Тот

Тот ()
Мифология:	Древний Египет
Греческое написание:	Θόουτ
В иных культурах:	Гермес
Пол:	мужской
Местность:	Древний Египет
Занятие:	бог мудрости, знаний, письма, Луны и магии
Происхождение:	Гермополис
Отец:	нет (либо Хор)
Мать:	нет (либо Хатор)
Супруг(а):	Маат
Атрибуты:	палетка
Характерные черты:	голова ибиса или павиана

ТотТот

Тот (иначе Теут, Тут, Туут, Тоут, Техути, Джехути др.-греч. Θώθ, Θόουτ от егип. ḏḥwty, возможно произносится ḏiḥautī) — древнеегипетский бог мудрости, знаний, Луны, покровитель библиотек, ученых, чиновников, государственного и мирового порядка. Является одним из самых ранних египетских богов.

Он изображался, как правило, в виде человека с головой ибиса, в руках он держал посох и анх. Однако кроме этого варианта было множество других вариантов его изображения. Священными животными Тота были павиан и ибис.

Основным центром почитания Тота был Шмун, или Эшмунен (Гермополь Великий).

Считается, что Маат была женским дополнением Тота.

Сферы влияния

Ранние представления

Культ Тота происходил из города Шмун, или Эшмунен (Гермополь Великий), там же был центр его почитания. Изначально в этом городе был распространен культ зайца. Он был вытеснен из города культом Тота, а из всех священных животных, почитавшихся там (павиана, змеи и восьми божеств-лягушек), продолжили почитать только павиана, бывшего ведущим животным на праздниках фараона, уже в качестве воплощения Тота.

Первоначально почитался в качестве ибиса, возвещавшего разлив Нила и уничтожавшего гадов. Возможно, тогда же он был астральным богом и следил за равновесием на небе. Кроме того, в Текстах пирамид Тот был богом, желавшим быть помощником царя в загробном мире. Цари очень желали его помощи, но его конкретная роль в тех верованиях из текста не ясна.

В первоначальной системе верований Тот-Луна считался левым глазом Хора (Солнце считалось правым глазом Гора), повреждённым в ходе сражения с Сетом. Позже, в эпоху Древнего царства, Тот трансформировался в самодостаточного бога, которого иногда называли сыном Ра. Тем не менее, его продолжали считать языком Птаха и сердцем Ра.

Представления во время расцвета Древнего Египта

Позже его представляли в первую очередь как мудрейшего бога, изобретателя иероглифов, письменности и календаря, автора священных книг, покровителя библиотек, мага, покровителя ученых и чиновников. С ним связывалось знание всех наук, особенно магии. Как бог Луны, он был заместителем бога Ра. Он был членом триады Птах-Хор-Тот, позднее трансформировавшейся в Ра-Хор-Тот. Кроме того, он был богом слова, его слова приводили к действиям (в качестве бога слова он имел титул «могущественный в речах»). Согласно древнеегипетской мифологии, он создал весь мир словом.

Будучи богом Луны (эти функции всё больше переходили сыну Амона Хонсу) с титулом «Серебряный Атон», полученным в период Позднего Египта, Тот через фазы этого небесного тела был связан с любыми астрономическими или астрологическими наблюдениями, что и вызвало в итоге превращение Тота в бога мудрости и магии. В династический период постепенно забывалась роль Тота как творца, а всё больше подчеркивалось то, что он создал письменность, был богом мудрости, сохранял баланс между днем и ночью в начале вселенной, был судьей между Гором и Сетом и имел абсолютную беспристрастность и справедливость. В какой-то момент Тот фактически стал руководить судом мертвых вместо Осириса.

Тот в иероглифах

Тот в Книге Мертвых, в руках у него тросточка и палетка

Его считали создателем письма, покровителем архивов, Гермиопольской библиотеки и писцов. Помимо письменности, он считался изобретателем или учредителем большинства религиозных и повседневных обрядов. Поэтому он опекался измерениями и разнообразными событиями, происходящими в мире. В пантеоне богов он занимал почётное место писца, секретаря и визиря верховного бога Ра, и вместе с богиней справедливости и порядка Маат во время небесного путешествия Ра стоял сразу за ним.

