомбы — почему немецкий народ узнал это не от самого Штейнера, а лишь во время визита его в США[3].

Дальнейшие события последовали как по маслу. 10 августа 2004 года мировые СМИ сообщили о согласии Ливии выплатить компенсацию жертвам взрыва в германской дискотеке «Ла Белль» в 1986 году. В связи с этим представитель Главного народного комитета по внешним связям и международному сотрудничеству разъяснил агентству ДЖАНА, что никаких официальных переговоров по этому поводу между Джамахирией и Германией не было. Переговоры ведутся между Благотворительным фондом Каддафи и семьями пострадавших при взрыве. Сумма компенсации составила 35 миллионов долларов. Представитель германского правительства в своем заявлении отметил, что это проложило путь к нормализации двусторонних отношений, сообщив, что «в ближайшие недели» канцлер Германии Герхард Шрёдер отправится в Ливию с визитом. Местные аналитики полагают, что достижение консенсуса по вопросу компенсаций является результатом того, что Ливия и Германия необходимы друг другу как с политической, так и экономической сторон.

Германия может воспользоваться возникшей возможностью для получения ещё больше выгод при развертывании коммерческой и инвестиционной деятельности в Ливии. Германские инвесторы рассчитывают на подписание с ливийской стороной ещё больше контрактов благодаря нормализации двусторонних отношений. Ливия — важный поставщик нефти в Германию. 14 процентов годового импорта нефти ФРГ поступает из Ливии. По неполным данным статистики, запасы нефти Ливии превышают 36 млрд баррелей. Она для Германии, характеризующейся большой зависимостью от импорта энергии, несомненно, является важной нефтяной базой[4].

Наконец, вечером 14 октября 2004 в Триполи прибыл федеральный канцлер ФРГ Герхард Шрёдер. Он стал первым федеральным канцлером ФРГ, посетившим эту страну. Во время встречи с Г. Шрёдером лидер революции показал ему карту минных полей и укреплений, оставленных в Ливии нацистской Германией во время Второй мировой войны с июня 1940 по январь 1943 года. Шрёдер посетил месторождение нефти в муниципалитете аль-Вахат, где работает немецкая нефтедобывающая фирма Винтерсхалл. В ходе визита подписано несколько соглашений об экономическом сотрудничестве в области энергетики. На пресс-конференции по итогам своего визита в Ливию Герхард Шрёдер сообщил, что пригласил Муаммара Каддафи посетить Германию. Шрёдер подтвердил готовность Германии поставить в Ливию оборудование для обезвреживания противопехотных мин 40-х годов, а также участвовать в строительстве госпиталя для жертв мин.

Во время визита в Ливию канцлер Германии Герхард Шрёдер открыл добычу новой нефти на одном из пяти месторождений Wintershall, разработанных в этой стране. Канцлера Германии сопровождал гендиректор Wintershall Рейнир Звитсерлот.

Wintershall занимается разведкой и добычей нефти в Ливии с 1958 г. За это время она пробурила здесь 120 скважин и инвестировала около 1 млрд евро. В результате последних разведочных работ Wintershall открыла в Ливии ещё два новых месторождения. В ближайшие три года она собирается инвестировать в эту страну более 300 млн евро.

В связи с ростом добычи углеводородов наблюдательный совет Wintershall вчера принял решение о реорганизации структуры управления компанией. Он решил разделить подразделение разведки и добычи.

Wintershall — крупнейшая нефтегазовая компания Германии, полностью принадлежащая химическому концерну BASF. Основные районы добычи углеводородов — Северная Африка и Южная Америка. В прошлом году компания добыла 6,1 млрд куб. м газа и 8,6 млн т нефти и конденсата. Её выручка в 2003 г. составила 5,3 млрд евро, прибыль после уплаты налогов — 433 млн евро. В Германии Wintershall имеет СП с российским «Газпромом», которое занимается строительством газопроводов и распределением газа. Немецкой компании в СП принадлежит 65 %, «Газпрому» — 35 %. Wintershall понравилось в Ливии. А глава местного подразделения включен в исполнительный совет компании[5]

Норвежская Norsk Hydro и германская Wintershall AG (100%-ная дочерняя компания концерна BASF) подписали соглашение о сотрудничестве в области разведки и добычи нефти и газа в Ливии, говорится в сообщении Norsk Hydro.

