Торокова, Ирина Семёновна
| Ирина Семёновна Торокова | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
20 декабря 2000 (32 года) |
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: |
лексикология хакасского языка |
| Учёная степень: | |
| Альма-матер: | |
Ирина Семёновна То́рокова (10 сентября 1968, с. Чиланы Таштыпского района Хакасской автономной области — 20 декабря 2000, Стамбул) — тюрколог, исследовавший лексикологию хакасского языка, в частности глагольную синонимию, а также вопросы лексикографии.
Биография
Родилась в с. Чиланы Таштыпского района Хакасской автономной области (с 1991 г. — Республика Хакасия). Умерла 20.12.2000 в г. Стамбул (Турция). В 1987 г. Торокова И. С. поступила учиться на филологический факультет Абаканского государственного педагогического института (АГПИ), через год перевелась в г. Казань на факультет татарской филологии и восточных языков Казанского государственного университета. Окончила университет в 1993 г. с рекомендацией для поступления в аспирантуру. Научным руководителем её дипломной работы по лексической глагольной синонимии в татарском и хакасском языках была доктор филологических наук, профессор, академик АН РТ Диляра Гарифовна Тумашева. В 1993—1994 гг. И. С. Торокова работала научным сотрудником Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории (ХакНИИЯЛИ). В 1994—1997 гг. обучалась в очной аспирантуре Института истории, языка и литературы Уфимского научного центра Российской академии наук (ИИЯЛ УНЦ РАН). В 1998 г. защитила кандидатскую диссертацию по теме «Глагольная синонимия хакасского языка», подготовленную под научным руководством докт. филол. наук, проф., академика АН РБ Зиннура Газизовича Ураксина. В 1998 г. продолжила работать в секторе языка Хакасского НИИЯЛИ. В 2002 году в г. Уфа рукопись диссертационной работы Тороковой И. С. была опубликована отдельной книгой под научным редактированием академика АН РБ З. Г. Ураксина.
Напишите отзыв о статье "Торокова, Ирина Семёновна"
Литература
Отрывок, характеризующий Торокова, Ирина Семёновна
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