В качестве протоколиста Тот присутствовал на суде мёртвых Осириса. Занимая особое место среди древнеегипетских богов, он был могущественнее Осириса и даже бога Ра. Он был крайне важным богом в Книге мертвых: там он называется «Писец Маата в энеаде богов», на изображениях в Книге Мертвых у него в руках инструменты для письма: палетка и палочка из тростника. Считался автором ряда заупокойных текстов.

Поздние представления

Во время Третьего переходного периода, когда Гермополь стал играть важную роль в египетской политике, культ Тота становился всё более популярным. Растущая популярность Тота привела к появлению новой интерпретации мифа о творении, основанного на принципах Огдоады — Тот в образе ибиса снёс яйцо, из которого на свет появился Ра/Хепри/Атум/Нефертум. Модификацией этого мифа стал миф о рождении Ра из Золотого яйца, снесённого гусём.

В эллинистический период его считали создателем священных книг, включая Книгу Дыхания.

Миф об изменении календаря

Тоту также приписывали изобретение года, состоящего из 365, а не 360, дней. Согласно Плутарху, он выиграл эти пять дополнительных дней, составлявших 1/72 года, в игре в кости, и, добавив их в конец года, посвятил их празднествам в честь Осириса, Сета, Хорура, Исиды и Нефтис (Нефтиды) — богов, родившихся именно в эти пять дополнительных дней (поздний вариант мифа повествует о том, что богине Нут было запрещено рожать в 360 календарных дней, поэтому её дети появились на свет на протяжении пяти дней, выигранных Тотом).

Египтяне также верили, что он вел счет времени и создал его разделение на месяцы и годы. Тот имел титул «владыка времени», и считался одним из его богов наряду с Хех.

Изображения

Священными животными Тота были птица ибис и обезьяна (павиан). Чаще всего он изображался в образе человека с головой ибиса, в руках у него был скипетр и анх. В других изображениях он, как лунный бог Аах, изображался как мумия с локоном волос Гарпократа, на таких изображениях у него были месяц и полная луна, а в руках — различные атрибуты Осириса.

Иногда встречаются изображения Тота в образе павиана, так как эта обезьяна считалась весьма разумным созданием. Павиан играл важную роль в Книге мертвых, в ней он показан восседающим на опоре весов, на которых взвешивались души. Роль павиана заключалась в наблюдении за весовой стрелкой, если стрелка показывала равновесие, то он сообщал эти данные Тоту. Генрих Карл Бругш считал, что павиан — олицетворение Тота в качестве бога равновесия и павиан был символом двух равноденствий: осеннего и весеннего. Павиан был связан с Луной, что подтверждается изображениями, где на голове у павиана полумесяц и диск. Также он был представителем Тота как «владыки божественных слов и писца богов», что доказывается изображением, где он держит в лапе палетку Тота и письменный тростник и именуется вышеуказанными титулами.

Головные уборы

Поскольку Тот был летописцем, на некоторых изображениях у него на голове был полумесяц, на других изображениях он носил корону Хемхемет, на которой были кобра, рога, солнце и прочее. Как у бога, который считал годы и время вообще, на некоторых изображениях у него на голове были полумесяц и диск. Он был воплощением одного из вариантов богов Ин-Хера и Шу, поэтому на части изображений у него на голове были короны этих богов. На некоторых изображениях Тот носил двойную корону Юга и Севера.

Происхождение

Согласно старой легенде, Тот был сыном бога Гора, семя которого попало в тело бога Сета с помощью листьев салата. Это семя проросло, в результате чего родился Тот, вышедший из Сета через его лоб. Есть и другая версия, согласно которой Сет вынул из своего лба золотой серп, который Тот у него отнял и положил на свою голову как украшение. Первый вариант этой легенды был отвергнут доктором Гардинером, по мнению которого, Тот пришел из места под названием Джхути.

