Тосканская марка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тосканская марка
Маркграфство

846 — 1115



 



Италия в 1000 году.
Столица Лукка
Династия Бонифациев
Маркграф Тосканский
 - (846—884) Адальберт I
 - (1076—1115) Матильда Тосканская
К:Появились в 846 годуК:Исчезли в 1115 году
Государства Тосканы
АреццоВольтерраГроссето
Луккагерц. ЛуккаМасса и КаррараПизаПистойяПратоПьомбиноСиена – Тосканская маркавел. герц. ТосканаФлоренция (респ.)Флоренция (герц.)ФьовичиноЭтрурия

Тосканская марка (или Тосканское маркграфство) — марка, созданная Каролингами на землях бывшего Лангобардского королевства. На севере она граничила с Итальянским королевством, на востоке и юге — с Папской областью, на западе омывалась Лигурийским морем. Сама марка представляла собой набор графств (в основном в долине Арно).





История

Первым маркграфом Тосканским был Адальберт I, который получил этот титул в 846 году. Его дед и отец — Бонифаций I и Бонифаций II — также были носителями высоких титулов и контролировали большинство графств региона. Их потомки контролировали марку до 931 года; в конце IX — начале X веков поддержка маркграфа Тосканы была важна для любого кандидата на трон короля Италии.

В 931 году Гуго Арльский, сделавшийся королём Италии, сместил потомков Бонифациев в рамках своих усилий по консолидации наиболее важных владений в Италии в руках своих родственников. Он даровал Тоскану своему брату Бозо; марка оставалась под управлением потомков Бозо вплоть до 1001 года, маркграфы Тосканские продолжали играть важную роль при выборе короля Италии.

В 1027 году за оппозицию в вопросе избрания его итальянским королём Конрад II сместил очередного тосканского маркграфа из числа потомков Бозо, и передал марку своему стороннику Бонифацию. Бонифаций объединил под своей рукой всё наследие Каносского дома и передал его по наследству своей дочери Матильде. Матильда назначила наследницей своих ленных земель и поместий Римскую церковь, однако это был столь лакомый кусок, что «наследие Матильды» на несколько веков стало объектом борьбы между Папами и Императорами; новых «маркграфов Тосканских» уже не назначалось. Во время этой междоусобицы ряд территорий бывшей Тосканской марки развились настолько, что стали самостоятельными государственными образованиями.

Маркграфы Тосканские

См. также

Напишите отзыв о статье "Тосканская марка"

Литература

  • Бульст-Тиле Мария Луиза, Йордан Карл, Флекенштейн Йозеф. Священная Римская империя: эпоха становления / Пер. с нем. Дробинской К.Л., Неборской Л.Н. под редакцией Ермаченко И.О. — СПб.: Евразия, 2008. — 480 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-8071-310-9.
  • Фазоли Джина. Короли Италии (888—962 гг.) / Пер. с итал. Лентовской А. В.. — СПб.: Евразия, 2007. — 288 с. — 1 000 экз. — ISBN 978-5-8071-0161-8.

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/NORTHERN%20ITALY%20900-1100.htm#_Toc265304286 MARCHESI of TUSCANY] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 1 октября 2010.

Отрывок, характеризующий Тосканская марка

Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.
Окончив ектенью, дьякон перекрестил вокруг груди орарь и произнес:
– «Сами себя и живот наш Христу богу предадим».
«Сами себя богу предадим, – повторила в своей душе Наташа. – Боже мой, предаю себя твоей воле, – думала она. – Ничего не хочу, не желаю; научи меня, что мне делать, куда употребить свою волю! Да возьми же меня, возьми меня! – с умиленным нетерпением в душе говорила Наташа, не крестясь, опустив свои тонкие руки и как будто ожидая, что вот вот невидимая сила возьмет ее и избавит от себя, от своих сожалений, желаний, укоров, надежд и пороков.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное, с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась богу о том, чтобы он помог ей.
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.