«По условиям соглашения, Hydro станет оператором на эксплуатационном этапе, если на шельфе Ливии будут сделаны промышленные открытия», — приводятся в сообщении слова Хьетиля Сульбрекке (Kjetil B. Solbrække), главы отдела развития бизнеса Hydro Oil & Energy.

В сообщении отмечается, что Norsk Hydro и Wintershall также рассматривают перспективы проведения поисково-разведочных работ на средиземноморском побережье Ливии и в бассейне Сирте (Sirte) к востоку от Триполи.

На первом этапе сотрудничество будет включать подачу совместных заявлений на участие в лицензионном раунде EPSA-4 (exploration and production-sharing agreement — подрядное соглашение на разведку и добычу типа соглашения о разделе продукции).

«За прошедшие шесть месяцев Hydro рассмотрел различные проекты в Северной Африке. Соглашение стало результатом этой работы и может привести к значительному расширению нашей деятельности в Ливии», — сказал Х. Сульбрекке[6].

Визит Шрёдера был важной вехой в нормализации отношений. Отныне у Германии и Ливии не осталось обоюдно-неразрешенных проблем и причин для конфронтации. Отличительным моментом в этой нормализации явилось то, что оно прошло наперекор интересам Соединенных Штатов, которая, видя, сближение Европы с Северной Африкой, попыталась неоднократно этому помешать. Яркий пример тому — закон ДАмато от 1996 года.

Здесь выявилась линия противоречий между США и Европой в целом. В принципе, это закономерный процесс. Как отмечает Анатолий Уткин в книге «Американская империя»: «Западная Европа не может просто причислить Сирию, Ливию, Иран, Ирак к некой „оси зла“ и базировать на этом свою политику. Ведь речь идет о регионе-соседе, с которым у ЕС стабильные экономические отношения (не говоря уже об общем историческом прошлом). Европейский союз как раз именно сейчас развивает свою „средиземноморскую“ политику, создает основу введения всего этого региона в сень геополитического влияния Брюсселя. В результате возникает не только несовпадение интересов, а их определённое противостояние на региональном уровне»[7].

26 апреля 2006 Томске состоялась встреча президента России Владимира Путина и канцлера Германии Ангелы Меркель. Ожидается, что по её итогам будут подписаны договора с немецкими партнерами в рамках обмена активами по проекту СЕГ. Имеется в виду соглашение о сотрудничестве с германским BASF и его дочерней компанией Wintershall о вхождении последней в проект разработки Южнорусского месторождения, где компания получит 35 %. В обмен Газпром увеличит с 35 до 50 % минус одна акция свою долю в европейском сбытовом СП WINGAS, а также получит доли участия в проектах дочерней компании BASF — Wintershall — в Ливии.

Напишите отзыв о статье "Торговые отношения Ливии и ФРГ"



Примечания

  1. Егорин А. З. История Ливии, XX век. — М.: Институт востоковедения, 1999. — с.177-178.
  2. Сергеева О. Ливия начинает и выигрывает// Нефть России. — 1999. — № 6, с. 16.
  3. Карл Куяс-Скрижинский. Взрыв после взрывов//Новое время. — 2001. — № 21.
  4. [www.russian.xinhuanet.com/htm/08121916301.htm «Мертвый узел» в ливийско-германских отношениях был развязан.]
  5. ВЕДОМОСТИ, 16.12.2004, № 231 (1271)
  6. [www.neftegaz.ru/lenta/show/49825/ Norsk Hydro и Wintershall: вместе мы сила!]
  7. Уткин А. И. Американская империя. — М.: Издательство Эксмо, 2003. — с.346-347.

Отрывок, характеризующий Торговые отношения Ливии и ФРГ

Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]