Помощники Тота и его фараоны-тезки

Считалось, что помощником Тота был павиан по имени Астенну (или Истен), один из четырёх павианов, наблюдающих за судом Осириса в загробном мире (Дуат) и иногда считавшимся воплощением самого Тота. Богиня письменности Сешат обычно считалась дочерью Тота, хотя иногда выступала в качестве его жены.

Во время Второго переходного периода один из фараонов XVI династии носил имя Джехути, то есть Тот. Имя Тота также входило в состав имён четырёх могущественных фараонов XVIII династии — Тутмосидов, в том числе Тутмоса III (Джехутимесу III).

Места почитания

Основным центром почитания Тота был Шмун, или Эшмунен (Гермополь Великий). Именно в этом городе находился главный храм Тота.

Храмы Тота также были в: Бахе, Пер-абе, Урите, Та-уре, Талмисе, Пселкете, Сепе, Хате, Иа-джа-Мутете, Имен-хери-ибе, Та-кенсе, Рехуи, Хесерте и Абидосе.

В эпоху Третьего переходного периода и Позднего Царства Гермополь становится столицей Египта, что позволяет культу Тота выйти на новый уровень. В честь Тота в Гермополе миллионы ибисов были подвержены мумификации.

Отождествления

У древних греков мудрости покровительствовала богиня Афина, а не бог, поэтому Тот был отождествлён ими с Гермесом, которому ранее такие функции не приписывались. Результатом взаимного воздействия египетской и эллинистической культур стало возникновение мифологического образа Гермеса Трисмегиста (Hermes Trismegistos, «Гермеса Триждывеличайшего»), центральной фигуры герметизма и легендарного основателя алхимии.

Тот также ассоциировался с римским Меркурием.

См. также

• Список египетских богов

Литература

• Тураев Б. А. Тот, древнеегипетский бог // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Бадж, Эрнст Альфред Уоллис. [books.google.ru/books?id=pZHOAAAAQBAJ&pg=PA444&dq=Джехути&hl=ru&sa=X&ei=PEYSVfDcEIbMyAPEuoGABQ&ved=0CGoQ6AEwDg#v=onepage&q=%D0%A2%D0%BE%D1%82&f=false Тот, бог мудрости и его спутники] // [books.google.ru/books?id=pZHOAAAAQBAJ&dq=Джехути&hl=ru&source=gbs_navlinks_s Древний Египет: духи, идолы, боги]. — Litres, 2013. — С. 147-152. — ISBN 5457408183.
• Бадж, Эрнст Альфред Уоллис. [books.google.ru/books?id=kv3rCQAAQBAJ&pg=PA431&dq=Джехути&hl=ru&sa=X&ei=dBWZVf6-B-S0ygOx7bGwAQ&ved=0CCkQ6AEwAg#v=onepage&q=%D0%A2%D0%BE%D1%82&f=false Глава 13] // [books.google.ru/books?id=kv3rCQAAQBAJ&dq=Джехути&hl=ru&source=gbs_navlinks_s Боги египтян. Царство света, или Тайны загробного мира]. — Litres, 2015. — С. 416-434. — ISBN 5457827887.
• Свистунова, Кристина. [www.hist.bsu.by/images/stories/files/nauka/Scriptorium/2/Svistunova.pdf Краткий список главных божеств Древнего Египта] // SCRIPTORIUM: история древнего мира и средних веков: толковый словарь.
• [www.mifinarodov.com/t/tot.html Тот] / Р. И. Рубинштейн // Мифы народов мира : Энцикл. в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев. — 2-е изд. — М. : Советская Энциклопедия, 1988. — Т. 2 : К—Я. — 719 с.</span>

Ссылки

• [ru-egypt.com/sources/molitva_totu,_papirus_anastasi_v Молитва богу Тоту о ниспослании умения хорошо писать.]
• [ru-egypt.com/sources/gimn_totu._papirus_anastasi_iii Гимн Тоту. Папирус Anastasi III.]

Отрывок, характеризующий Тот

Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?